Княжна (СИ) - Кристина Дубравина

1991. Глава 13

Аня застала маму за готовкой. Она открыла дверь перед дочерью с руками, перепачканными мукой; рыжеватые волосы мать повязала косынкой, а лицо в свете подъездной лампочки отдавало жирным блеском, выступившим под глазами.

— О! — вместо приветствия охнула тётя Катя. Она быстро замахала руками, дочь внутрь приглашая, а сама ушла на кухню, уже оттуда крикнув: — Проходи! Дверь закрой, руки мой, и пойдём, поможешь мне пирожки сделать.

И Анна засучила рукава, на ближайший час отдав все свои силы и мысли приготовлению стряпни. Она собрала волосы, которые невозможно было распущенными держать при такой жаре, и принялась раскатывать новый слой теста. Князева думала, что навык свой совсем растеряла в Риге, где она с пани Берзиньш готовила преимущественно супы и вторые блюда, но со временем втянулась в процесс.

Почему-то Аня чувствовала себя дирижёром, когда мукой доску присыпала, когда промывала ягоды, а шум посуды, воды и газовой плиты стал для неё игрой оркестра, которым она с мамой руководила.

«Интересно, а Пчёлкину больше малина или вишня нравится?..»

Мама смазала противень маслом, чтобы тесто не прилипло, и отправила пирожки в духовку. Анна утёрла выступивший на линии роста волос пот и вымыла руки. Мука на пальцах осталась огромными липкими комками, которые даже мылом не убирались; Князева яростно тёрла ладони друг о друга, когда тётя Катя уселась на стул, перебросила через плечо полотенце, измазанное сырым яйцом, и вдруг сказала:

— Давай, рассказывай.

— Что именно?

Она обернулась на маму коротко, но быстро вернула взгляд на руки. Вдруг в голове появилась мысль, что, если бы Князева в Беляево съездила чуть раньше, то обязательно бы напугалась, подобно подростку, каким себя не считала уже лет пять, что мама по походке, взгляду, голосу прознала про что-то такое, что девушка рассказывать ей не собиралась.

Но тогда от требования мамы ничего не дрогнуло внутри в испуге, страхе. Спокойно… Такое приятное чувство. Удивительно только, что ценить начинаешь, лишь когда его лишаешься.

— Всё рассказывай. Как Москва тебе? Вылезаешь хоть из дома, или всё так же сидишь за книжками своими сутками напролёт?

— Москва… Большая, шумная. Что ещё о ней скажешь, — усмехнулась Анна. Повернула вентиля воды, выключая кран, и продолжила руки друг о друга тереть, соскребая ногтями комки налипшего теста. — Так говоришь, мам, будто сама в ней не живёшь!

— Так чем занимаешься-то хоть? — спросила, приподняв голос, тётя Катя. Не злилась на дочь, просто эмоциональной всю жизнь была — по натуре своей такая.

А Анна, напротив, спокойствие от отца, погибшего до третьего её дня рождения, унаследовала, — по крайней мере, так Князевой тётя Таня говорила — чем и выводила мать из себя иногда.

Девушка среди густой пены уже грязи не видела, но продолжала руки мыть, когда тётя Катя сказала:

— Ведь взрослая уже. Сама всё на работу рвалась. Чего же теперь сидишь, не шевелишься?

— Я помню, — буркнула Аня и вдруг явно пожалела о своих словах. Попадись, вероятно, возможность поработать чуть раньше или позже — и Князева бы явно ухватилась за неё всеми руками и ногами, чтобы не проводить время в четырех стенах, чтоб не прокручивать одни и те же мысли в голове, обещавшей в ближайшее время от обилия размышлений пойти кругом.

Но теперь, когда… мысли о… других людях перестали быть безосновательными, когда… планы стали какие-то появляться, совершенно лишней выглядела мысль о трудоустройстве в какую-нибудь редакцию.

«Или куда там могу пойти со своим образованием?..»

Мыслей своих девушка не озвучила, и её молчание подлило масла в огонь. Мама всплеснула руками, злорадно припоминая слова, сказанные Аней на свадьбе у Саши:

— Вот! А сама говорила, что у Саньки «на шее сидеть не хочешь»! — и произнесла её слова с такой интонацией, что, вероятно, будь девушка более вспыльчивой, за скалку бы схватилась в злобе.

Аня только голову вскинула, оскорбленная тоном мамы, и губы поджала; хотелось безмерно что-нибудь возразить, но… не было чем. Ведь, правда, уже почти что месяц она в Москве жила в условиях, которых половина Союза и представить себе не могла: квартира возле Белорусского вокзала, доставка дефицитных продуктов бригадирами чуть ли не до самой двери, оплата всех её желаний деньгами, которые Сашка тайком вкладывал в вещи, передаваемые Космосом чуть ли не в руки Князевой…

И с этим надо было заканчивать. Потому что действительно потом не расплатиться с Беловым — ничем и никогда.

— Я и не хочу нахлебницей быть. Уже думаю над работой, — откровенно покривила душой Анна и сняла с большого пальца на правой руке шматок теста. — Сегодня, как к себе вернусь, в газете посмотрю объявления. Может, где библиотекарь нужен. Или учитель французского.

Мама вдруг снова всплеснула руками, точно слова дочери её вымораживали, и громким шепотом просипела:

— Ну, я не могу с тебя!.. Поспрашивай у Ольги, Саши, может, им нужен кто?

— Как понять «нужен кто»?! — возмутилась Анна, сразу же поняв, к чему её подвести пыталась тётя Катя. Она бы маму за плечо потрясла, если бы руки не были все в мыле, муке и тесте. С трепыхающимся в груди сердцем Князева обернулась к раковине, включила воду и стала с пальцев смывать всё, при этом на мать через плечо смотря:

— Не полезу я в дела Сашины!

— Да при чём тут дела Белова? — таким же тоном спросила тётя Катя, поднялась на ноги. Она сняла с плеча полотенце, что о гарнитур с глухим хлопком опустилось, поднимая в воздух рассыпанную муку. — Анька, ну, что ты, в самом деле? Не обязательно к Саше идти работать, если ты так боишься…

Князева выразительно усмехнулась; «если так боишься», надо же!.. Мама так говорила, словно в делах Белова ничего криминального не было, словно Аня, каким-нибудь образом бы попав в Сашин «штаб», не втянулась сама в преступную структуру.

И это всё, мамина эта… простота, что ли, её злила. Сильно, вплоть до боли в плотно сжатых челюстях.

А тётя Катя продолжала:

— …так у Белова точно есть знакомые, кому надо язык подтянуть. У кого дети заграницу поступать хотят, не зная даже, как поздороваться правильно, у кого… партнеры иностранные, — протянула последние слова так выразительно, что сложно было намёк мамы не понять.

— Ты предлагаешь мне «репетитором» стать?

— Предлагаю, — кивнула мама и чистыми запястьями потрясла чуть Анну за плечи. — Ну, в самом деле; не для работы библиотекарем же ты в Латвии четыре года ошивалась!..

Князева чуть призадумалась. Репетиторство, конечно, вариант