Инквизиция: царство страха - Тоби Грин

— платеж за расходы, понесенные при составлении счета после завершения всего процесса[925].

Такие подробные счета стали обычными при расследованиях. Они отражают методические процессы работы инквизиции. Например, включали платеж за каждого свидетеля, допрошенного чиновником инквизиции при получении данных о чистоте (в 1629 г. это составляло четыре реала)[926].

Безусловно, для людей, втянутых в подобную систему «убеждений», такие процедуры стали стандартной практикой. Они казались совершенно нормальными. Сам факт, что с объективной точки зрения все это кажется чудовищным, доказывает: никакой объем внутренней последовательности доводов в системе убеждений не способен обеспечить объективную справедливость и законность.

Так, некоторые современные юридические фирмы извлекают огромные доходы, взимая плату за фотокопирование. Вот и инквизиция могла оплатить значительную часть своих повседневных расходов, способствуя развитию своей идеологии чистоты. «Пробансы чистоты», как их называли, существовали в течение длительного времени и в XVIII веке[927]. Они являлись основным источником финансовой стабильности инквизиции, хотя их значение под конец снизилось[928].

Безусловно, совершенно не стоит обвинять инквизицию в том, что ее мотивацией оказалась только жадность[929]. Так как страсть очень часто способна почти полностью подавить холодную рациональность, трибуналы часто испытывали экономические трудности. После изгнания морисков один из главных источников ее доходов в Арагоне и Валенсии (конфискации и налог, выплачиваемый морисками) испарился. Да и вообще инквизиция, будучи государственным органом, испытывала такую же экономическую нестабильность, как испанская корона[930]. Поскольку в XVII веке отмечался спад экономической активности, требовались новые источники дохода — например, плата за постоянно усложняющиеся расследования чистоты крови.

Проблема заключалась в том, что это предполагало, что теперь инквизиция существует только за счет бессмысленных бюрократических операций. Хотя предпринимались различные попытки реформировать систему, они заходили в тупик. Так, Филипп II умер раньше, чем смог реализовать идею расследований только за последние сто лет в отношении родословной человека. Вопрос о чистоте стоял на повестке дня заседания, Супремы, созванного в 1596 г.[931] Однако реформу, которую Филипп IV начал в 1623 г., приняли. Она заключалась в том, что после получения положительных ответов на три запроса запрещалось проводить дальнейшее расследование[932]. Но шестнадцать лет спустя монарху пришлось пересмотреть условия данного положения для инквизиции[933].

Попытки снизить требования, предъявляемые к чистоте, инквизиция игнорировала. Это следует из письма Филиппа IV от 1627 г. в Супрему, где он повторил условия, предложенные в 1623 г. Король добавил, что хотел бы видеть собственные указания «исполненными и компилированными в соответствии с тем, как они записаны, без каких-либо ваших собственных интерпретаций»[934].

Причина, которая привела к тому, что идея чистоты начала доминировать в инквизиторском учреждении, заключается в приказе от 1633 г., который Филипп IV отдал Супреме. Он распорядился создать два суда: один для собственных дел инквизиции, а второй — просто для обработки доказательств по генеалогии[935].

Филипп IV подвел итоги относительно эффекта расследования родословных в своем письме в Супрему от 1627 г., в котором он напоминал чиновникам: «Высшие интересы Господа и моей собственной персоны заключаются в справедливых действиях и возмещении расходов, хлопот и трудностей моих вассалов. Следует поступить так, чтобы вы находили способы получения информации в таких местах, где не разжигают злобу и распри, не заставляют давать ложные свидетельские показания»[936].

Пропасть разверзлась перед испанским обществом. Но оно слепо двинулось вперед, доказывая чистоту того, что доказать невозможно. Люди спорили по поводу того, кто чист и кто не чист. Это приводило к напряженности и слухам, вызывало депрессии.

Одержимость идеей чистоты крови приводила не к сплоченности общества, а к полностью обратному результату. Она вызвала процесс разобщения. В перспективе это сулило ужасающие последствия.

Расследование чистоты крови предков привело к возникновению неприятностей у некого Андреса де Ангуло, кандидата на пост в инквизиции. В его родословной были сделаны чрезвычайно серьезные открытия. Разве не представляет целое дело, что пра-пра-пра-прадед Ангуло, Фернандо Алонсо, был «освобожден» инквизицией? А разве еретик Алонсо не был прапрадедом бабушки Ангуло?

Короче говоря, Ангуло был «внуком Марии де Нальда-Гарсон, которая была дочерью Педро де Нальда-Гарсона и Изабеллы Мартинес де Авенсаны-и-Франсиски Гонсалес де Хигуэра, родителями которой были Санчо Мартинес де Авенсана и Каталина Мартинес…»[937]

Иными словами, этот человек мог и не оказаться «нечистым», но прокурор оказался слишком дотошным. Чтобы доказать отсутствие чистоты несчастного Ангуло, он достал из архивов инквизиции часть обвинения, выдвинутого против Диего Санчеса, пра-пра-пра-прадеда Ангуло, после чего включил в свои показания под присягой чрезвычайно подробное генеалогическое древо семьи. С этим документом можно познакомиться и в наши дни в читальном зале Национального исторического архива. В этом зале все, кто занимаются подобными исследованиями, могут изучать прадедушку и прабабушку Ангуло по материнской линии, предков прапрадеда и прапрабабушки по отцовский линии Ангуло, а также бабушек, дедушек, двоюродных дедушек и двоюродных бабушек прапрабабушки Ангуло. И все это — в полной тишине архивов.

В результате таких тщательных и трудоемких расследований стало совершенно ясно: упомянутый Андрее де Ангуло безнадежно запятнан. Он, конечно же, не может быть назначен на официальный пост. Нет, такой человек заслуживает лишь самого строгого унижения. Но при расследованиях, проведенных в Лардеро и в Наваререте, а также в Нальде, все свидетели заявили, что семья Ангуло безупречна. Справедливый гнев оказался вымыслом. Детальное бумажное расследование прокурора объявили фиктивным, Ангуло назначили на желанный пост.

Одновременно со сбором клеветнических данных о родословной Ангуло, в Сьюдад-Реале (первом центре деятельности инквизиции в Кастилии; см. главу 1) проводили аналогичные расследования в отношении Луиса де Агилеры, который обратился с прошением о назначении его на должность комиссара инквизиции. В 1669 г. прокурор, применяя все накопленные знания в расследовании родословных, проследил генеалогию Агилеры вплоть до 1531 г., чтобы доказать — его кровь не была чистой. К расследованию он приложил указ католических королей, восходящий к XV веку и касавшийся ряда предков Агилера, семьи Лоас[938]. Как предполагалось, они были конверсос.

Изучили генеалогические древа семьи. В дело вошли данные исследования (объемом 500 страниц) по вопросу сравнительно дальнего родственника. Они доказывали: семь поколений назад один из предков Агилеры женился на женщине, которая была потомком конверсо. Как заявил прокурор, то, что кандидат в комиссары инквизиции не сообщил о «таком близком» родстве «с предками по материнской линии в шестом поколении», свидетельствует о нетерпимом загрязнении.

Дело продолжалось в течение десяти лет. Проводили дополнительные расследования в Сьюдад-Реале. Тридцать семь свидетелей заявили: кровь Агилеры чиста. Восемь сказали, что он не был чистым.

Трибунал инквизиции в Толедо решил, что это вполне достаточно, чтобы запретить занимать пост, на который претендовал этот человек. Жизнь Агилеры была разрушена в результате несчастного брака, который, как утверждалось, заключили его пра-пра-пра-прадед и пра-пра-пра-прабабушка.

В подобных трудностях не было ничего нового. На пятьдесят лет раньше в Ронде инквизиция расследовала чистоту крови дона Родриго де Овале из этого города в Андалузии, расположенного на вершине холма. Там всего три столетия спустя солдаты Франко будут ежедневно казнить республиканцев во время гражданской войны в Испании.

У инквизиторов не было времени, чтобы изучить страшную пропасть под скалами около Ронды или возделанные долины внизу. Как они заявили, родословная Родриго де Овале действительно «очень плохого качества, если она берет начало от Изабеллы Эрнандес, жены Эрнандо Диаса из Толедо, государственного нотариуса королевских доходов в Севилье». Разве можно счесть несущественным, что ужасную Изабеллу Эрнандес Святая палата присудила лишь к незначительным наказаниям и вновь приняла в лоно церкви 123 года назад, в 1502 г.?[939] Разве ее родителей, Алонсо Эрнандеса и Фрасиску Санчес, не сожгли символически у позорного столба? Подобное нарушение чистоты нации просто недопустимо!