Повседневная жизнь Голландии во времена Рембрандта - Поль Зюмтор

Ниже мелкой буржуазии, отделенная от нее довольно размытой границей, располагалась огромная, экономически нестабильная масса тех, кто жил в постоянной нужде. Во времена, когда Нидерланды считались самой богатой страной Европы, на «чернь» не приходилось практически никакой доли национального капитала. Хотя экономическое и социальное развитие породило новые группы и обособило интересы этих групп, пролетариат по-прежнему отличался тем, что его почти не коснулось пуританство буржуазных нравов. При этом рабочие, слуги, простой грубоватый народ с грошовым заработком поражали иностранцев своей любезностью и добродушием.

Спросите в большом городе дорогу у какой-нибудь служанки или разносчика. К вам выйдут на порог, бросив свои дела, и чуть ли не за руку отведут до нужного места. Но при этом простой народ был ужасно жаден до наживы. Возможность немедленной выгоды взбудораживала целый квартал. Трактирщики, кучера, привратники, торговцы вразнос пытались содрать с незнакомого клиента по максимуму, невзирая на существующие расценки. Иностранцы были вынуждены постоянно защищаться от таких вымогательств. Некоторых это крайне раздражало — хотя подобные нравы были свойственны всей Европе в целом, нидерландцы выглядели скаредными, алчными и просто влюбленными в деньги. Даже их скромность и непритязательность казались следствием все той же скупости.

Ко всему прочему, нидерландцы любили подраться. Верно, у богачей дуэли, кстати, запрещенные законом, случались довольно редко (в эти игры играли лишь офицеры да студенты), зато крестьяне, рабочие и моряки дрались отчаянно и обычно из-за какого-нибудь пустяка. Нередко драка переходила в поножовщину. Блестели клинки, текла кровь, полиция закрывала на все это глаза, а судьи, несмотря на законы, каравшие потасовки тюремным заключением или крупным штрафом, проявляли крайнюю снисходительность.

Жилищный кризис, свойственный нидерландским городам на протяжении всего «золотого века», острее всего чувствовался в рабочей среде. В 1638 году из 20 тысяч работников текстильных мануфактур Лейдена большая часть проживала в жутких халупах, единственным предметом обстановки которых был соломенный тюфяк. Плотник из Зандама Геррит Кист, которого почтил своим посещением Петр Великий, ютился со своей семьей в одной комнатушке. Однако нищета не отменяла старых традиций гостеприимства. Бедная жительница Зандама Мария Нитманс, мать нанятого Петром рабочего, пригласила царя к себе на кружку можжевеловой водки, а жена другого рабочего угостила его «чем Бог послал».

Часы работы, а следовательно, и ритм трудовой жизни в большинстве цехов определяли уставы гильдий. Только городские суды имели право менять режим, но этому предшествовали длительные процедуры. Отсюда вытекала общая стабильность рамок существования, которую могла нарушить практически только безработица. Правда, в некоторых отраслях установленный порядок нарушали внешние причины. В транспортной промышленности и судостроении, тесно связанных с торговлей, при малейшем замедлении перевозок и товарооборота сворачивалась деятельность и увольнялся персонал. То же происходило и во время военных действий, пусть даже в отдаленных районах. На фабриках, использовавших силу мельниц, рабочий день при благоприятном ветре затягивался сверх всяких норм.

Старые ремесла, всего за несколько лет перешедшие в провинции Голландия в разряд промышленности, например текстиль, не подпадали под законодательство корпораций. Всплеск активности на мануфактурах Лейдена вызвал в этом городе значительную концентрацию рабочего класса. В XVII веке Лейден был вторым по величине индустриальным городом в Европе после Лиона. Приток беженцев позволил заменить традиционно женский труд на исключительно мужской, а увеличение предложения, который он вызвал на рынке труда, — поддерживать заработную плату на самом низком уровне. Затем на работу снова стали приниматься женщины, но уже за нищенское жалованье, и, переиначив положения устава гильдий об ученичестве, на фабрики начали набирать детей. Эксплуатация последних, иногда брошенных в цех с шести лет, уже к 1620 году обретает в Лейдене, а вскоре и в Амстердаме, Алкмаре, Утрехте и Гронингене тот бесстыдный характер, который она впоследствии примет в Англии на заре эры машин. Уже в 1597 году вышел декрет, направленный против некоторых промышленников, которые доводили детей до состояния полурабов под благовидным предлогом «ученичества».{178} Приводились примеры, когда хозяева отправляли подростков-подмастерьев после работы в город просить милостыню. Бывало, что возмущенные судебные власти вмешивались и наводили порядок, как это имело место в Делфте, в 1636 году.

Учениками брали детей рабочих, что делало положение последних практически безвыходным. Вербовщики подбирали на дорогах беспризорников, маленьких попрошаек, некоторые из которых забирались сюда из Фрисландии, Фландрии и Германии. Сирот из государственных приютов частенько сдавали в аренду на производство, где они получали за работу жалкие гроши. Во время текстильного бума 1638–1648 годов владельцы лейденских мануфактур «приобрели» 4000 льежских детей, которых доставил один торговец. Муниципальные власти, не осмеливаясь раз и навсегда пресечь подобную практику, все же пытались ограничить ее. С 1641 года в Лейдене существовала инспекция труда, контролирующая применение детской рабочей силы. В 1646 году особым предписанием рабочий день для детей был ограничен 14 часами! В 1648 году город нанял учителя, который был призван дать хоть какие-то зачатки образования детям, занятым на мануфактурах.

Удел взрослых рабочих был столь же незавидным, как и у их детей. В отраслях, где еще сохранялся прежний ремесленный характер, человеческие отношения еще могли иметь определенную теплоту, однако условия труда в ходе века значительно ухудшились. «Голландец, — утверждал Кольбер, — выполняет за день работы больше, чем француз за неделю». Трудовой задор, свойственный нидерландским рабочим, обеспечивал в сочетании с плотным графиком высокую производительность, которой так завидовал министр Людовика XVI. Количество часов работы в день и рабочих дней в году со времени Реформации значительно возросло. В частности, заметно сказалась отмена праздничных дней, установленных некогда католической Церковью. Воскресный отдых также более не был гарантирован. Кое-где трудились даже по ночам.

Вместе с тем говорить о «рабочем вопросе» или «социальной проблеме» в Нидерландах «золотого века» не приходилось, поскольку никто, похоже, не считал сложившееся положение несправедливым. Правда, время от времени все-таки налетал слабый ветерок недовольства. Так, в 1619 году синод Дордрехта официально выразил пожелание, чтобы заработная плата соответствовала выполненному труду и чтобы работники могли пользоваться правом на воскресный отдых. В 1601 году городские власти Амстердама запретили кондитерам чересчур пышно украшать торты, выставляемые в витринах, «дабы не огорчать бедных людей, у коих сие зрелище родит зависть и досаду»!{179} В действительности социальная политика муниципалитетов ограничивалась, как мы это увидим в следующей главе, организацией различных благотворительных учреждений.

Социальные потрясения, охватившие Нидерланды в XVII веке, отличаются разрозненностью, более или менее анархическим характером и полным отсутствием организованного движения. При этом демонстрации, забастовки, стычки происходили чаще в цехах корпораций, нежели на крупных мануфактурах. В Лейдене были зарегистрированы забастовки в 1637, 1643 и 1648 годах, а также бунт в 1638 году. Инциденты такого рода происходили время от времени в крупных городах, правда, без каких-либо серьезных последствий. В 1629 году вступление Швеции в Тридцатилетнюю войну отрезало Нидерланды от польской пшеницы, что вызвало подорожание хлеба. В Лейдене толпа бедноты разгромила и разворовала булочную. Муниципалитет ввел в дело полицию, схватившую трех зачинщиков, которые подверглись публичному наказанию кнутом, и спокойствие тут же восстановилось. В 1672 году хорнская «чернь» при подстрекательстве какой-то женщины взяла штурмом дом бургомистра, сокрушив мебель, выкатив из подвалов бочки и вылив их содержимое прямо на мостовую. При приближении отряда городской милиции все моментально разбежались.

Чаще всего причиной беспорядков оказывался уровень оплаты труда. Мастера гильдий, магистраты раскрывали «заговор» и пускали в ход средства подавления — тюрьму, штрафы или даже высылку в деревню, что в перенаселенной стране могло обречь на голод. Иногда предприниматели все же шли на уступки рабочим, повышая жалованье. Ставкой в этой борьбе являлся не столько уровень жизни, сколько экономическая монополия нескольких крупных капиталистов, стремившихся любой ценой поддерживать общественный порядок. С начала века применение предпринимателем оружия против собственных рабочих считалось чуть ли не его законным правом. Сразу после лейденских волнений 1638 года Генеральные штаты содействовали созданию ассоциации промышленников из десяти городов, занятых в текстильной отрасли. Это объединение позволяло, в частности, осуществлять контроль над перемещением людских ресурсов, рабочим начали выдавать «дневник» хорошего поведения. Принимая меры такого рода, власти исходили из собственных представлений о справедливости, не соответствовавших реальной жизни.{180}