Осада Азова - Григорий Мирошниченко

Стрел было так много, что временами своей полыхающей густотой они закрывали небо. Турецкие лучники наносили большой урон осажденным. Кольцо вокруг города между тем сжималось все уже и уже. Враги опять подходили к крепости.

Немцы храбрились больше других. Презирая смерть, они настойчиво и ожесточенно рвались вперед, ложились у стен насмерть, откатывались назад и снова устремлялись вперед.

Сверху на их головы отважные казачьи женки лили из ушатов крутой кипяток, горячую смолу, человеческий и лошадиный кал. Но немцы, словно безумные, опаленные пороховой гарью, в залитых кровью мундирах, с перекошенными от злобы лицами, лезли и лезли на стены, не зная страха. Их барабаны гремели, выбивая бравурный марш.

Томила Бобырев без шапки, без кафтана, с засучен­ными до локтей рукавами рубашки, стоял на Ташканской стене, держа канат, привязанный к круглому бревну с острыми железными насечками. Другой канат держал Левка Карпов. Они дружно сбрасывали бревно на головы немцев, татар, турок, потом подхватывали его и снова сбрасывали. По их усталым потемневшим лицам градом катился пот, растрепанные русые волосы намокли, а в смелых, бесстрашных глазах сверкали искры.

Томила Бобырев и Левка Карпов бились с врагом не за страх, а за совесть. И атаманы ставили их храбрость в пример другим. К ним не прикоснулась еще ни одна вражья сабля, ни один татарский кинжал или турецкий ятаган. Они, где надо было, сами рубили врагов, прирезывали их кинжалами, сбивали из пистолей. Удальства, ловкости и смелости им занимать у других не при­ходилось. Стоят, словно заколдованные, поглядывают один на другого, подмигивают и делают свое дело: подкатится к ним живая волна вражья, они сразу накроют ее тяжелым зубчатым бревном – и нет той тяжелой волны. Другая волна накатится – другой нет. Наловчились два друга бить бревном без промаха. Без отдыха и без смены они простояли на стене несколько часов кряду, стояли насмерть, яростно уничтожая врагов.

На Султанской стене стояли не менее удалые казаки с замковыми очепами. Такие очепы изобрели еще во Пскове при осаде города немцами, литовцами и шведами. Стоят очепы на стене, будто журавли у колодцев, а возле очепов хватальщики, прозванные азовскими рыболовами: Иван Подкова, Иван Утка, Иван Босой, Иван Косой. Подлетят густой гурьбой турки и татары к Султанской стене, начнут с криком карабкаться на нее по лестницам, – хватальщики не зевают: тут гляди только да поглядывай, успевай спускать да подтягивать очепы. Тогда улов мусульманских душ будет верным и богатым. Отменно хорошая штука очеп: хватает своими сжимающимися кле­щами за голову, за ребра, за ноги. Схватил врага, сжал его острыми железными зубьями – тащи его в крепость поскорее, другого хватать надо. За три часа богатыри-хватальщики из-под Султанской стены нахватали пятьсот зазевавшихся турок. Точно так же старались казаки и на других крепостных стелах.

Нелегкая, но славная доля выпала казачьим женкам – кормить малых детей, готовить еду войску, перевязывать раны тяжкие, хоронить убитых, варить смолу в больших казанах, крутой, дымящийся кипяток, чтоб шпарить врагов. Женщинам пришлось тушить загоревшиеся от ядер и стрел дома, спасать на базах ревущий скот. Они подносили из арсенала и пороховых погребов свинец, порох, носили ведрами воду, заделывали бреши, образовавшиеся в стенах, крепили башни. Славно трудились казачьи женки!..

Многие из них были убиты, но казаку – хоть и кровная утрата – плакать было некогда. Малых детей и старых, увечных воинов стрелы разили на каждом шагу. Шустрому Якуньке, бежавшему по двору с ведром воды, горящая стрела впилась в бок. На Якуньке загорелись рубаха и волосы. Он, изгибаясь от боли, старался выдернуть ее из тела, но не мог. Якунька корчился от нестер­пимой боли, но, глядя на старших, не стонал и не плакал. Так, со стрелой в боку, и упал. Ведро переверну­лось, и по земле потекла ручейком вода, смешанная с кровью.

Ульяна Гнатьевна видела все это. Она лила со стены кипящую смолу на вражьи головы. Птицей подлетела она к Якуньке, вырвала стрелу, взяла сынишку на руки, незаметно смахнула ладонью набежавшие горькие слезы и понесла его под несмолкаемый свист летящих стрел в атаманский замок. Перевязав рану, она снова пошла на крепостную стену – поливать шипящей смолой турецкие головы.

По задним дворам бабы и казаки несли в землянки раненых, убитых, придавленных камнями и бревнами.

В особых домах дымились котлы с едой для войска. Возле котлов с большими поварешками хлопотали бабы. Подбросив кизяку, посолив еду, чтоб не пригорела, они выбегали на стены, сбрасывали вниз корзины с камнями, выливали из ведер кипяток и опять бежали к своим кухням.

С самой утренней зари воины ничего не ели, с самой утренней зари не умолкал бой.

Атаман Осип Петров был в сильной тревоге. От тя­жести пушек, телег, лошадей, верблюдов и буйволов, от многотысячного нахлынувшего войска обвалились семнадцать подкопов, которые заранее были прорыты из крепости в стан врага. Тяжелый, каторжный труд многих сотен людей пошел прахом.

– Надо нам, – глуховато сказал Осип Петров, – немедля начинать все сначала. Без подкопов и без постоянных вылазок нам не одолеть врага.

И начали казаки спешно рыть подкопы. По призыву атаманов с кирками и лопатами пришли женщины, старики и даже все легкораненые. Шаг за шагом они вели подкопы, которые могли принести им победу и спасение.

Двадцать тысяч янычар ворвались в земляной, слабо укрепленный соседний с Азовом городок Тапракалов. На его ветхих земляных стенах и на одной башне, пройдя через бреши, турки водрузили семь оттоманских знамен. Казаки защищались храбро. Сабли, скрещиваясь с тя­желыми турецкими ятаганами, звенели, лязгали, от сильных ударов сыпались искры.

– Секи башки! Секи! – кричали турки. – Получил тимары! Получим займеты! Аллах, помоги! – и, остервенясь, лезли в Тапракалов, упорно пробиваясь вперед. За дымом и пылью битвы им виделись поместья, деньги, богатая добыча.

Казаки стояли насмерть. Им некуда было отступать. Они видели свою горькую радость и счастье в том, чтобы не отдать мусульманам старого христианского городка, сбросить врагов со стен, выбить из крепости всех до единого.

Михаил Татаринов и Осип Петров стояли на Азов­ской башне, зорко наблюдая за боем.

– Надо бросать в бой засадные сотни! – тревожно сказал Осип Петров. – Ишь лезут, сатаны!

– Чуток повременим, для заману! Пусть лезут! – посоветовал Михаил Татаринов. – С сотнями пойду сам! – добавил он решительно.

– Берегись! Ты нужен для крепости! – заботливо сказал Осип Петров, понимая, что он не волен удерживать атамана.

Он горячо обнял Татаринова, крепко поцеловал, проводил до темной, спускающейся вниз лестницы, тоскливо слушая гулкое громыхание его сапог.

– Береги-ии-ись-сь! – гулко донеслось до Татаринова.

Осип Петров вернулся к окну, пристально разгляды­вая Тапракалов. Турки лезли и лезли в бреши, тянули за собой малые пушки, устанавливали их на стены. Везли ядра, лестницы, колчаны со стрелами. Бой в городке переместился к угловой башне. Тяжелая вражья сила теснила защитников к крепостной стене и рвам.

Затаив дыхание атаман наблюдал, с какой стойкостью бьются казаки. Они не сдавались, а тесными кучками, прижавшись друг к другу, рубились ожесточенно, защищая каждый аршин, каждый шаг родной земли.

«На смерть! На смерть бьются, родимые!» – воскликнул про себя атаман.

И в этот миг из-за крепостных стен, в обхват врагов, появились засадные казацкие сотни.

Осип Петров шумно выдохнул, махнул рукой, и сотни обрушились на врага уничтожающей грозной силой. Атаман знал, что в битвах не было ничего страшнее рукопашной казацкой схватки.

Атаман подозвал вестового, приказал:

– Беги к атаману Черкашенину. Проси доставить сюда царское знамя. Немедля! Он сам лежит пораненный, пусть пришлет с караульным.

Вестовой загрохотал в темноту лестницы, а атаман снова приник к окну.

Сотня Карпова, войдя в Тапракалов скрытно через потайной вход, грозной лавиной ринулась на помощь теснимым казакам. Сотни Дмитро Гуни и Федора Порошина бесстрашно пробивались к брешам.

Все кругом застонало. В жестокой рукопашной схват­ке рубились, кололись, сшибались грудью, валили наземь, бились не на живот, а на смерть. Густой звяк оружия, разноязычные крики, вопли и стоны раненых разносились над крепостью.

– Лупи чем попало! Ишь, лезут! – звонко кричал Левка Карпов, обрушивая на врагов крепкий березовый стяг. – Донцы! За мной! Сшибай басурманское знамя! Сшибай знамя! – командовал Карпов, бесстрашно пробиваясь к угловой башне и оставляя позади себя ряды поверженных янычар.

Следом за ним грозно двигались Томила Бобырев, Кондрат Звоников, Богдан и Игнатий Васильевы, Кузьма Дмитриев, Прокофий Иванов, Осип Антонов, Митька Маленький, Василий Иванов и вся прославленная сотня Карпова.