Розы любви - Мэри Патни

— По-моему, вся штука в том, что он хватил войны через край, — медленно проговорил Люсьен. — Как-то утром я встретил его в парке во время прогулки верхом. Он был тощ, как волк зимой, и в нем чувствовалась какая-то взвинченность, готовность взорваться от любого пустяка. А может быть, то было отчаяние. Страна, возможно, выиграла от его службы в армии, но ему это точно не пошло на пользу.

— Он остановился в Эшбертон-Хаусс? Я хочу с ним повидаться.

— Нет, он снял какие-то меблированные комнаты, по адреса его я не знаю. — Люсьен криво усмехнулся. — Хотя он, похоже, был рад меня увидеть, но о том, где сейчас живет и что делает, даже и по заикнулся. Он напоминал мне лису, которая затаилась в норе, спасаясь от гончих. Хотя наш Майкл вот уже несколько месяцев как прибыл в Лондон, он не очень-то рвался повидать своих старых друзей.

— Но ты ведь можешь выяснить, где он остановился, — ты же всегда все обо всех знаешь.

— Однако говорить то, что мне известно, не в моих правилах, и делаю я это очень редко. — Люсьен поднял взгляд, и его золотистые глаза блеснули, отражая свет камина. — Послушай, Никлас, мне кажется, будет лучше, если ты воздержишься от попыток встретиться с ним. Когда мы с Майклом говорили о том о сем, я вскользь упомянул твое имя, и хотя в буквальном смысле он не ощерил зубы, как разозленный волк, впечатление было примерно такое же.

Пальцы Никласа сжали руку Клер.

— Конечно, очень досадно, что на него напал приступ сварливости, но мне совершенно необходимо переговорить с ним о положении на пенритской шахте. Если Майкл не желает управлять ею как должно, он может продать мне свое право аренды обратно, потому что это моя земля и мои люди, и я не позволю, чтобы дела и дальше шли так же отвратительно, как сейчас.

— Ты упрям не меньше, чем Майкл, — сказал Люсьен. и в голосе его прозвучала нотка раздражения. — Коль скоро ваше свидание грозит перерасти в скандал, пожалуй, лучше вам будет встретиться не один на один, а в общественном месте — может быть, тогда все как-нибудь обойдется. На следующей неделе Рэйф дает бал, и Майкл сказал, что он там будет. Конечно, как только Рэйф узнает, что ты вернулся, он пригласит и тебя.

— Отлично. — Никлас расслабился и улыбнулся Клер. — Балы Рэйфа славятся на весь Лондон. У него вам не придется скучать.

Люсьен нахмурился.

— Я совсем не уверен, что увеселение такого сорта подходит для мисс Морган.

— В самом деле? — Во взгляде Никласа вспыхнул вызов. — Особо ярые ревнители светских условностей, возможно, и не одобряют увеселения, которые устраивает в своем доме Рэйф, но он никогда не допустит у себя ничего по-настоящему вульгарного. Думаю, мисс Морган там понравится.

— И все же этот бал — не место для респектабельной незамужней дамы.

— А я не респектабельная, — безмятежно сказала Клер. вставая с кресла. — Если вас интересует, в чем тут дело, Никлас может вам все рассказать. Очень рада была с вами познакомиться, лорд Стрэтмор. До завтра, Никлас.

Никлас тоже встал.

— Я сейчас вернусь, Люс.

Он вышел вслед за ней в вестибюль и закрыл за собою дверь библиотеки.

— Вы думали, что сможете улизнуть, лишив меня моего законного сегодняшнего поцелуя? Она фыркнула.

— Я надеялась, что вы о нем не забудете. Она сама шагнула в его объятия и подняла лицо. Как всегда, его поцелуй опьянил ее и зажег во всем теле сладкое, острое возбуждение. Его рука скользнула вниз, и обхватив ее ягодицу, он крепко прижал Клер к себе. Она хотела было вырваться, но тут некий шаловливый бесенок шепнул ей, что Никласу волей-неволей придется скоро возвратиться к своему другу и потому можно, не опасаясь за последствия, подразнить его таким манером, на какой при иных обстоятельствах она бы никогда не отважилась.

Она легонько куснула его за нижнюю губу. Не ожидавший этого Никлас шумно втянул в себя воздух, и его руки принялись судорожно мять ее тело, словно он пытался вобрать се в себя. Поражаясь своему нахальству, Клер протиснула руку между их телами и опустила се вниз, пока ее пальцы не коснулись завораживающей и пугающей выпуклости его мужской плоти, которая мгновенно отвердела, а все тело Никласа напряглось.

— Люс может отправиться домой, а мы продолжим это в спальне, — вымолвил он, тяжко дыша.

Слегка смущенная тем, что ее трюк возымел столь разительный эффект, Клер высвободилась из его объятий.

— Нельзя быть таким неучтивым с другом, которого вы не видели столько лет, — проговорила она, задыхаясь.

Когда она ступила на лестницу, ведущую наверх, где находились спальни, он схватил ее за руку и повернул к себе. Тихим, вкрадчивым, околдовывающим голосом он спросил:

— Можно я приду к вам немного позднее и покажу, что происходит дальше?

Ее пробрала дрожь — частью от страха, частью от волнения. Она дразнила тигра, и если впредь не будет действовать осторожно, то этот тигр быстренько превратит се в свой обед. Высвободив руку. Клер непринужденно ответила:

— После такого утомительного дня мне нужно проспать всю ночь от начала до конца, иначе я не отдохну.

— Скоро вы скажете мне «да». — Его черные глаза неотрывно смотрели в ее лицо, требуя и обещая. — Клянусь, что так и будет.

— Не рассчитывайте на это, Никлас. Помните: ваша цель — соблазнить меня, а моя — донять вас так, чтобы вы отступились.

Он громко расхохотался.

— А вы бедовая. Клер. Но это состязание я собираюсь непременно выиграть.

Она одарила его нежнейшей из своих улыбок.

— Лучше заранее приготовьтесь к проигрышу, милорд. И она пустилась бежать вверх по лестнице, чувствуя, как пьяняще бурлит в ее жилах кровь.

Но это ее воодушевление продолжалось лишь до той минуты, когда она вошла к себе. Заперев за собою дверь, Клер прислонилась к ней, и ее взгляд скользнул по роскошному убранству спальни. На потолке резвились позолоченные херувимы, изукрашенная великолепной резьбой кровать была увенчана балдахином с занавесями из золотистого бархата, а под ногами расстилался китайский ковер, который, весьма вероятно, стоил больше, чем она заработает за всю оставшуюся жизнь. Ее охватило смятение. Милостивый Боже, что она, некрасивая, рассудительная Клер Морган из Пенрита, делает в таком месте?!

Поначалу ее привели к Никласу благие намерения, однако предложенную сделку она приняла, побуждаемая не ими, а нечестивым, греховным гневом. И с тех пор оба они кружили один возле другого в прихотливом танце, то прижимаясь друг к другу, то отступая, по неуклонно сходясь все ближе и ближе. А в центре круга, который день ото дня сужался, лежала погибель, как общественная, так и духовная. И все же она продолжала танцевать, потому что до этих пор никогда еще не чувствовала себя такой живой. Если все грехи так сладки и увлекательны, то неудивительно, что род человеческий все время грешит.