Мерило истины - Роман Злотников

— Какой госпиталь?! Что я в сопроводилке напишу? В процедурку, сказал, в процедурку!..

В тесной каптерке было душно. Киса закурил еще одну сигарету и, запрокинув голову, выпустил дымную струю вверх. Под потолком мерно колыхались густые синеватые табачные волны, сквозь которые свет электрической лампочки казался слабым и мутным, будто размазанным. Мазур разлил по стаканам остатки водки, пустую бутылку поставил на пол и катнул ногой по направлению к закрытой двери.

— Давайте, парни, — предложил он.

— Киса, гаси папироску, — хмуро скомандовал сержант Кинжагалиев, беря в ручищу стакан. — И так дышать нечем.

— Да ладно, чего… — попытался было воспротивиться Киса, но сержант глянул на него так, что он, вчастую затянувшись несколько раз, потушил-таки окурок о подошву «берца».

— Ну, за получку! — провозгласил Мазур.

Четверо — Мазур, Кинжагалиев, Бурыба и Киса — сдвинули стаканы над табуреткой, где помещалась миска с куриными котлетами (теми, что давали на ужин) и открытая банка с консервированными помидорами.

Выпили. Закусили. Кинжагалиев посмотрел на просвет пустой стакан, мрачно вздохнул, поставил стакан на табуретку и закинул руки за голову. Бурыба прогудел:

— Н-да… — и принялся меланхолически щелкать зажигалкой, которую давно уже вертел в руках. — Гуманоид-то, а?

— Дела-а… — в тон ему подтянул Киса. — Вы видали такое когда-нибудь? Прямо не человек, а экскаватор какой-то…

Помолчали. Киса скучным голосом завел было какой-то анекдот, протянул его до середины и, поняв, что никто его не слушает, замолчал. Кинжагалиев спросил Бурыбу о чем-то незначительном, тот, вроде бы даже и не вдумываясь в суть вопроса, невнимательно откликнулся. Разговор явно не клеился. Должно быть, у каждого перед глазами стояла картина сегодняшнего чудовищного происшествия: как старая спортплощадка стремительно превращается в кладбище покореженного металла, как мечется по ней, будто обезумев, невысокий паренек, совсем в тот момент не похожий на себя самого… Лицо этого паренька, раньше даже во время драки спокойного и собранного, теперь яростно оскалено; воюще скрипят уродуемые спортивные снаряды, взрывается земля, выплевывая куски бетона и ржавые обломанные железяки… На фоне этого все остальные темы казались бледными, незначительными, совсем не стоящими внимания.

— Спать, что ли, пойти? — предположил Бурыба. Он казался тише и задумчивее своих товарищей. — Чего-то и водяра не кроет даже…

Сразу после этого высказывания в дверь каптерки бодро пробарабанили условным стуком. Киса открыл. В помещение ввалился Гусь. Едва закрыв и заперев за собой дверь, он возбужденно объявил:

— Гуляем, братва! — и вытащил из-за пазухи сразу две бутылки водки «Соловушка», недорогой, а потому очень популярной в городе Пантыков и его окрестностях.

Перспективу продолжения банкета четверка встретила без особого ликования. Гусь, радостно напевая, неряшливо разлил алкоголь по стаканам.

— Ну? — вопросил он, подбоченившись. — Погнали?

— Куда ты мне столько набузырил? — проворчал Кинжагалиев.

— Давай, парни, давай! Повод же — получка! Вы что такие тухлые?

— Ты что-то больно веселый…

— И еще повод: Гуманоид, наконец, скопытился. Сам себя загасил.

— Тьфу ты, — покрутил головой Киса. — Аж дрожь пробирает, как вспомню…

Только выпив, Гусь снова схватился за бутылку. В отличие от четверых своих приятелей, заметно придавленных произошедшим, выглядел он так, словно сегодня одержал какую-то очень важную для себя победу, да еще словно ожидала его какая-то дополнительная радость, — он сверкал глазами, нетерпеливо притоптывал, широко ухмылялся…

— Короче, парни, — заговорил Гусь, опрокинув в себя еще стакан, — дежурный сегодня у нас кто? Капитан Арбатов. Помдеж — Нефедыч. Арбатов в кабинете у себя заперся, накачался по горло, как обычно, его ядерным взрывом до утра не разбудишь; а с Нефедычем у нас все схвачено: мы тихо, и он нас не трогает. И получка сегодня была. Сопоставим факты, парни… Сопоставили? И что у нас получается?

Никто не ответил ему, что же получается.

— А? Что? — настаивал Гусь, весь подергиваясь от возбуждения, пританцовывая.

— То и значит, — сказал Мазур. — Что никто нас не тронет, если тихо будем.

Рядовой Гусев перешел на заговорщицкий шепот:

— Гуманоид-то отвоевался, поняли? Все, кирдык ему, парни! Сколько он всех баламутил, баламутил — а теперь кончено. Надорвался, гадина. Духовенство больше не рыпнется, это точно. Понятно же, не сами по себе они такие смелые стали… Без него, без Гуманоида, они никто. Поняли, о чем я? Система восстанавливается! Зарплату им сегодня выдали… — Гусь многозначительно потер большим пальцем указательный. — Бабки, бабочки, бабули…

— Э! Э! — предостерегающе нахмурился Кинжагалиев. — Угомонись! Деятель…

— Опять, что ли, бучу поднимать? — даже вздрогнул Киса. — Забыл, что Нефедыч говорил? Головы нам оторвет, если что. Потому что ему Киврин голову оторвет, если что. Мне лично моя башня дорога.

— Даже и не в этом дело, — звучно проговорил вдруг Бурыба.

— А в чем? — спросил Гусь.

— А то ты не понимаешь, — Бурыба отвел глаза.

— Не понимаю, братан, объясни.

На Бурыбу уставились все присутствующие. Но он ничего объяснять не стал. Только негромко проговорил:

— Ладно, проехали…

— Ну и хорошо, что проехали! — ухмыльнулся Гусь, возвращаясь к оседланной им теме. — Какая такая буча? Мы по-тихому. И без следов. Кто там у них особо борзый остался? Командор не в счет, он поумнел. Гуманоид, сука, слился. Дрон. Петух. И еще очкарик — Шапкин. Вот этих троих выцепить и… потолковать с ними. А остальные… остальные — стадо. Заводил опустить главное. И все, парни! И никакого шухера. Мазур? Киса?

— Не, — мотнул головой Киса. — Не сегодня. Пусть живут пока…

— Не, — сказал тоже Мазур.

— У вас что, душа не горит им наложить? — чуть не подпрыгнул Гусь. — Если аккуратно сделать, все получится!

— Я тебе сказал — угомонись, — очень веско произнес Кинжагалиев. — Никто никуда сегодня не пойдет. Чего ради? После такого шухера Гуманоида точно переведут от нас. Или в госпиталь отправят, а потом комиссуют по этому делу… — он покрутил пальцем у виска, — нормальные же люди такого не творят. Считай, что Гуманоида уже нет в части.

— Так и я о том же! — поднял палец рядовой Гусев.

— Все равно, подождать надо, Санек, — сказал Киса. — Зачем горячку пороть? Тебе ханка, что ли, в голову шибанула?

— Успокойся, — прогудел Кинжагалиев и вытянул ноги. — Раздрыгался… Я с самого начала знал, что все так и получится. Как говорится, собака лает, а караван идет. Побесится Гуманоид, попрыгает, побьется башкой об стену — и либо поумнеет, либо лоб разобьет. Ну, нельзя порядок, который годами складывался, вот так просто взять и сломать. Потому что… как бы… — он покрутил в воздухе растопыренными пальцами, собираясь с мыслями, — время, оно все ненужное и неважное отсеивает, а оставляет только настоящее. То, что реально работает в определенных условиях с определенными людьми. Я не только армейку имею в виду, а вообще… в масштабах, так сказать, всей страны. Если проще, парни, то с нами так, как хочется Гуманоиду, нельзя. Чтобы люди по струнке ходили, чтобы все по закону, шаг влево, шаг вправо — расстрел на месте…

— Саморасстрел, — поправил Кинжагалиева внимательно слушавший его Бурыба.

— Как это?

— Ну… Когда люди поступают так, а не иначе, не потому, что боятся наказания от государства, а потому, что… боятся наказания от самих себя. От… совести своей, что ли…

— Я к этому и веду, — кивнул Ермен. — Ты много таких совестливых на своем веку встречал?

— Может, одного… двоих.

— Во, то-то и оно. Как про них говорят, чудаки, не от мира сего…

— Еще похлеще говорят, — хмыкнул Гусь.

— Не от мира сего, — повторил сержант Кинжагалиев. — То есть, чужие всем нам. Вот и Гуманоид чужой, не от мира сего, а от того — другого какого-нибудь, со своими правилами, которые только там и могут соблюдаться. А у нас правила свои. В них все вот эти… соображения совести большой роли не играют. Соображения совести, парни, это не руководство к действию. Это просто чтобы не забывалось окончательно, что мы все-таки люди…

— Жизнь такая, что очень просто и забыть, — поддакнул со вздохом Киса, дождавшись-таки в сложном для себя диалоге сержантов места, которое он более-менее понимал.

— Получается, что все эти чудаки не от мира сего, Гуманоиды, все-таки нужны? — проговорил Бурыба, потирая лоб. — Получается, без них — хуже всем было бы? Если б они не это… не напоминали?..

— Ни хрена себе, договорились! — искренне изумился Гусь. — Ну, давайте пойдем сейчас все вместе в санчасть, Гуманоида обнимать! Прости нас, грешных, убогих и неправильных! Когда б не ты, мы бы и не поняли никогда, что мы грешны, убоги и неправильны!..