Улеб Твердая Рука - Игорь Коваленко

Боримко, едва объявили велик привал, набрался смелости, подступился к вождю.

Святослав остался верен своему походному правилу: с мечом в дороге — невзгод поровну. Словно простой воин, прилег на потник, седло сунул под голову, оружие у изголовья положил, охрану свою отослал к общим огнищам. Лежал в одиночестве, заложив руки под затылок, не мигая смотрел на звезды, вдыхал едкий дымок тощего костерца, собранного из сухотравья и кизяков, слушал гридей, что тихо пели поодаль.

Боримко пробрался к его костру с охапкой веток, вроде бы заботясь об огне, сам преклонил колени у стяга, воткнутого древком в земную трещину, покашлял негромко.

— Кто тут?

— Это я, Боримко из Радогоща. Не прогневайся, заступник, позволь испросить.

— Почему тут?

— Я огонь стерегу. Позволь слово молвить, великий, тяжко мне…

— Говори.

— Недалеко отсюда, полночи бегу верхом, пепелище моего Радогоща. Я к Днестру ворочусь, на берег, где стоял родимый дом, поклонюсь, перечту поминание. Отпусти, княжич, сделай милость, уважь сыновий долг. Завтра с заходом солнца буду здесь.

Святослав вдруг вскочил, подошел к молодому соратнику, поднял его с колен, сказал твердо:

— Нет.

Никак не ждал Боримко отказа, удивился безмерно. Испугался даже сердитого вида князя. А тот стоял рядом, глядел куда-то в сторону, поверх головы онемевшего юноши, сам юный, властный, озабоченный. Лунный свет отражался на влажных скулах и лбу, русый локон волос прилип к бритой макушке, крупные, белые как соль зубы покусывали травинку.

Вот Святослав, точно в забытьи, положил руку на плечо дружинника и сказал уже мягко:

— Нам идти будет еще труднее. Сбережем и коней и себя до времени. Потому-то и отдал три дня на покой. Твоя просьба достойна хвалы, понять тебя могу, но и ты уразумей мои опасения. Не на Степь идем, не в Югру[34], не за море Сурожское, а идем на Дунай. Обиду несем, не злобу. Не пущу тебя, брат, огражу твою рану от новой боли, не хочу распалять в твоем сердце жажду крови, ибо кровная месть слепа, не щадит ни малых, ни старых. Росский воин не зверь прыскучий.

— Я не зверь. Поклониться хотел только жальнику.

— Вот накажем виновных за все злодеяния, разом поклонимся и Радогощу, и Богдановым сиротам, и святому капищу.

— Эх, княжич, не уважил сыновий долг мой… А что до малых и старых… наших-то резали без разбору, того не забыть.

— Ступай! — вспыхнул князь. — Знай место свое в строю! Ладное войско не стая вразброд. — И, когда Боримко, покорясь сквозь досаду, удалился и смешался с россыпью густо мерцавших шлемов и кольчуг вповалку отдыхавшей братии, Святослав бормотал что-то, ворочаясь с боку на бок.

Настал час, когда двинулись вновь тысячи конных и пеших. Шли и шли в череде восходов и закатов, а Русь за спиной. Ясно, шли нелегко, часто с кровью продирались.

Нежданны-негаданны были для всякого человека иного племени. Упрямо держал Святослав свой путь к Дунаю, на Доростол, долгий путь, не единым павшим росичем на дорогах отмеченный.

…Окаймляли поляну поросшие орешником косогоры. Беззаботно журчал ручей. Влажный воздух напоен запахами скошенных трав, овечьих стад и свежего сыра, хотя ничего этого: ни стогов, ни овец, ни сыроварен — не было видно.

И не сразу первые ряды дружины разглядели встречный отряд на фоне густой и высокой поросли. Статные воины, как на подбор, восседали на тонконогих конях.

Подчеркнуто спокойные, в одинаковых расшитых цветными узорами шерстяных безрукавках поверх белых рубах со шнуровкой на груди, в коротких штанах из дубленой коровьей кожи, с остроносыми прабошьнями на ногах, с непокрытыми головами, смуглолицые, черноусые, с длинными волосами, перехваченными на затылке ремешками, юноши, прикрыв шеи коней щитами и приспустив острия пик, неторопливо переводили взгляды с приближавшегося киевского стяга на своего предводителя и обратно. И всего-то отряд насчитывал щитов сто, не более.

Предводитель их, старый, с отечным и, казалось, сонливым лицом, одетый куда богаче прочих, совершенно безоружный сидел на пне шагах в двадцати спереди сотни, наблюдая исподлобья, как выстраивают пришельцы знаменитый свой клин на всякий случай, заполняя поляну. Чуть позади пня за спиной хмурого старика махонький черноглазый мальчонка с трудом удерживал за поводья двух гарцующих скакунов.

Асмуд и Свенельд вмиг оказались подле Святослава. Первый с ходу спросил князя:

— Что за люди? Булгары, волохи, угры?

— Волохи все.

— Сметем их или станешь слушать?

— Послушаю.

— А на что строй меняем, княжич? — подал голос Свенельд. — Нешто горстка нашему ходу помеха? Нешто слал ты им вызов?

— Может, за буграми схоронилось в листве целое войско. Я теперь никому не верю. Мы ж незваны здесь — им и спрашивать.

— Однако старший волох не выказывает тебе почтения, — недовольно заметили оба воеводы, — не поклонился тебе, великому, не назвался, даже с пня-то не поднялся.

— Я сказал: то его право. Кто-нибудь ступайте к нему с разговором. — Святослав спрыгнул наземь и направился к ручью смыть с лица и рук дорожную грязь. Его лучники без команды натянули тетивы, беря под прицел пространство, разделявшее ручей и орешник, где стояла встречная цепь.

Асмуд кликнул толмача и, позвякивая кольчугой, вместе с ним приблизился к старцу на пне. Видя, что тот даже не шевельнулся, тоже присел на кочку, сказал:

— Великий князь россов шлет тебе привет, человек!

Старший волох, словно очнувшись, заговорил в ответ неожиданно высоким и бойким голосом:

— Где же сам? Где он, князь ваш суровый?

— Аль не узнал? У ручья.

— Как узнать, если все вы одеянием схожи один на другого.

— Он таков, — молвил Асмуд. — Он велел узнать, почему твои копья у нас на пути.

Старик долго молчал, жуя впалыми губами, потом, будто не расслышал вопроса или подзабыл, сказал так:

— Какое то войско. Собрал пастухов, дал оружие. Вы зачем здесь, с войной или в гости?

— Несем булгарам рыбий зуб, — удивленно ответил Асмуд. — Разве это не известно тебе?

— Нет. Откуда знать, если Киев нарушил свой же обычай.

— Ну уж нет! — возмутился Асмуд. — Не таков сын Игоря! Он при мне отправлял булгарского гонца со свитком, а в нем слова булгарам «Хочу на вас идти». Уж давно то было. Видно, крепко они готовились встретить нас, коли до сих пор не удосужились ответом.

— Кто гонец?

— Сейчас… как бишь его… Да! Милчо из Карвуны. Малый близок к свите Петра.

— Что ж, — сказал волох, — может, и был такой. Только сам я не все могу знать. Мое дело тут стеречь. А прослышал о вас только вчера. Вышел встретить с тем, что собрал. Не знаю, как быть…

— Да никак, — улыбнулся Асмуд, — дай за золото-серебро то, чего князь для дружины запросит. А не дашь, прощай и на том.