Возвращение - Олег Говда

Сумерки только ложились на землю, но для непривычного глаза даже этот полумрак казался чем-то неестественным и зловещим. Придорожная корчма, на две трети прячущаяся в густых зарослях, и при дневном свете не вызывала особого доверия и чувства беспечности, несмотря на то, что из окон, выходящих на проезжий тракт, лился достаточно яркий свет, а изнутри доносился женский смех и мужской хохот. Будь у Эммануила возможность выбирать, он с удовольствием прошел бы мимо, невзирая на сгущающуюся тьму. Но выбора не было. Он не имел ни малейшего понятия: куда попал в результате совместных усилий отца и деда. Точнее — он знал, куда те планировали его отправить, а вот насколько действительность соответствовала ожидаемому результату, еще предстояло выяснить.

Свет из окон явно не электрический, поэтому вполне возможно — средневековье. А если это всего лишь временные затруднения или перебои в подаче электроэнергии? Почему нет? Какой-нибудь, с недавних пор так полюбившийся людям, кризис? Хорошо, допустим, со временем боги угадали. А как насчет пространства? Где гарантии, что попал в одно из княжеств русинов? И какое именно? И даже если принять за должное, что мощенная булыжником дорога обязательно ведет к человеческому жилью, то в какую сторону ближе? И почему-то становилось все устойчивее ощущение, что попал в земли франков или какого другого народа, близкого по развитию и культуре к латинянам. Уж в этом Эммануил разбирался больше иных экспериментаторов. Так что расхождение между желаемым и реальностью определенно просматривалось. Что было неприятно скорее морально, поскольку передвигаться из пункта «А» в пункт «Б» можно не только порталом, но и пеше-гужевым транспортом, собирая при этом в пути различную информацию. А вот, если окажется, что промахнулись и во времени, то тогда не останется ничего иного, как ожидать, что наверху спохватятся и исправят ошибку.

Но в целом Эммануил был доволен и не жалел, что согласился на эксперимент. Ведь он отлично помнил и запах леса, и шелест ветвей над головой, и разнообразие человеческих голосов. Пока еще слишком невнятных, чтобы определиться с языком. Конечно, здесь не родная Палестина, и мокрая трава гораздо прохладнее нагретого солнцем песка, но как приятно ощущать всем телом эту сырость, вдыхать на полную грудь пьянящий аромат прелых листьев…

Эммануил так задумался, что не обратил внимания на двух здоровяков, которые вышли из корчмы освежиться или по какой-либо иной, не менее важной надобности, и уже какое-то время внимательно приглядывались к одинокому путнику, что нерешительно остановился в двух шагах от «Щербатой чаши». Растерянность молодого, не по-здешнему одетого мужчины была столь очевидна и притягательна, что они забыли на время о своих делах, быстро переглянулись и двинулись в его сторону. Причем более крепкий двигался прямо, а второй обходил Эммануила сзади.

— Хм… — произнес здоровяк, подойдя вплотную, практически дыша перегаром от дешевой выпивки в лицо Эммануилу.

И только теперь тот опомнился.

— Мир вам, люди добрые, — произнес он мягко, пытаясь изобразить одну из своих самых добрых и искренних улыбок. Но в этот миг резкая боль обожгла ему голову, и ночь стремительно упала на землю, окутывая все непроницаемым покрывалом.

— И ты покойся с миром… — произнес второй разбойник, подхватив обмякшее тело и насмешливо скаля длинные клыки. — Если орка от людя отличить не можешь…

— И как это понимать? — Голос матери журчал тихо и ласково, словно ручей, вытекающий из трещины в плотине. — Что на этот раз затеяли?

— Не волнуйся, Мария, все нормально… — Отец отвечал на удивление спокойно. — Слишком молод наш сын для вечности. Совсем измучился в Эмпиреях. Вот мы ему небольшое приключение и подстроили. Шутка ли — третье тысячелетие парень разменял, а ничего кроме христианства не видел.

— А весь этот балаган зачем устроили? Нельзя было как-то по-другому? Объяснить, предупредить…

— Нет, эффект не тот. — Святой Дух попытался воспроизвести запах лужайки цветущих ландышей, но под негодующим взглядом Матери сконфузился и выдал нечто напоминающее ароматы машинно-тракторного стана. — Эммануил не просто бог — он, прежде всего, Сын Человеческий. А людям, пока по лбу не треснешь, они и не почешутся. Заодно, может, и философию свою пересмотрит… Смешно сказать, но Эммануил до сих пор убежден, что добро в состоянии победить зло тупой покорностью и непротивлением насилию…

— Подожди, дай я, — взял Марию за руку Бог-Отец. — Понимаешь, только так можно дать Эммануилу еще один шанс и избежать Конца Света, который повсеместно повязан со вторым пришествием Спасителя. Зато теперь мы аккуратно подсадим частичку его души в тело реципиента, и пусть глядит на жизнь смертных их глазами. Так сказать — изнутри. Может, и поймет нечто важное…

— Хорошо, — кивнула Мария. — Эммануилу и в самом деле не помешает сменить обстановку. А реципиента зачем из одного мира в другой переносите? На Земле уже все так плохо, что и посмотреть не на что?

— Осталось еще… — заблагоухал сиренью Дух. — Тут другое. Эммануил на мир глазами человека смотреть будет. А для реципиента все вокруг знакомо, привычно и… как бы правильно. И что в этой ситуации Сын нового увидит? Какие выводы сделает? Нет! Исключительно в ситуации повышенного риска, когда для выживания требуется напряжение всех сил и умений, окружающий мир воспринимается особенно ярко и четко!..

— Выживания?! — Как и любая женщина, из всей патетической тирады Святого Духа Мария услышала только самое главное для матери.

Отец сделал большие глаза и деликатно погладил ее по руке.

— Могу только повторить: причин для беспокойства нет. Носитель выбран достойный. Так что наш сын гарантированно получит множество впечатлений — всяких и разных, но до психологического срыва или травмы дело не дойдет.

«Очень на это надеюсь…»

Последнюю фразу Бог-Отец произнес мысленно, пользуясь тем, что кроме Создателя их никто не мог услышать. Ну а Святой Дух и так все знал…

Глава восемнадцатая

Глаза открываться не хотели. Им так хорошо и покойно было находиться в прежнем состоянии, что попытка шевельнуть веками казалась почти кощунственной. Вот так бы и лежал до скончания времен. Кстати… Интересно: и долго я так валяюсь? Если сразу не спрашивать: почему?

«Меньше полутора часов… Извини, Влад, не учел, что ты и сам недавно был ранен, а случай у Свиста очень запущенный. Вот и зачерпнул энергии чуть больше, чем рассчитывал. Но волноваться не стоит, всего пара минут, и ты окончательно придешь в себя».