Михаил Ломоносов - Рудольф Баландин

Внезапно гром чрезвычайно грянул в самое то время, как я руку держал у железа и искры трещали. Все от меня прочь побежали, И жена просила, чтобы я прочь шел. Любопытство удержало меня еще две или три минуты, пока мне сказали, что шти простынут, а притом и электрическая сила почти перестала.

Только я за столом посидел несколько минут, внезапно дверь отворил человек покойного Рихмана, весь в слезах и в страхе запыхавшись. Я думал, что его кто-нибудь на дороге бил, когда он ко мне был послан; он чуть выговорил: профессора громом зашибло. В самой возможной страсти, как сил было много, приехав увидел, что он лежит бездыханен. Бедная вдова и ее мать таковы же, как он, бледны.

Мне и минувшая в близости моя смерть и его бледное тело и бывшее с ним наше согласие и дружба, и плач его жены, детей и дому столь были чувствительны, что я великому множеству сошедшегося народа не мог ни на что дать слова или ответа, смотря на того лице, с которым я за час сидел в Конференции и рассуждал о нашем будущем публичном акте.

Первый удар от привешенной линеи с ниткою пришел ему в голову, где красно-вишневое пятно видно на лбу; а вышла из него громовая электрическая сила из ног в доски. Нога и пальцы сини, и башмак разодран, а не прожжен.

Мы старались движение крови в нем возобновить, затем что он еще был тепл, однако голова его повреждена, и больше нет надежды. Итак, он плачевным опытом уверил, что электрическую громовую силу отвратить можно, однако на шест с железом, который должен стоять на пустом месте, в которое бы гром бил сколько хочет…»

Прервем текст. Как видим, даже в критические минуты, несмотря на сильное потрясение, Михаил Васильевич не терял самообладания и ясности мысли. Он сделал совершенно верный вывод: громоотвод следует ставить подальше от людей. А еще он вспомнил, что всего лишь час назад вместе с этим человеком «сидел в конференции и рассуждал о нашем будущем публичном акте». О каком докладе идет речь? Имеется в виду выступление, которое было назначено на начало сентября, где основной доклад должен был делать Рихман. Оно состоялось в конце ноября: Ломоносов прочел «Слово о явлениях воздушных от электрической силы происходящих».

За этой частью письма следует продолжение. Оно показывает сердечность и благородство Михаила Васильевича:

«Между тем умер господин Рихман прекрасною смертию, исполняя по своей профессии должность. Память его никогда не умолкнет, но бедная его вдова, теща, сын пяти лет, который добрую показывал надежду, и две дочери, одна двух лет, другая около полугода, как об нем, так и о своем крайнем несчастии плачут. Того ради Ваше превосходительство, как истинный наук любитель и покровитель, будьте им милостивый помощник, чтобы бедная вдова лучшего профессора до смерти своей пропитание имела и сына своего, маленького Рихмана, могла воспитать, чтобы он такой же был наук любитель, как его отец. Ему жалованья было 860 руб.

Милостивый государь! Исходатайствуй бедной вдове его или детям до смерти. За такое благодеяние Господь Бог Вас наградит, и я буду больше почитать, нежели за свое».

Завершается письмо несколько странной, на наш взгляд, просьбой:

«Между тем, чтобы сей случай не был протолковал противу приращения наук, всепокорнейше прошу миловать науки и Вашего превосходительства всепокорнейшего слугу в слезах Михаила Ломоносова».

Слухи о смерти Рихмана могли возбудить общественное мнение против исследований электричества вообще и атмосферного в частности. Сообщение Ломоносова решили на всякий случай отложить на следующий год.

Потребовалось вмешательство Ивана Шувалова. Он предложил не медлить, «дабы господин Ломоносов с новыми своими изобретениями между учеными в Европе людьми не упоздал». Доклад был читан в ноябре. В нем академики не усмотрели новизны, а потому не захотели его печатать. Только благодаря настойчивости Ломоносова он был опубликован.

Каких-то особых изобретений в этом труде не было. На гравюрах, сделанных по рисункам Ломоносова, показаны достаточно простые конструкции. Как было сказано в одной из подписей: «Выставлен был мною электрический прут на высоком дереве… который сквозь стеклянные тощие цилиндры был просунут и прикреплен к шесту шелковыми снурками. От него протянута была по обычаю проволока в окно и привешен железный аршин… Для наблюдения перемен стоял я близ аршина и… употребил топор, который к сему делу довольно пристроен… Выскакивали искры с треском беспрерывно… В сем состоянии внезапно из всех углов ее неравных бревен, бок окна составляющих, шипящие конические основания выскочили, и к самому аршину достигли, и почти вместе у него соединились».

В этом эксперименте он рисковал жизнью. И хотя его громоотвод был более или менее ординарен, прилагалось описание оригинального прибора, позволяющего измерять относительную силу электрического разряда: «Инструмент, которым можно определить самое большое действие электрической громовой силы… Вшед электрическая сила в металлическую трубку, отбивающею силою погонит кружок из полости и чем будет сильнее, тем больше прямой проволочки выйдет из полости. По окончании онаго действия проволочке прямой нельзя будет назад всунуться, затем что пружинки и зубцы не допустят». Предположим, после смерти Рихмана среди академиков не осталось специалистов по электричеству, кроме Ломоносова, и поэтому их не заинтересовали ни его опыты, ни предложенный им прибор. Столь же безразлично отнеслись они к его оригинальной гипотезе рождения молнии в результате трения частиц воздуха в противоположно направленных вертикальных потоках воздуха.

Более странно другое: они не обратили внимания на то, что он впервые обосновал существование таких потоков и высказал замечательные идеи о строении атмосферы и о причинах некоторых погодных аномалий.

Возможно, почтенные академики не пожелали отмечать эти открытия из-за неприязни к русскому коллеге, который был среди них, иностранцев, неким подобием белой вороны. Не исключено и то, что не нашлось ученого, сумевшего оценить его смелые идеи, которые будут заново открыты через много десятилетий.

…Ломоносов разрабатывал научные методы познания воздушной и каменной оболочек нашей планеты, создавая или внедряя соответствующие технические устройства, приборы, оборудование и приемы. Он плодотворно использовал научный метод при изучении Земли, исходя из своих общих философских представлений о жизни природы.

Вполне современно звучат многие его высказывания, обращенные к геологам (хотя в то время еще не было такой профессии). Например: «Трещины, переломы, отрывки, отвалины, щебень, все показывают и почти говорят: вот каковы земные недра… Пусть примечает их разное положение, цвет, тягость, пускай употребляет в размышлении совет от Математики, от Химии и общей Физики.