Искусство Востока. Курс лекций - Галина Зубко

Почему синтозм избежал участи других, так называемых «общинных» религий, которые были вытеснены или оттеснены на периферию мировыми религиями? И не только синтозм, традиционное японское искусство так же сохранилось почти в первозданном виде. Должны же быть этому какие-то причины, как и тому, что японское искусство признают современнейшим из искусств за пределами Японии. И если именно Синто называют основой или «корнем» японской культуры, то, значит, есть в этом Пути нечто, что не зависит от времени.

Ёсида Канэтомо (1435–1511) писал о том, что Синто – корень всех законов. «Синто – корень и ствол; конфуцианство – ветви и листья; буддизм – цветы и плоды» – древнего происхождения… Но без корней может ли быть дерево, тем более – цветы и плоды?[220]

Не потому ли вера в богов-ками стала Путем японцев? Отказаться же для народа от своего Пути – все равно что отказаться от своего лица, от своих предков, от своего предназначения.

Что же отличает именно Японский Путь? Что позволило японцам уже в самой древности поверить в Мир невидимый? И для японцев Путь неуловим, «явленное» не может его исчерпать, дать представление о мире неявленном, невидимом, где обитают боги, которых не счесть.

Японские боги ведут себя непредсказуемо для человека, неожиданно, но можно узнать их волю, приноровиться к ним в сердечном отклике.

Для японцев ясно одно: боги не любят беспорядок, когда человек не считается с законами Природы, созданной ими когда-то и одухотворенной их присутствием. И они напоминают людям о почитании Природы, которая способна дать человеку не только пристанище, но и научить его всему, ремеслу и искусству, потому что сама есть пристанище богов и их упование.

Потому стремились не столько познать Истину, недосягаемую человеческому разуму, сколько пережить ее в экстазе, сердечном возбуждении. Главное – иметь открытое сердце, способное восторгаться, и в этом состоянии узнавать, чего хотят от людей их божественные предки.

О жизни и нравах богов японцы знали из устных преданий, зафиксированных в VIII веке письменно в священных текстах «Кодзики» («Записи о деяниях древности», 712 г.) и «Нихонги», или «Нихон сёки» («Анналы Японии», 720 г.).

Сердечная вера в вездесущих богов удержала японцев от десакрализации Мира: божественное не поддается рациональному объяснению, иначе перестает быть божественным. Отсюда стремление сохранить в тайне то, что передано богами. Хранящееся в главном синтоистском святилище Исэ Дзингу, в павильоне богини Солнца Аматэрасу священное зеркало, которое богиня вместе с мечом и яшмовыми подвесками передала своему внуку Ниниги в качестве регалий императорской власти, никто не вправе увидеть.

Неудивительно, что и на художественную литературу распространилось это правило – хранить «тайные традиции», что можно объяснить особым отношением к тексту и слову, оберегая их от профанации. Как правило, знание «тайной традиции» передавалось по наследству, от отца к сыну, членами рода-хранителя какого-то памятника, или от учителя к ученику, способному оценить его сокровенный смысл. Лишь в эпоху Эдо, когда к культуре приобщились горожане, стали доступнее «закрытые тексты».

«Тайные традиции» имеют глубинные корни. Японскую культуру можно назвать «культурой предания». В ее основе древнее предание, идущее от «эры богов».

Само знание священно, а самый надежный хранитель – это чистое сердце, которое не исказит, не умалит предание, а не слово, которое, хотя и имеет душу, все же не способно сохранить его в полной мере. Потому так устойчива традиция передачи знания «вне слов» (гэнкай), вне письменного текста (фурю мондзи) – культура молчания, паузы, пустоты, чтобы одно не мешало другому. «Один цветок лучше, чем сто, дает почувствовать цветочность цветка». Японию часто называют страной, где не вступают в споры. Не это ли помогло ей сберечь свою национальную энергию, не сбиться с Пути?

Японцы уверены, что боги-ками живут повсюду – на Земле, на Небе, в любом явлении Природы, но присутствуют незримо, тайно.

Т. П. Григорьева полагает, что Синто следует рассматривать как Путь Японии, «корень» или основу японской духовности[221].

Исследователи отмечают характерное для японцев благоговейное отношение не только к своей культуре, но и к культуре вообще, вне пространства и времени, где бы она ни произросла. Скажем, в Японии сохранились древнейшие тексты, утерянные в Китае. Или говорят, что только в Японии процветает музыка гагаку, вобравшая в себя музыкальные традиции восточных стран.

Благоговейное отношение к Природе порождает то, что в наше время называют экологическим образованием. Мерилом Истины становятся не добро и зло, которые условны, а Красота, ни от чего не зависимая, извечная, свободная. В наглядной форме это выражено в искусстве японцев – в поэзии, музыке, архитектуре, устройстве жилых домов, планировке сада, искусстве букета.

И здесь следование Пути, который не знает остановки, не может прерваться ради какого-либо искусственного построения, течет свободно, самоестественно. Отсюда склонность к асимметрии, скажем в японских садах, которые не задерживают взор на себе, а дают невидимое в отличие от симметрии, останавливающей взор на том, что заключено между двумя точками.

Японское искусство не возводит границ, его цель – вывести за пределы видимого, материального мира, дать пережить реальность извечно Сущего. Условны всякие преграды, Путь ведет к безусловному, к Истине, явленной в образе Красоты. Поэтому и называют путем разные японские искусства, как «путь чая» или «путь поэзии», «путь сада», «путь каллиграфии», «путь букета».

В домах подвижные перегородки вместо стен и дверей, вместо неподвижных рам подвижные сёдзи, обтянутые тонкой бумагой, которая не только пропускает дневной свет, но и делает его ощутимее.

Пространство само по себе прекрасно, поэтому ничего лишнего, никакой мебели, разве что полка для цветка. Чем меньше предметов, тем свободнее дыхание Жизни. Чем меньше фрагментов на картине или меньше слов в стихотворении, тем больше простора для истинного чувства.

Любовь к пустоте, незаполненному пространству, к недомолвке, намеку – свойство японского вкуса. Похоже, несвобода претит Пути богов – вне свободы ничто состояться не может, не может быть самим собой, а именно к этому ведет Путь.

В японском искусстве отступить от правила не менее почетно, чем следовать ему. Задача мастера – не возводить преграду между людьми и богами, человеком и Природой, между тем, что было, и тем, что есть. Это и есть поэтика ёдзё (сверхчувство или чувство в его полноте, неконтролируемое), приглашающая пережить то, что недоступно поверхностному взгляду.

Здесь опять, уже в который раз, мы убеждаемся в том, что восточное искусство стремится выработанными им средствами приоткрывать для человека скрытые тайны Бытия, давать ему возможность заглянуть в Мир невидимый.

Для мастера важно найти неожиданный образ, поворот известной темы, чтобы она вызвала «эмоциональный отклик» (т. е. ёдзё). Стоит вспомнить слова, записанные Мацуо Басё в его дневнике «По тропинкам севера»: «Может ли кто из людей запечатлеть взмахом кисти или словами Небесное искусство Творения!» О своем творчестве он писал: «…Записывал, что случилось в пути, потом соединил записанное в одну книгу». И зачем упорядочивать то, что уже упорядочено в душе, сопереживающей цикаде, цветку, мотыльку?[222]

Японское поучение гласит: «Тот, кто, родившись человеком, не знает закона человеческого, тот не есть человек, хотя бы по внешнему виду и был человеком, но по сердцу он то же, что животное».

Суть Японского Пути состоит в «Очищении», а не в «Исправлении», в очищении всего наносного, навязанного извне. Ибо исправлять можно то, что изначально несовершенно, имеет искаженную форму. Очищают же то, что изначально совершенно, гармонично, по каким-то причинам загрязнилось, утратив свой изначальный лик.

Потому известный мыслитель XVIII века Мотоори Норинага и поставил своей целью возродить Путь древних, то, что изначально присуще японскому сердцу. Он говорил: «Не познав сердце древних, трудно познать Путь». В известном своем труде «Душа бога Наоби» Мотоори Норинага писал: «Если во что бы то ни стало вы стремитесь к Пути, то надо… тщательно изучать древние японские книги. Тогда само собой придет знание того, что нет такой вещи, как путь, который предписывает принятие и исполнение какого-либо учения. Ваше знание будет не чем иным, как следованием по Пути богов»[223].

Путь не является тем, что познается через учение. Путь – это истинное сердце, с которым человек рождается. Из этого становится понятной великая функция японского искусства.

Популярность Мотоори Норинага такова, что к нему нередко обращаются ученые, как в самой Японии, так и за ее пределами. Дело в том, что современный мир утратил чувство целого, укорененности в своей национальной традиции. Оттого и возникает чувство неуверенности, растерянности и жажда знания древних о смысле Пути.