Однажды вечером в Париже - Николя Барро

Солен вздохнула, провела рукой по волосам и печально, тихо засмеялась.

– Виктор случайно оказался рядом с ней в кино. Они посмотрели друг на друга – и вспыхнула любовь, с первого взгляда, как принято говорить. Моя робкая сестренка, никогда еще не влюблявшаяся и, как принцесса Турандот, отвергавшая все ухаживания – между нами говоря, не очень-то много их было, – отдала свое сердце без малейшего колебания. Они стали неразлучны, Мелани была на седьмом небе от счастья. Она боготворила Виктора. Когда бы она ни заговорила о нем, в глазах у нее появлялся мягкий такой свет – словно загорались две свечечки. Трогательно было смотреть на нее. Я думаю, она пошла бы за Виктором на край света.

– А потом? – с трудом произнес я.

– Потом появилась злая сестрица. – Тон Солен стал сухим. Ей хотелось говорить равнодушно, но по ее лицу было видно, как нелегко ей продолжать рассказ. Она встала и отошла к мини-бару, чтобы налить себе виски. – Пожалуй, не помешает, – сказала она. – Хочешь?

Я отрицательно покачал головой.

Солен медленно отпила несколько глотков из массивного хрустального стакана, потом встала, прислонившись к туалетному столику.

– Лето кончилось, я приехала домой. Мелани познакомила меня со своим возлюбленным. Он был в самом деле очень мил, настоящий калифорнийский санни-бой; должна признаться, меня порядком удивило, что Мелани сумела заарканить такого симпатичного парня.

Она отпила еще глоток виски.

– Ну… Дальше рассказ недолгий. Мы втроем ходили в это маленькое кафе на бульваре Сен-Жермен, я, как мне свойственно, ни на минуту не закрывая рта, болтала, рассказывала о каникулах, о том, как все там на море было чудесно. Смеялась, шутила и немножко флиртовала с парнем сестры. Не могу сказать, чтобы я преследовала определенную цель, нет, я просто была самой собой, такой, какая я есть, понимаешь?

Я молча кивнул. Представить себе эту ситуацию было нетрудно.

– А потом случилось то, что всегда случалось, когда мы с Мелани куда-нибудь ходили вместе. Внимание окружающих безраздельно принадлежало мне, сестра рядом со мной бледнела, точно маленькая луна, и постепенно умолкала.

– О господи! – вырвалось у меня. «Она как солнце, – это Аллан Вуд сказал про Солен. – Каждому хочется быть к ней поближе». Я уже знал, что последует дальше.

– Через некоторое время Виктор уже не сводил с меня глаз. Как бы он ни был очарован Мелани, он все-таки увлекся ее старшей сестрой, которая по характеру и по возрасту, пожалуй, больше ему подходила. Он подкарауливал меня на бульваре Распай, когда я шла на работу, он незаметно следил за мной, он тайно от сестры целовался со мной. «Да ладно тебе, я же только разок поцелую, – говорил он, когда я со смехом его отталкивала. – Никто же не увидит. А у тебя такой красивый ротик, просто невозможно устоять». Потом он стал предлагать: «Поедем со мной в Калифорнию, там круглый год светит солнце, жизнь у нас будет просто великолепная». Он был очень хорош собой и относился ко всему с чудесной легкостью, которая нравилась мне все больше и больше. В общем, однажды я его не оттолкнула.

Солен вздохнула.

– Может быть, в моей власти было поставить точку, но я тогда мало что понимала в жизни. В конце концов, сказала я себе, я же не виновата, если парень в меня влюбился, пускай даже парень моей сестры. Кто знает, остался бы Виктор с Мелани, если бы я вела себя по-другому и не ответила на его ухаживания? Я была молода, привыкла действовать безоглядно, а перспектива уехать с Виктором в Америку была так заманчива, что все мои сомнения рассеялись.

Взглянув на меня, она умоляющим жестом стиснула руки.

– Мой бог, да кто же остается со своей первой любовью? – Она покачала головой. – Я просто не поняла, насколько серьезно все это было для Мелани. Ей же только семнадцать исполнилось.

Солен помолчала, кусая губы.

– Однажды она застала нас. Это было ужасно. Самое страшное, что было в моей жизни. – Солен запнулась и довольно долго молчала, прежде чем продолжить. – Она застыла в дверях, очень бледная, и никто из нас троих не осмеливался заговорить. А потом она вдруг раскричалась. Это была настоящая истерика. «Солен, боже мой, как ты могла, ты же моя сестра! Что ты наделала! Ты же моя сестра!» Она все повторяла и повторяла эти слова. «Ты можешь получить кого захочешь! Зачем ты отняла у меня Виктора? Зачем?» А потом она произнесла те слова, которые по сей день иногда звучат у меня в ушах, и ее милый нежный голосок дрожал от ненависти: «Для тебя главное – получить, что ты хочешь, а больше тебя ничего не интересует! Видеть тебя больше не хочу, слышишь? Прочь с моих глаз!»

– Господи, как же это ужасно… – пробормотал я.

– Да. Именно ужасно, – сказала Солен. – В течение нескольких недель Мелани не сказала мне ни единого слова. Я просила у нее прощения, родители тоже пытались нас помирить, но даже когда я перед отлетом в Сан-Франциско зашла к ней в комнату попрощаться, – ни единого слова. Она сидела за письменным столом и даже не повернула головы. Она точно окаменела. Я ее предала, я нанесла ей глубочайшую рану. Она не смогла меня простить.

Я сидел, стиснув рукой подбородок, и, потрясенный, смотрел на белокурую женщину, с огромным трудом сохранявшую самообладание.

– А потом? Вы виделись с ней потом?

Солен кивнула:

– Мы виделись один-единственный раз. На похоронах родителей. Но встречи не получилось… – Она отставила стакан.

– Когда это было?

– Почти через три года после моего отъезда. В Калифорнии я к тому времени уже неплохо устроилась, получила первые большие роли. Успех пришел ко мне сам собой, и я была так счастлива, когда смогла наконец подарить родителям путешествие на Лазурный Берег. Я ведь рассказывала тебе об этом, когда мы гуляли по Вандомской площади, помнишь?

Я кивнул. Разве мог я забыть ту ночную прогулку?

– Родители погибли в автокатастрофе по дороге в Сен-Тропе. Оба умерли сразу. Мне сообщила сестра мамы, спасибо ей. Оба тела уже были доставлены в Париж. Я прилетела. Когда Мелани увидела меня на похоронах, она совершенно вышла из себя, закричала, что вот я отняла у нее любимого, а теперь и родителей отняла. И велела мне убираться, сказав, что я несу гибель всем, кто со мной рядом.

– Боже мой, но ведь это абсурд! – вскричал я, пораженный. – Здесь же нет твоей вины.

Солен смахнула слезы и посмотрела на меня несчастными глазами:

– Я только одного хотела: чтобы исполнилась заветная мечта папы и мамы.

– Солен, ты ни в чем не должна себя винить, – убежденно сказал я. – Во всяком случае в том, что касается родителей. Господи боже, это же трагическая случайность. Никто не виноват.