Закон свободы - Дмитрий Силлов

Осторожно обходя трупы, разорванные крупнокалиберными пулеметами, я наконец вышел наружу. Вечерело. Со стороны леса потянуло прохладой. Я жадно вдохнул свежий воздух полной грудью – и чуть не взвыл от боли.

Болело в районе сердца, там, куда угодила пуля гетмана. Камуфла вокруг нагрудного кармана пропиталась кровью, но не настолько, чтобы можно было говорить о серьезном ранении.

Я расстегнул камуфляж, уже догадываясь, что там увижу.

Ну да, так и есть. В мою левую грудную мышцу была вдавлена фигурная пластина, которую я нашел в лаборатории среди останков Снайпера. Подарок Буки. Острые края стального рукокрыла прорвали подкладку камуфляжа и вошли в плоть, распределив по ней энергию пули. При этом металл словно врос в мое тело. Острые края крыльев зацепились за кожу изнутри, и теперь выдрать их можно было только вместе с куском мяса.

Причем все это произошло со мной уже во второй раз. А, может, пластина притягивает пули для того, чтобы вгрызться в мою плоть? Вполне возможно, ведь я прекрасно помнил, что гетман целился мне в лицо.

Впрочем, я слишком сильно устал для того, чтобы подробно анализировать произошедшее – уж больно насыщенным событиями оказался прошедший день. Правда, боковым зрением я отметил, как в кустах что‑то блеснуло – может, осколок бутылки, а может, те самые внимательные глаза, которые я видел уже не раз. Даже если и так, то хрен с ними, пусть смотрят. На то, что не приносит тебе ни вреда, ни пользы, лучше просто не обращать внимания.

Сейчас меня больше волновало другое: куда теперь идти? И зачем? Надо ли куда‑то идти, когда идти некуда?

Я поразмыслил, и решил – надо. Потому что я фантастически, нереально, смертельно хочу спать, а тут мне выспаться точно не дадут. Или «вольные» наружу полезут, или ночные мутанты соберутся полакомиться трупами.

Поэтому я проверил свою «G‑3», поставил регулятор на минимальные пули, которых любому мутанту Зоны хватит за глаза, чтобы сдохнуть, и углубился в лес.

Шел я недолго, продираясь через бурелом и цепляясь носками берцев за высокие корни, торчащие из земли. Полчаса, может, чуть больше. Ночь понемногу вступала в свои права – еще чуть‑чуть, и темнота накроет чащобу своим непроницаемым саваном.

Я уже совсем было решил найти подходящее дерево для ночевки среди ветвей, когда лес внезапно расступился, и я оказался на опушке, в центре которой стоял более‑менее неплохо сохранившийся домик. Скорее всего, избушка лесника, покинувшего эти проклятые места сразу после аварии на чернобыльской АЭС. Небось, внутри всё вверх дном, гнильё, прах и паутина. Но – плевать. По всем признакам ночью дождь будет, и всяко приятнее спать под удары капель по крыше лесного домика, чем мокнуть, сидя на дереве.

Дверь была заперта на тяжелый амбарный замок, который я сбил выстрелом из «G‑3», вынеся вместе с замко́м порядочный кусок косяка. По фиг. Я слишком сильно устал, чтобы еще минут десять ковыряться гвоздем в замочной скважине.

Вопреки ожиданиям, внутри домик оказался даже более приличным, чем снаружи. Небольшая печь, заготовленные дрова возле нее. Деревянный стол, табуретка под ним. Грубо сколоченные полки вдоль стен с какими‑то консервами, пыльными банками, жестяными коробками. И лежанка! С матрацем, набитым соломой!!!

Больше ничего в хижине не было, но мне большего и не надо. В чем оно, сталкерское счастье? Хабара побольше найти? Чтоб на домик накопить возле речки? Да хрен там! Любой даже самый полный дебил понимает в глубине души: домик этот – лишь мечта. Для девяноста девяти процентов сталкеров несбыточная, потому что Зона крайне неохотно отпускает тех, кто однажды перешел границу кордона.

А лежанка с матрацем – вот она. Реальная, не придуманная. Которая и есть то самое большое, настоящее счастье для человека, вконец измотанного Зоной.

Я нашел в себе силы перевернуть тяжелый стол и подпереть им искалеченную дверь. После чего сделал три шага, рухнул на лежанку, и сразу же провалился в непроницаемую черноту настоящего сталкерского счастья. Которое не для всех, а только для одного. Эксклюзивное. Твое. Заслуженное. Выстраданное. И потому самое желанное на свете.

Эпилог

В полуметре над землей висел разрез. Продольный разрез в пространстве, по краям которого порой пробегали синеватые молнии. Края разреза подрагивали, тянулись друг к другу, но что‑то не давало им сомкнуться. Будто некая неведомая сила препятствовала воссоединению непроницаемой границы между мирами, которую однажды рассек сверкающий нож человека по прозвищу Снайпер.

Внезапно в просвете между краями появился нос. Осторожно так высунулся, понюхал воздух чувствительными ноздрями и, словно испугавшись чего‑то, всунулся обратно. Исчез. Чтобы через несколько мгновений появиться вновь, но уже в составе морды, карикатурно напоминающей лицо хомо сапиенса. Словно обезьяньи черты смешали в равных пропорциях с человеческими, и слепили из них вот это кривоватое, гнилозубое существо, на голове которого красовался сложный убор, увенчанный башкой крысособаки с оскаленной пастью.

Человекообразный уродец долго принюхивался и осматривался, прежде чем решиться и осторожно, бочком вылезти целиком из разреза между мирами.

Одет он был странно. Рубаха, штаны и обувь сработаны из блестящей, сморщенной кожи, словно содранной с тела гигантской летучей мыши. На плечах – меховой плащ, сшитый из множества лоснящихся шкурок. В лапах – нечто похожее то ли на копье, то ли на посох с коротким, грубо откованным мечом на конце.

Существо явно боялось незнакомого мира. Но в то же время вместе со страхом на его мордочке застыло привычное выражение надменного презрения, свойственного вождям и удачливым торговцам – что зачастую есть одно и то же.

Следом за вождем из портала так же осторожно вылезли еще два десятка уродцев – все, что осталось от племени Огненной крысособаки после Великой войны за веру в Камай‑нанги, Черного Стрелка, пришедшего из другого мира.

Нет, люди племени не проиграли эту войну. В ней, словно в мясорубке, перемололись и люди Трясины с Яузских болот, похожие на голодных мо́роков, вылезших из Поля Смерти, и клан Черных Сколопендр, что всю жизнь охотились на развалинах свибловской промзоны, и даже упакованные в тяжелую броню великие воины племени Жуков‑медведей, кто прекрасно дерутся на суше, но столь же замечательно тонут в болотах, если их туда заманить.

Короче, Великая война за веру чуть не стерла с лица земли все племена вормов‑трупоедов, которые слишком поздно осознали ее последствия. Осознав же, остатки кланов объединились, как мечтал в свое время вождь племени Огненной крысособаки – и, отловив того вождя, прижали его к стенке. Мол, подавай им Камай‑нанги, из‑за которого началась эта бойня. Ты замутил тему, ты и расхлебывай. А не предъявишь Черного Стрелка, так от тебя и остатков твоего клана останутся только обглоданные скелеты.