Перст судьбы - Марианна Владимировна Алферова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лурс в ловушке? Так? – уточнил отец.
Я кивнула.
– Из ловушек, моя милая, никто живьем не выходит. Таков закон. И я его не собираюсь нарушать.
– Но ты же король! – Мне казалось, что человек, который когда-то просил другого о снисхождении, и сам должен быть милосердным.
– Моя милая, твой лурс попал в ловушку, пытаясь тайком проникнуть в замок. Значит, он должен умереть. Всё. И не отнимай у меня драгоценное время.
Радость от преодоления страха мгновенно испарилась. На ватных ногах я вышла из кабинета отца.
Я – принцесса. Глупая жалкая принцесса, которая ничего не может изменить. Не может даже спасти пленника из ловушки.
Ах, если бы мне кто-нибудь помог! Всего-то нужен один-единственный человек, кто протянет руку помощи. Тогда я бы тоже протянула руку и спасла лурса. Витали открыл бы тайну ловушек и тоже кого-нибудь спас. О, какая восхитительная волшебная цепь! Одна незадача. В ней не хватает первого звена.
* * *
Из королевского кабинета я поплелась в библиотеку. Как во сне, будто кто-то направлял меня, подошла к нужной полке и сняла небольшую, стоявшую с самого края книгу. Переплет был изрядно затерт, похоже, этот томик часто извлекали на свет.
«Виталиано, – прочитала я на титуле. – О природе языка лурсов».
Я открыла наугад и стала читать.
«Язык лурсов, в отличие от молодого языка людей, очень древний. Каждое слово успело приобрести десятки, а то и сотни значений. К примеру, слово „ловушка“. Люди подразумевают под этим простое механическое устройство, в которое можно поймать животное или человека. Самое интересное, что слово это пришло к людям из древнего языка лурсов. Но за ненадобностью люди отринули все ненужные им значения, используя не слово, но лишь его обрубок. „Ловушка“ для лурса означает также яму, силки, петлю. Но, кроме этих обозначений для приспособлений, слово это имеет множество иных, переносных смыслов.
Лурс улавливает множество значений: одно слово заменяет целую страницу простеньких умозаключений.
„Ловушка – это ложь“.
„Ловушка – смерть“.
„Ловушка – пустое обещание“.
„Ловушка – это незнание“.
Слово „ловушка“ также означает жестокость. Потому что тот, кто ступил на тропу жестокости, попал в ловушку, из которой никогда не сможет выбраться».
Глава 8. Трактаты Бемана
Сегодня пятьдесят первый день. Лурс все еще жив. Он лежит под трубой, и капли воды падают ему в полуоткрытый рот. Он так может захлебнуться. Или он именно этого и хочет?
Сегодня я достала свитки Бемана.
Как мне это удалось? Очень просто! Я последовала совету Пирата. Я отрастила когти. То есть вытащила из кладовой рядом с библиотекой те самые крючья, которые забивают в стены, чтобы вешать на них ковры (или врагов – это уж кому как понравится). Разумеется, я не стала забивать крючья в стену, стук молотка сразу услышали бы обитатели первого этажа и донесли, кому надо. Но между плотно стоящими фолиантами и верхними полками почти нет просветов. Если втиснуть туда этот самый крюк, за него можно вполне ухватиться рукой или встать ногой – вешу я совсем мало.
Вот так я и поднялась на второй ярус библиотеки рано утром. Потому что вспомнила (ну почему я не сообразила раньше), что Густав частенько просиживает ночи в библиотеке. А вот по утрам он обычно спит чуть ли не до полудня. Остальные обитатели нашего замка редко заглядывают в библиотеку, особенно по утрам. Сова Густав. Глупая принцесса! Однако сообразила наконец, как ей обхитрить магистра.
Взобравшись на галерею, я кинулась к той полке, где (как мне помнилось) лежали в футлярах свитки Бемана. Но их там не оказалось. Вот полка из красного дерева, вот огромный кодекс в кожаном переплете с металлическими застежками, но свитков на положенном месте нет. Или я запомнила что-то не так?! Или Густав перепрятал свитки, как только узнал о попытке лурса проникнуть в библиотеку? Я обошла всю галерею и внимательно оглядела полки. Пыль тут, похоже, никогда не вытирали. Я давно заметила: у нас в замке, несмотря на строгости, жуткий бардак и грязюка. Наши красные дорожки давно уже не красные, а коричнево-серые.
А вот тут пыль недавно стерта, то есть чуть-чуть уже напорошило, но совсем немного. Похоже, что именно на этой полке переставляли книги.
Я аккуратно вытащила первый ряд из переплетенных в кожу фолиантов. А за ним плотненько, как солдаты на плацу, стояли в футлярах все тридцать два свитка Андреа Бемана. Я их извлекла и сложила в заранее припасенный мешок. А потом вернула на место фолианты в первом ряду. Сбросила вниз мешок, спустилась следом сама, не без труда вытаскивая за собой крючья. Потом забралась в эту самую кладовку с крючьями и при свете фонарика принялась искать нужный свиток. Тот, в котором описаны ловушки… где… где… где… Он попался мне двенадцатым. Не так уж и плохо.
«Смерть – это ловушка, которую никому не удастся избегнуть», – было выведено красными с золотом буквами в начале главы.
Ну что ж, Андреа Беман изощренно послужил смерти – этого у него не отнимешь.
«Ловушки механические – примитивное творение разума. Они понятны людям, люди могут ими управлять». – Так начинался трактат о ловушках.
Я подумала, что в сочинении Бемана много общего с трактатом Виталиано. Даже речевые обороты были схожи. И не мудрено – ведь оба они были лурсами. Вот только писали о разном: Витали – о слове, вечном и изменчивом, Беман – о том, как сподручней и изощренней можно убивать.
«Или воображать, что ими управляют», – продолжал куражиться Андреа Беман.
«Но куда опаснее, куда страшнее ловушки на первом этаже, их днем и ночью, не смыкая ни на миг бесплотных глаз, стерегут демоны подземелий, и только лурс способен приручить бестелесных тварей».
Ловушки на первом этаже? – изумилась я. Но все говорят, что на первом этаже безопасно, там нет никаких ловушек, там можно ходить по красным ковровым дорожкам днем и ночью.
«Запах обитателей замка хранят расстеленные по коридорам ковры, – читала я у Бемана. – Тех, кого им велено считать своими, демоны не трогают, но любого чужака