Танец масок - Мария Николаевна Сакрытина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эш, с тобой всё в порядке? — помолчав, спросил император. — Послушай, забирай своего Ричарда и езжайте в Виндзор. Или куда ты там хочешь. Месяц я тебя не побеспокою, даю слово. Туманного злодея мы сами найдём, демон он или нет, а вот если вдобавок ещё и мой волшебник чудить начнёт!.. Мне мир на границах нужнее. В столице всего-то пять-шесть человек погибло, а на границах они сотнями полягут, если твои заклинания работать перестанут…
— Не начну я чудить, — отмахнулся Эш. Потом поправился: — Не больше обычного. И никуда я не поеду. Я найду эту тварь и притащу её к тебе на поводке. А завтра я женюсь.
— На ком? — опешил император. — Твоя леди Вустермор тебе вчера…
— Вот на ней и женюсь.
— Она же тебе вчера отказала! — Тут император не смог сдержать улыбки, уж больно сцена на балу получилась… занимательная.
— Ничего. — Эш в упор посмотрел на него. — Император ты или нет? Твоё слово закон. Генрих, ты мне приказал найти невесту. Я нашёл. Давай, вписывай её имя куда там нужно вписать, завтра я поведу, а если понадобится, потащу её к алтарю.
— Эш! — обомлел император. — Она маркиза, а не гувернантка. Ты не можешь… Ты не должен!..
— Да что ты, Генри. А ты можешь? Ты ведь у нас Величество? Ну вот давай, пиши приказы, отправляй курьеров и что там ещё нужно. Достань мне эту женщину. Или она, или никто.
— Тебе самому придётся поговорить с её отцом, — обречённо вздохнул император. И тут же, в сердцах, воскликнул: — Я не могу приказывать моим поданным жениться или выйти замуж!
— Правда? — осклабился Эш.
Генрих отвёл взгляд.
— Эш, я понимаю, леди Вустермор красива и… что ещё ты в ней нашёл. Но не благородно это — насильно заставлять девушку выйти за тебя. Найди другую, вокруг тебя они десятками вьются, любая согласится, стоит тебе только дать знак…
— Вот и пусть вьются, а мне нужна эта, — упрямо заявил Эш. — Хочу.
Генрих сокрушённо покачал головой.
— Эш, ты ведь должен понимать: вы не будете счастливы в браке. Опомнись…
— Да что ты, прямо как Дикон! Счастливы?! — вспылил Эш. — Я ни с кем не буду счастлив. Так пусть хоть будет интересно.
— Интересно? Что, Эш? Ломать её? Женщины не игрушки, чтобы…
Эш фыркнул.
— Нет. Пусть рядом будет хоть кто-то, кто ненавидит то же, что и я: клетку. — А про себя добавил: «Мой дом не станет её домом. Она тоже будет тосковать. Как и я. Ну вот и отлично: пусть рядом будет хоть кто-то, кто меня понимает»
— Ты сумасшедший, — тоскливо вздохнул император, но, под взглядом Эша действительно достал брачную лицензию. — И поверь мне, если я хоть что-то понимаю… Ты ещё об этом пожалеешь.
* * *
Фрида проснулась около полудня, и в голове у неё было только одно: «Великая Флора, какие у него губы!»
Ещё по крайней мере полчаса, нежась в постели, она вспоминала его поцелуи, и это было так сладко-сладко, будило внутри что-то такое необычное и радостное, словно фейри нашёл внутри Фриды струну, о которой она раньше не подозревала, и играл на ней с виртуозностью менестреля. Фрида была не против. Больше того — она чувствовала, что в следующий раз, когда он появится в её сне, она сама бросится к нему в объятья. Потому что у него было то, что Фрида желала всем сердцем, но чему ещё не могла дать названия. Это что-то составляли губы, нежные и требовательные; волосы, мягкие и непослушные; даже его слова… Что он там говорил про магию? Фрида уже не помнила, да это было и неважно. А вот его губы…
«Я схожу с ума, — решила она, садясь на подушках. — Какие ещё губы? О, боги, вчера же был этот проклятый бал…»
При мысли о герцоге Виндзоре с его дурацким предложением настроение сразу испортилось. Фрида опустила ноги на пол, нашла домашние туфли и дёрнула за висящий над кроватью шёлковый шнур.
— Ванну, — сонно щурясь, приказала она появившейся Мире.
— Да, госпожа, всё уже готово. Я только ещё за кипятком сбегаю и…
— Не нужно, — перебила Фрида и зевнула. — А ты учишься.
— Да, госпожа, — улыбнулась девочка. — Понять, что вы любите принимать ванну совсем не сложно, раз я бегаю за водой по два раза в день.
— Не дерзи, — отмахнулась Фрида.
В соседней комнате действительно стояла ванна, достаточно глубокая и длинная, чтобы можно было в неё лечь. По её бортику шли какие-то пасторальные сцены пополам с перламутром — Фрида не обратила на них внимания. Мать любила всех этих златокудрых пастушек с овечками в руках, слишком, по мнению Фриды, красивых, неестественно пухленьких (настоящие пастушки были совсем не такие, как, впрочем, и овечки — а в Хэмтонкорте хватало и тех, и других, чтобы насмотреться). Фрида тронула воду, нашла её приемлемой, сбросила ночную сорочку и блаженно опустилась в ванну.
— Мира, достань моё ароматическое…
— Вот, госпожа. — Горничная подала ей шёлковый сверток.
Фрида хмыкнула, развернула сверток — на воду посыпались бутоны роз и засушенные фиалки. И те, и другие, словно по волшебству, набухали и раскрывались, становясь почти настоящими, свежими, будто только что сорванными. Фрида вдохнула сладкий цветочный аромат, удивилась, как камеристка смогла угадать е настроение и выбрать нужное масло, потом вяло отмахнулась от этой мысли и откинулась на бортик — Мира предусмотрительно подложила туда, в специальное углубление, сложенное вчетверо полотенце.
Уютно потрескивал огонь в камине. Фрида закрыла глаза, вдохнула, выдохнула и только потом тихо поинтересовалась:
— Что там моя мать?
— Ещё не вставали, госпожа. Они и леди Эвелина вернулись с бала очень поздно, в третьем часу. Но ещё вчера передали через экономку, чтобы вы были сегодня к обеду.
— В кляре? — фыркнула Фрида. — На золотом блюде? С яблоком в зубах? Обойдётся.
— Как скажете, госпожа.
Фрида зевнула. За окном что-то тихо, монотонно шептал дождь.
— А лорд Валентин?
— Они ещё вчера уехали, госпожа, в Зелёную обитель. Сейчас ведь праздник Цветения…
Фрида лениво вспомнила, что ей говорил это вчера дворецкий. И подумала, как забавно: этот самый праздник в столице совершенно игнорируют, когда та же Зелёная обитель в провинции пользуется сумасшедшим успехом, особенно у сельских…
— Постой. — Фрида села. — Лорд Валентин? В Зелёную обитель? Они уехали?
— Да, госпожа. Милорд и господин Уилл.
— Лорд Уилл, — машинально поправила Фрида. — Он наследник… Боги, мать
