Слезы пустыни - Халима Башир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Доктор Халима Башир? — спросил старший по рангу. — Доктор Башир?
Я кивнула. Странный вопрос. Он прекрасно знал, кто я такая, поскольку мы уже не однажды разговаривали: это был один из полицейских из отделения при больнице, он занимался формулярами. Он полуобернулся к офицеру в штатском, стоявшему позади него:
— Ну да, это она.
— Вам придется пройти с нами, — без всякого выражения объявил офицер в штатском.
— В чем дело? — спросила я, стараясь не выдавать своего страха. — Что вам от меня нужно?
Долгое время он просто смотрел на меня. Я представила себе его мрачные, безжизненные глаза за зеркальными очками. (На всех четверых были зеркальные очки. Солнцезащитные очки и темные костюмы в западном стиле — это была их ультрамачистская, ультракрутая униформа.) Тем же самым взглядом они смотрели на нас в университетском городке, когда пришли закрывать его. Это было бы смешно, если бы не было так страшно.
— Не задавайте вопросов, — проговорил он. — Просто делайте, как вам приказано.
— Могу ли я хотя бы переодеться? — На мне был хирургический костюм — латексные перчатки, резиновые боты, белый халат и сетка для волос.
— Хорошо. Переодевайтесь. Но быстро.
С колотящимся от страха сердцем я направилась в раздевалку для персонала. Я сняла рабочую одежду. Руки дрожали, когда я пыталась стянуть окровавленные перчатки. Разум лихорадочно работал: что я сделала? Что я сделала, чем привлекла их внимание? Куда бы они меня ни повезли, в глубине души я знала, что ничего хорошего ждать не приходится. Господи помилуй, что же я такого сделала?
Я последовала за четверкой к ожидавшей нас машине — блестящей новенькой «Тойоте ленд крузер», белой, с темными тонированными стеклами. Меня посадили сзади. Двое сели рядом со мной, слева и справа. Тот, что говорил со мной и явно возглавлял группу, занял место рядом с шофером. Когда мы отъезжали от больницы, никто не произнес ни слова. Стекла машины были такими темными, что снаружи было ничего не разглядеть. Мало кто видел, как меня увозят, и я молилась о том, чтобы вернуться целой и невредимой.
Шофер быстро прокладывал путь среди других машин. Мужчины безмолвно смотрели перед собой. С каждой минутой мой страх нарастал. Куда же меня везут? И почему? Что я сделала? Что я такого сделала, чтобы спровоцировать их? Я знала, что эти люди способны на что угодно. Всемогущая тайная полиция была печально знаменита своей беспощадностью. Они станут оскорблять меня? Пытать? Или еще хуже? Во время этой долгой безмолвной поездки я пыталась подготовиться к любому повороту дела.
Мы проезжали мимо хашминского базара, и у меня мелькнуло воспоминание: чернокожий, которого изувечили за то, что он восстал против араба, открыто назвавшего его рабом. Полицейские разбили ему голову и уволокли с собой. Возможно, они пришли за мной по тем же причинам. Возможно, они пришли потому, что я спасала жизни чернокожих, пострадавших на войне. Возможно, потому, что я стала известной из-за этого. Возможно, меня наказывали всего лишь за помощь моему народу.
Мы выехали из центра и направились в пригород. Тишина сделалась невыносимой.
— Куда вы меня везете? — спросила я.
Никто не ответил. Я попыталась спросить снова.
— Заткнись, — отрезал один из них. — Тебе не разрешено задавать вопросы.
Я ожидала такого ответа. В глубине души я догадывалась о пункте назначения. Все в моей стране знали, куда они забирают людей. Это должен был быть «дом-призрак» — здание, похожее на любое другое, но на самом деле — тайная тюрьма. Такие места предназначались для того, чтобы скрывать и «терять» жертв.
Мрачное, безмолвное путешествие длилось минут сорок. Водитель определенно знал, куда едет, потому что указаний ему никто не давал. Наконец мы затормозили у совершенно невинного с виду одноэтажного дома с крашеным деревянным забором, окружавшим большой лиственный сад. Машина, хрустнув гравием, остановилась на подъездной дороге.
— Выходи, — приказал тот, что сидел впереди.
Я вышла и со страхом огляделась.
— Следуй за мной, — приказал сидевший впереди. — И тихо. Без глупостей. Не вздумай орать или визжать. Никто не услышит. А даже если услышит, не поможет.
Меня привели в темную комнату, голую, если не считать свисавшей с потолка лампочки. Там были стол и два стула, стоявших друг напротив друга. Больше в ней не было ничего. Мне приказали сесть.
Главный устроился напротив меня, другие разошлись по углам комнаты. Опять тишина. Человек напротив смотрел на меня в упор. Все, что я могла слышать, — их дыхание и скрип пола под ногами. Вспыхнула зажигалка; комната снова потемнела. Но стук моего сердца заглушал всё.
Именно я наконец нарушила тишину.
— Зачем… Почему я здесь?
Внезапно стоявшие взорвались криком:
— ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ!
— МОЛЧАТЬ!
— ПОПРИДЕРЖИ ЯЗЫК, ДУРА!
— БЕЗ ВОПРОСОВ!
Опять тишина, темная и пугающая. Крики звенят у меня в ушах. Сердце колотится так, словно вот-вот взорвется. Сидящий напротив смотрит в упор. Тусклый свет от единственной лампочки погружает его глазницы в глубокую тень — это маска, череп. Теперь лицо заговорило, голос — тихий, без малейшего признака эмоций. Черты лица, лишенного какого-либо выражения, так же безжизненны, как и обращенные ко мне слова:
— Смотри на меня внимательно и слушай, что я скажу. Я не хочу повторяться. Я не хочу говорить это дважды. Я не хочу, чтобы ты пропустила хоть слово.
Я взглянула на него. Я пыталась храбриться:
— Кто вы такие, чтобы вот так взять и увезти меня?
Опять вопли от стен.
— МОЛЧАТЬ!
— СКАЗАНО ТЕБЕ — НИКАКИХ ВОПРОСОВ!
— ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ!
— ПОПРИДЕРЖИ ЯЗЫК, ДУРА!
— Ты — загавский доктор! — завопил череп напротив, тыча в меня пальцем. Лицо мгновенно превратилось в маску ярости. — Ты — этот самый загавский доктор! Та самая загавская врачиха! Не отнекивайся! Мы знаем всё. Всё! Мы всё это знаем!
— Так почему вы спрашиваете меня? — возразила я, стараясь не показывать ему своего ужаса. — Зачем всё это тогда? Какой смысл, если вы всё знаете?
Опять вопли от стен. Опять ярость, угрозы, оскорбления. Затем звук приближающихся сзади тяжелых шагов. Я вздрогнула, ожидая удара. На стол передо мной с тяжелым хлопком что-то упало — объемистая папка.
— Вы бы проявили уважение… Доктор Халима Башир, — прошипел череп напротив. Он взял дело и прочел мое имя,
