Путешествие Иранон (СИ) - Мелисса Альсури
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем буря становилась всё сильнее, норовя погребсти меня в своих песчаных курганах. Бежать было некуда, море казалось недостижимо далёким, а Руб-эль-хали всё ближе, плавно скрывая под собой исконные земли.
«Береги свое время», так сказала ведьма, но это не представлялось мне возможным.
Одинокое, бессмысленное существование норовило растянуться на долгие-долгие года, но ни одна душа, ни одна живая плоть не торопились мне помочь, показать путь к родным. Не хотели и не могли понять меня, мою боль и беду, они не видели проблемы, не видели той кровоточащей раны, что наносила мне отчуждённость от потерянного когда-то дома. Родины далёкой, но такой важной, что без нее всё теряло смысл.
В последний раз разлепив глаза, я увидела, как огромная охристая волна подступает ко моим ногам, собираясь поглотить мое бренное тело горячим, пыльным вихрем. Прижав руки к груди в молебном жесте, я ощутила, как под курткой дрогнула трубка. Деревянная, резная, с длинным мундштуком, который я настолько часто держала в руках, что могла бы вспомнить каждый ее изгиб и переплетение рисунка на выхолощенной поверхности. Сжав находку в руках и крепко зажмурившись, я напомнила себе о том, кому она принадлежит, заставляя неповоротливый во сне разум сосредоточиться на казалось бы простой вещи. На человеке, что в моем одиночестве был спасительной паутинкой.
Точно, трубка, у меня есть трубка, точнее… у меня есть нечтобольшее.
Открыв глаза, я обнаружила над собой каменный свод потолка в отблесках пламени. Тело казалось слабым и немощным, горло саднило, а из груди вырвался кашель, скрутивший меня жутким приступом. Кто-то, тихо проскользнув ко мне, осторожно приподнял за плечи и поднес ко рту край металлической кружки с теплым отваром. Мягкий женский голос зашептал почти умоляюще.
— Пей, прошу тебя, пей пока можешь.
Зубы неприятно щелкнули о металл, отдавшись болью, но я послушно начала пить лекарство, чувствуя, как тепло, разливающееся под ребрами, постепенно смягчает боль в груди. Юва дрожащими руками помогла мне присесть и вновь немного откашляться, аккуратно постукивая меня по спине.
— Молодец Иранон, ты умница, ты хорошо справляешься. Боги, наконец-то твоя температура спала.
Мне позволили притулиться к боку оборотницы, я положила голову на ее плечо и с облегчением выдохнула, прикрыв глаза. Смутное сознание вновь клонило в сон, но я упорно пыталась сосредоточиться на происходящем, с некоторым удивлением заметив, что лежу на узкой койке в крохотной келье без окон, укрытая плащом Вильгельма. Шмыгнув, я получила от Ювы еще носовой платок и, перехватив ее прохладную ладонь, положила ее себе на лоб. Несмотря на слова девушки, я всё равно ощущала собственный жар. Хотелось поскорее вылезти из-под мехового укрытия куда-то в прохладу, но едва ли оборотница позволила бы мне это сделать.
— Жарко, очень жарко.
— Я знаю, знаю, но так нужно, ты еще слаба, и хоть самое худшее позади, тебе предстоит еще долгое лечение.
Я хотела было запротестовать, но вновь закашлялась, пригнувшись к ногам. В глазах на миг потемнело, последние крохи сил ушли на то, чтобы остаться в сознании.
— Подожди, лекарство сейчас подействует, станет лучше, а я пока принесу бульона. Пока ты лежала в бреду, мы и не знали, как тебя накормить.
Аккуратно усадив меня к старому выцветшему гобелену на стене, Юва поднялась и повыше закрыла меня плащом. Ее лицо выглядело напряженным, тонкие шерстинки по линии роста волос то и дело выделялись на коже, в белесых, будто призрачных локонах, мелькнули лисьи уши.
— Красивые.
Оборотница вздрогнула, ее щеки в миг покраснели, бледная ладонь тут же пригладила волосы, стараясь унять звериную суть.
— Не хорошо это, беспокоюсь вот и…
Не договорив, Юва поджала губы, глубоко вдохнув, расправила плечи и уже спокойнее вышла из комнаты, оставив меня одну.
Вновь прикрыв глаза, я ощутила, как они болят, будто под веки засыпали песка. Огонь в маленьком камине на противоположной стороне кельи плясал, чуть треща поленьями, за гобеленом и каменной стеной слышался отдаленный вой ветра. В голове стало так мутно и туманно, что я даже не попыталась прислушаться к Мундусу, хоть и чувствовала прикосновение его силы. Едва внятное жужжание на краю сознания убаюкивало не хуже снотворного.
— Вот, Иранон, пей, только осторожно, он может быть еще горячим.
Юва выдернула меня из дремы, вновь приобняв и придержав передо мной глубокую тарелку наваристого бульона. Мои руки слушались плохо, и я даже не попыталась взять посуду сама, решив, что оборотница справиться с этим лучше, а выпив содержимое, вновь провалилась в сон, едва голова коснулась подушки.
Так прошло еще несколько дней, я не знала сколько именно, так как просыпаясь, не видела улицы и не чувствовала течения времени, тратя на лекарства, еду и естественные нужны максимум четверть часа, после чего вновь проваливалась в сон. Тело постепенно побеждало простуду, в краткие пробуждения я ощущала себя всё лучше и лучше, но, когда я попыталась побороть сонливость, Юва меня отчитала, сказав, что специально дает мне помимо отвара из тимьяна и корня алтея еще и настойку корня валерианы.
— Во сне телу легче бороться с болезнью, в тепле и покое, не шатаясь по прохладному замку.
Меня чуть было не запеленали в постели, опасаясь, что я всё-таки не послушаюсь и выйду из кельи, усугубив свою болезнь, но я убедила Юву в своем благоразумии. Спать откровенно надоело, сны хоть и не были пугающими и тяжелыми как в начале, всё равно приносили дискомфорт повторяющимися образами и дурацкими картинами, какие бывают при запоздалом пробуждении.
В следующий раз я проснулась уже не по своей воле, а от чужого шепота в келье. Мужчина что-то тихо объяснял Юве.
— Из-за непогоды корабли из Бельсдаля пока не могут попасть к нам.
— Какой ужас…
— Придется затянуть пояса, надеюсь, метель уляжется в ближайшие дни, в храме точно нет запасов?
— В горах сложно что-то выращивать кроме трав, мы всегда рассчитывали на помощь
