Всё прекрасно. Всё чудесно - Ирина Бондарук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она коснулась пальцами застеленной постели и вспомнила, как он каждый раз падал на неё и, улыбаясь, звал к себе. Вспомнила, как нежно гладил её волосы. Как шептал о какой-то ерунде, которая была понятна только им. И они смеялись. Она никогда не слышала его смеха. Ей казалось, что это был вовсе не Малфой. Но ей было приятно слышать его томный голос в темноте, когда он шептал её фамилию.
Перевела взгляд на подоконник. По вечерам они забирались туда с ногами, не боясь услышать осуждения от эльфов или Нарциссы. Она пила чай, он предпочитал просто смотреть на неё. Они обсуждали насущные проблемы, с которым столкнулся Малфой в Хогвартсе. И даже от этого было больше тепла, чем от всего Мэнора.
Слишком много воспоминаний. Эта комната пропитана ими. И Малфоем. Надеюсь, что он не выветрится из Мэнора так же стремительно, как и закончились Рождественские каникулы.
Она устало опускается на край кровати, пытаясь придумать, чем же можно себя занять. Это ожидание весны без тебя, Малфой, будет слишком сложным. В особенности, для меня. Я надеюсь, ты приедешь, когда Роуз родится? Ведь ты не упустишь такого шанса, я верю. И надеюсь.
* * *
Нарцисса постаралась побыстрее вернуться в Мэнор после того, как проводила сына на поезд. Он выглядел подавленным. Но что она могла ещё сделать? Из них хотя бы один должен был окончить школу.
В поместье было тихо. Лишь сильный ветер завывал за окном и гнул ветки восстановленного можжевельника. Она пугалась даже своих шагов, когда шла к Гермионе. Она понимала её состояние. И настроение Драко тоже.
Она выглядела подавленно. Слишком одиноко, сидя на подоконнике. Разум упрямо дорисовывал образ сына, который сидел напротив неё. Сейчас она смотрит в окно и молчит. Это необычно, ведь за несколько недель она привыкла к их смеху. Который она слышала от Драко только в детстве.
Нарцисса подходит к ней. Опускает руку на плечо и сталкивается с её грустным взглядом. Да, милая, я тоже буду скучать по нему. Но ведь он вернётся. Совсем скоро. Просто нужно потерпеть. Ты же сильная, Гермиона. Ты выдержишь.
— Пошли на кухню? — с легкой улыбкой спросила Нарцисса, поглаживая девушку по спине.
— Но там ведь эльфы.
— Ничего, подвинутся, когда хозяйки придут. Может даже помогут. Пошли, — заговорчески шепчет женщина, слегка наклоняя голову вбок. Улыбается, словно девочка. Гермионе нужно было отвлечься. Хотя бы на мгновение. А пока она будет рядом, Грейнджер не придется скучать. Скоро ведь придется изучать всё, что касается ребенка. Так что дел девушке прибавится.
** февраля 1999 года.
— Да послушай же ты наконец! — кричит он. Он впервые кричал на Грейнджер, но она действительно начинала действовать на нервы. Она боязно замолчала, хотя в глазах то и дело прыгали чертята. Она была готова разорвать и Малфой понимал, что это было за дело. Но его злило настроение Грейнджер. Ему только-только удалось вырваться из Хогвартса, чтобы увидеть её, а она встречает криками.
— Слушаю, — как можно спокойнее говорит она, скрестив руки на груди. Затем — опускает их, вздергивает подбородок и опускается на край кровати.
— Я был вместе с Паркинсон, потому, что мне нужен был совет, — устало бормочет он. Малфой чувствовал себя так, словно был маленьким мальчиком, который разбил дорогущую вазу.
— А со мной было сложно? — выдыхает она. Грейнджер выглядела так, словно её ударили в грудь и она не могла дышать из-за этого. Он чувствовал вину. Бесконечную. Особенно, когда мать написала ему, что Грейнджер в слезах собирает свои вещи и бормочет, что он выбрал другую. Сколько ему сил понадобилось, чтобы убедить МакГонагалл, что он обязан поехать в Мэнор. А сколько он услышал в свою сторону — не счесть.
— Я не могу обсуждать с тобой то, что касается тебя же, — он подходит к ней и опускается рядом. Она тяжело дышит. Что ты успела придумать? Разве недостаточно того, что я приезжаю к тебе каждые выходные, как и обещал.
— М-м, — потянула она и отвернулась. — Наверное, обсуждали то, насколько сильно меня разнесло и как бы всё так обставить, чтобы ты смог с ней потрахаться, чтобы я не узнала?
И он засмеялся. Звонко. И так сильно, что Грейнджер даже опешила. Господи, ты настолько умна, что бываешь такой глупой.
— Как ты думаешь, — начал он, наконец отсмеявшись. — С Забини я могу обсудить то, что я могу тебе подарить на День Влюбленных? Ты представляешь, что он может предложить?
Она молчит, поджав губы. Злиться. Хоть мысленно и переваривает информацию. Малфой прекрасно понимает Грейнджер. Ведь она каждый день здесь и не знает, что происходит в Хогвартсе. И только Джинни может подкинуть дров в огонь её ревности и злости.
— И что? — упрямо продолжает она.
— Ну, я сомневаюсь, что тебе понравится пушистые тапочки. На этом его варианты кончились. Послушай, — он подсаживается к ней ближе. Аккуратно прикасается к руке, понимая, что она может отмахнуться. А он ведь скучал. И даже очень сильно. — Я ведь тебе уже говорил, что Малфои не любят изменять.
— Знаешь, при учёте сколько слухов ходило по Хогвартсу, что ты не останавливаешься на каждой юбке, неважно, какой это факультет…
— Ты была первая, — отведя взгляд, шепчет он. Возможно — в надежде, что она не услышит. В таком признаваться было сложно. Ведь это может показать его со стороны слабаком.
— Что? — спустя несколько минут молчания переспрашивает Грейнджер.
— Я не буду это повторять. Ты всё прекрасно слышала.
Вокруг повисла тишина.
— Что? — чёрт, Грейнджер, у тебя что, пластинку заело? Так поменяй. Ты уже слышала то, что я тебе сказал. Малфой злился. Сжимал в кулаки покрывало кровати и старался не смотреть на неё. Ему было стыдно, с одной стороны. Знаете, как сложно держать в секрете то, что ты за все шесть лет ни разу не целовался, ни разу не обнял девушку, ни разу не переспал с кем-то. А вокруг тебя ходят такие слухи, что волосы дыбом встают.
Она опускает ладонь на его. Малфой старается не смотреть на Грейнджер. Ты вынудила меня признаться, а теперь стараешься загладить вину? Интересно, как?
— Мне приятно это слышать, — кто бы сомневался. — И мне жаль, что ты не стал для меня первым. Прости меня.
Она тянется к нему другой рукой и обнимает его. Он всё ещё ощущает злость, но вместе с тем — спокойствие. Два противоречивых чувства так удобно
