Живи в свое удовольствие! - Алим Тыналин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядом с дядей, как ни в чем не бывало, сидел магистр оффиций Сервий Коцеус Цинна, тоже злобно посмотревших на меня.
Когда я зашел, он сразу неодобрительно посмотрел на Камахана и что-то прошептал дяде на ухо. Мой родственник кивнул и сказал мне:
— Ну здравствуй, дорогой император. Прикажешь встать на колени и подползти к тебе, целуя пол, которого ты касается своими божественными сандалиями?
Факционарии коротко рассмеялись и выпили вина из кубков, услужливо налитых слугами. Но один из них не удосужился встать и поприветствовать меня.
Я в последние дни уже привык к почтительности и удивился, а потом и разозлился такому пренебрежительному отношению, словно вернулся опять в те дни, когда меня мог пынять любой солдат на улице.
— Говорят, по дороге сюда ты казнил гуннов, — сказал я, приближаясь к триклинию, но тут магистр оффиций замахал руками, да так резко, будто я был прокаженный и мог его заразить.
— Послушай, Ромул, зачем ты притащил сюда этого вонючего любителя овец? — закричал он, указывая на Камахана. — Отвели его обратно в стойло и не пускай в место, где сидят приличные люди!
Вот собака, он опять перестал называть меня императором. Надо же, как он приободрился, когда сел рядом с моим дядей. Прям воспрял духом, как говорится, глаза заблестели, будто сбросил десяток лет. О его работоспособности во дворце ходили легенды, говорили, что Цинна никогда не спит.
А может, все дело здесь в какой-то дурманящей траве, которую он употребляет? Надо пустить Донатину по следу, может, накопает чего интересного. Сейчас, конечно, не двадцать первый век, когда списки запрещенных трав публикуются везде, а в империи, конечно, разрешены почти все лекарства, кроме добытых магическим и колдовским путем. Но все равно, если я узнаю его слабости и пристрастия, то управлять таким человеком будет гораздо проще.
— Да, действительно, что здесь делает этот детина? — спросил дядя, небрежно поглядев на Камахана. — Это тоже гунн? Если не хочет быть казненным, пускай идет на строительные работы, там от него будет больше толку. Будет таскать бревна и камни.
Да, дела совершенно плохи. Дядя намеренно идет на конфликт. Неужели он и вправду притащил с собой тысячу солдат?
Надо что-то придумать, чтобы нейтрализовать его здесь, во дворце. Хотя бы до начала Эквирий. Пусть уберется подальше от города и не мешает мне развиваться, а потом я что-нибудь придумаю. Пока что я решил на время сыграть покорного слабого юношу, привыкшего к почтительности к старшим.
— Это мой телохранитель, дядя, — залебезил я, сгибаясь и будто становясь ниже ростом. — Он нужен мне после того, как на меня совершили ряд покушений. Ты же не хочешь, чтобы меня прикончили прямо во дворце, как это пытался сделать недавно Критон?
— Кстати, о Критоне, я не вижу его, Ромул?! — снова закричал Цинна. — Куда ты забрал арестованного? Он ведь так и не дал нам четкие и ясные признательные показания! Как мы теперь узнаем, кто его прислал?
Вот собака, этот старик не дает и рта раскрыть. Его надо срочно обезвредить. Но как это сделать, может кто-нибудь подскажет?
— Я говорю, убери этого гунна с глаз долой, чтобы я его здесь не видел, — чуть повысил голос дядя. — Пусть идет в город к своим друзьям, пока его здесь не казнили.
Я посмотрел на Камахана, судорожно сжимающего аркан в руках и кивнул ему. Что же, пока что сила на его стороне и я еще не придумал, как быть с ним. Придется на время подчиниться.
— Иди, но будь настороже и оставайся во дворце, — сказал я одними губами.
Камахан кивнул, развернулся и вышел из зала. Я уселся на краешек клинии напротив дяди и магистра оффиций. Это было место для самых низких по званию гостей, справа от входа. Изображая покорность и смирение, являя собой воплощение всех добродетелей, я ждал, что будет дальше. Надеюсь, моя беззащитность выведет противников из себя и заставит открыть карты.
— Говорят, ты в последнее время почувствовал себя настоящим владыкой Рима? — спросил дядя, подавшись вперед и пристально глядя мне в глаза. — Говорят, ты завел себе гвардию из всякого рода отбросов и ходишь теперь по дворцу и трахаешь все, что шевелится? Ну ладно, с последним пунктом я согласен, давай, развлекайся на полную, пока молодой, но при этом ты мешаешь другим серьезным и взрослым людям, понимаешь?
Я сидел, опустив глубоко голову и делая вид, что полностью с ним согласен и готов понести самое тяжкое наказание, которое он назначит. Слуги между тем ходили между клиний и разливали вино в бокалы.
— Дорогой мой племянник, я прибыл сюда не из амфитеатра, где можно посмотреть пантомиму или как трахают актрис при всем народе, — продолжал Павел. — Я приехал из военного лагеря твоего отца, военного магистра италийских войск, ведущего войну с испанскими вестготами в окружении ненадежных паннонийских наемников. Ты знаешь, что он каждый день рискует жизнью и его могут предать и казнить собственные же наемники? Ты знаешь, мальчишка, насколько это коварные и жадные люди, способные предать хозяина ради пары медных монет?
Я молчал, опуская голову все ниже под гнетом его обвинений. Наконец, дядя, видя, что я не возражаю, несколько смягчился.
— Впрочем, зачем я тебе это рассказываю, — сказал он. — В твоём возрасте естественно стремление у самостоятельности. Это вполне закономерный процесс и я тебя прекрасно понимаю. Я и сам был тем еще сорванцом в твои годы. Какие только забавы мы не устраивали вместе с твоим отцом, мальчик!
Он огляделся и поднял кубок.
— Давайте выпьем за здоровье императора, свободные граждане Рима! Все-таки, именно благодаря ему мы и сидим здесь!
Факционарии шумно приветствовали его слова. Один из них, я так понял, и есть Друз, самый молодой из всех, высокий и тонкий, как лезвие ножа, сказал звучным поставленным голосом:
— Император еще ребенок и можно легко понять и простить его игры во власть, которые он пытается устроить здесь, во дворце. Хорошо, что он не зашел слишком далеко, иначе пришлось бы его сменить, как мы уже это делали не раз.
Ага, вот как ты заговорил, собака. Вот значит ты какой Друз, глава партии «белых», заказавший меня Критону. Значит, ты все-таки настаиваешь на том, чтобы прикончить меня, а
