Вампиры в Москве - Кирилл Клерон

— Да ведь любит.

— Крыс своих он давить любит, да пердеть на всю избу, щей обожравшись. Тут вот в Птичном бабка Прасковья мигом из тебя всю дрянь выковыряет.

После этих слов Машка начинала реветь и бежала строчить письма в часть. Один раз она даже написала в полевую почту радиостанции Юность с заявкой на любимую песенку ее «благоверного» под названием Колхозный панк. По всей видимости, заявку верной невесты солдата так и не удовлетворили.

Ильинична, женщина не злая и где-то даже великодушная( на старости лет), не могла простить Машке ее беременности. И вовсе не в целомудрии было дело и не в том, что желала сыну невесту краше или богаче. Это все мелочи. Просто потеря Машкой девственности разрушила все планы прилюдного обнаружения пристанища упырей на местном кладбище. А это уже ни что иное, как покушение на святую святых, это не прощается.

В общем, ни в ком и ни в чем не находя поддержки и отрады, Машка продолжала маяться и с каждым новым днем это болезненное состояние усиливалось. Не иначе как от токсикоза беременности, в голову начали приходить шальные мысли:

(— а почему бы не поехать к моему ненаглядному Витеньке?! как увидит меня, такую любящую, такую носящую его ребенка…)

У каждого человека своя планка подвига — для кого-то полет в космос, для Машки — поездка из Тулы в Калинин. До Тулы на автобусе, до Москвы на электричке, один вокзал, другой. И еще с большим чемоданом. И еще на восьмом месяце…

Дорога эта действительно оказалась очень тяжелой и длинной, но и самый длинный путь когда-нибудь, да заканчивается — утром 18 мая Машка неуверенно топталась перед строгой проходной в/ч 42711. То ли от плохого предчувствия, а то ли от холодной утренней сырости, она вся дрожала. Вдобавок, ей очень хотелось спать, ибо целая ночь на Ленинградском вокзале, среди страшной суеты и шума, и более здоровый организм может подкосить. И так ей хотелось сейчас уткнуться в теплую пуховую подушку, но еще больше хотелось, чтобы рядом лежал ее любимый Витечка, нежно поглаживая по животику, сюсюкая и приговаривая:

— Слышишь, как наш ножками бьет?

А ведь, говорят, даже в тюрьмах бывают такие комнаты, где супругам позволяют провести несколько часов интимного свидания. Или даже дней.

(Внутри Машки брыкался не только ребенок. И не столько. В ней клокотал извечный женский вопрос о любви, мало кого из нормальных мужиков хоть однажды не доводящий до исступления. Я и сам, хотя и отличаюсь практически йоговской терпимостью, слыша эту жуткую галиматью, испытываю дикое желание оторвать язык и выковырять общепитовской ложкой остатки мозгов у любимой. Конечно, если не нахожусь в благостном расположении духа)

Но свой вопрос о любви Машка не успела задать. Снятый с очень важного практического занятия, Витя смотрел на возмутительницу спокойствия с таким откровенным пренебрежением, что у бедной Машки буквально парализовало язык:

(— и вот ради этой мымры его оторвали от изучения материальной части танка?!)

Все стало ясно без слов. Он не просто не любит Машку — она вызывает отвращение, как крысиный хвостик, попавший во вкусные щи. Или даже в невкусные. И пусть говорят, что молоденький солдатик от сексуального желания, да от длительного воздержания и на старуху залезет. Это к Вите не относится. Молодого бойца высоко отметил сам министр, он уже лихо водит танк и не позволяет даже злым оборзевшим дедам себя забижать. С ним считается командование части и даже целого округа. Он имеет грамоту победителя конкурса художественной самодеятельности и значок отличника стрельб. Он уже набрал пусть маленькую, но свою команду, которой единолично верховодит, которая смотрит ему в рот, когда он излагает свои теории. Деревенский парень вышел на новый уровень, и вдруг является какая-то брюхатая уродина и поднимает всех на уши, срочно требуя свидания. И уже готова начать молоть всякий нелепый вздор:

(— ты ведь меня любишь…)

(— а сама как думаешь, Машка-дурашка, разве можно полюбить жирную свинью? неужели можно? — тогда иди на свиноферму и люби!)

Этот круглый живот, это пузо, на котором едва застегивались пуговицы ублюдочного сатинового халатика в цветочек, внушали неодолимое отвращение. Витя неожиданно и злобно вспомнил о собаке-прохвостке, которую так долго подкармливал и которая, в итоге, обманула и подло избежала доблестной охоты. Так и эта проклятая Машка уверяла, что их отношения просто так, для удовольствия, пары выпустить, а теперь по другому запела, во всех письмах о любви и браке талдычит. И теперь наверняка за этим приперлась. Вот бы прижать ее вилами к земле, как крысу, подпрыгнуть повыше и опуститься двумя ногами прямо на мерзкий животик. Сколько бы фонтанчиков брызнуло изо всех дыр! А еще лучше спрыгнуть, взобравшись на какое-нибудь возвышение — тут и крыша сарая вполне сгодится. Вот это будет славный хлюп!

От столь сладостных фантазий почти закружилась голова, а лицо приобрело такое злобное выражение, что Машка расплакалась.

(— плач, плач, уродина — может прыщи смоешь!)

Но и Витьку было не до смеха. Невдалеке стояло несколько караульных, которые о чем-то перешептывались, внимательно разглядывая сцену свидания. Перешептывались и мерзко хихикали. И хихикали несомненно над внешностью его посетительницы.

Честно говоря, и подружки Витиных сослуживцев были в большинстве не сильно краше Машки, но именно его сейчас прилюдно уличили во лжи. Ведь получая многочисленные письма из Пеньков, Витя расписывал свою подругу, как милашку и очаровашку, на которую даже у импотента встанет, как первую девку на область, за которой хвост сватов выстроился. А теперь попался с поличным. С такой «милашкой» на одном поле не сядешь. Даже грузинчик Гоша, под видом невесты показывавший перефотографированную из модного журнала топ-модель Клаудию Шиффер, заслужил гораздо меньше насмешек — прокатило за невинную шутку.

Плюнув Машке под ноги, несостоявшийся жених сделал Кругом! и ушел, буркнув напоследок:

— Вали отсюда и забудь мое имя.

Витя возвращался на учения чернее тучи, еле волоча ноги, но на половине пути начал улыбаться и ускорил шаг. Ему пришла в голову мысль — сказать всем, что приезжала другая Машка, ошибка бурной молодости, а невеста-красавица все так же ждет в Пеньках.

От огорчительного открытия несостоятельности своих надежд на скромное девичье счастье с мужем и кучей детишек, сознания отвергнутости и невостребованности, у чувствительной Машки начались предродовые схватки. Едва выйдя за ворота в/ч, только-только сев в попутку до города, такой вот случился с ней конфуз, хотя еще и восьмой месяц не кончился:

— Остановись, умираю! — заголосила очумевшая от боли Машка, вместо того, чтобы кричать: