Королева Виктория - Кристофер Хибберт

А королева со своей стороны имела все основания быть довольной поведением сэра Роберта Пиля. Она твердо поддерживала его политику и решительно осуждала его противников. Его решение увеличить субсидии религиозному колледжу римско-католической церкви в Ирландии вызвало у нее одобрение, а сам этот акт она считала «одной из самых серьезных мер, которые когда-либо предпринимались правительством». А действия узколобых и совершенно недальновидных протестантов, которые резко выступали против, этого решения, заставляли ее краснеть от стыда. У них, по ее словам, ощущался «острый недостаток добропорядочных чувств и стремления к благотворительности». Что же до мистера Гладстона, который понимал, что должен подать в отставку, поскольку когда-то написал книгу, в которой осуждал любые денежные субсидии римско-католической церкви, то он готов был это сделать в любую минуту. Королева не согласилась с его доводами и часто ссылалась на министра иностранных дел лорда Абердина, который, как говорили тогда, якобы заявил Гладстону: «Никто не читает вашу книгу, а те, кто все же удосужился это сделать, не поняли ее».

Королева также разделяла уверенность Роберта Пиля в том, что настало время для решительного пересмотра «Хлебных законов»[32], и была крайне возмущена поведением тех политиков в собственной партии, включая герцога Веллингтона, лорда Стэнли и Бенджамина Дизраэли, которые не поддерживали его.

«Ох уж этот праведный и бескорыстный патриотизм!» — сокрушалась королева, прекрасно понимая истинное значение весьма популярной в то время загадки: «Почему тори так похожи на грецкий орех? Потому что они приносят массу проблем Роберту Пилю».

Они доставляли неприятности не только Роберту Пилю, но и принцу Альберту. Когда он появился в палате общин, чтобы послушать вдохновенную речь Пиля, лорд Джордж Бентинк набросился на него с упреками, что тот «поддался губительному влиянию первого министра Короны и пришел в парламент, чтобы произвести столь желанное для премьер-министра впечатление, будто заручился личной поддержкой ее величества... Большинство земельной аристократии Англии, Шотландии и Ирландии вполне представляют себе весь тот ущерб, который может нанести им подобная мера. Она может разрушить их вековые устои». После этого принц Альберт никогда больше не появлялся в палате общин. А королева поспешила выразить свое негодование безобразным поведением джентльменов из партии тори, которые «только тем и занимаются, что весь день охотятся, пьют кларет или портвейн по вечерам и никогда не дают себе труда изучить суть рассматриваемых вопросов или хотя бы прочитать эти документы».

Весьма серьезные нарекания со стороны королевы вызвал и некогда популярный у нее лорд Мельбурн, который тоже осудил Роберта Пиля за поддержку идеи свободной торговли. По словам королевы, он оказался столь же «несостоятельным, как и все эти джентльмены из числа оппозиции в палате общин». Королева не без оснований полагала, что лорд Мельбурн слишком постарел, устал от жизни, много ел во время ужина, жил в грязном доме, заполненном шестьюдесятью слугами, еще громче говорил сам с собой и постоянно «корчил рожи», доказывая всем окружающим со слезами на глазах, что находится на грани банкротства. На самом же деле его состояние все еще поражало воображение своими размерами, хотя он постоянно обращался к королеве за финансовой помощью, в которой она ему практически никогда не отказывала, и даже осмелился просить о пенсии, в чем она по совету придворных все же отказала. В октябре 1842 г. он перенес сердечный приступ, от которого уже полностью не оправился.

Под непосредственным влиянием принца Альберта, который никогда не испытывал особых симпатий к вигам, недолюбливал лорда Мельбурна и втайне радовался падению его кабинета, отношение королевы к своему бывшему ментору и «бесценному советнику» стало меняться в худшую сторону. Потеряв практически политическую власть, лорд Мельбурн тем не менее всеми силами пытался сохранить свое влияние на королеву, а Штокмар и Энсон делали все возможное, чтобы положить конец его продолжающейся переписке с королевой, и заметно преуспели в этом деле, хотя и не без ошибок со стороны престарелого лорда Мельбурна.

Лорд Мельбурн часто вспоминал о времени, когда он был премьер-министром правительства, и считал его «самым счастливым периодом в своей жизни». А королева относилась к этому времени как к давно забытому сну и была абсолютно уверена, что не хотела бы возвращения того и в том смысле, который имел в виду ее бывший наставник.

Фредерик Левесон-Гауэр, сын графа Грэнвилла, в 1843 г. побывал в замке Чатсуорт и с грустью описал встречу королевы с престарелым лордом Мельбурном. «Лорд Мельбурн был настолько слаб здоровьем, что фактически впал в детство и вообще не понимал, что происходит. У меня сложилось впечатление, что он не видел королеву с тех самых пор, как оставил пост главного министра. Она относилась к нему с подчеркнутой доброжелательностью, однако он с горечью осознавал, что его времена уже давно прошли. Было грустно видеть, как на глазах лорда часто появлялись слезы».

Королева была молодой женщиной, нашедшей свое семейное счастье, и поэтому вряд ли осознавала, как трудно старому и безнадежно больному человеку оказаться выброшенным из ее жизни. Именно поэтому она не очень печалилась, когда узнала о его смерти в ноябре 1848 г. Разумеется, она выразила родным и близким свое «горькое соболезнование» по этому поводу, так как была привязана к нему долгие годы, но при этом признавала, что он был не самым лучшим министром в ее правительстве.

Перечитывая те страницы своего дневника, которые относились именно к периоду ее наибольшего восхищения лордом Мельбурном, королева отметила: «Мне очень не нравится переписывать свой дневник и исправлять свои наивные и совершенно искусственные представления о счастье, которые тогда у меня были. Поэтому я так дорожу истинным счастьем, которое обрела в лице своего верного и преданного мужа и которое не могут испортить ни политика, ни какие бы то ни было мировые катаклизмы».

За три года до смерти лорда Мельбурна королева пережила большие неприятности, связанные с вынужденной отставкой премьер-министра Роберта Пиля. Провал пресловутого законопроекта о положении в Ирландии вынуждал премьер-министра заявить об отставке. Скрепя сердце королеве пришлось обратиться к лорду Джону Расселу.

Когда Роберт Пиль прибыл в королевскую резиденцию Осборн, чтобы подать прошение об отставке, он, по словам принца Альберта, был «тронут добрым отношением к нему со стороны королевы» и «сказал мне, что необходимость разлуки с нами является для него самым болезненным моментом во всей его жизни». Вскоре после загадочного убийства его личного секретаря Дэниелом Макнатеном, сумасшедшим шотландцем, Роберт Пили заявил своему другу Томасу Фремантлу, что «исходя из личных соображений» он счастлив, что «освобожден от этой неблагодарной и очень опасной обязанности заниматься государственной политикой». Однако когда лорду Джону Расселу не удалось с первого раза сформировать кабинет министров и королева вновь обратилась к нему с просьбой отозвать свое прошение об отставке, Роберт Пиль сделал это без малейших колебаний и сказал княгине Ливен, что «чувствует себя как человек, вернувшийся к жизни после завершения заупокойной молитвы». А королева, в свою очередь, была очень признательна «верному Пилю», который не только согласился выполнять обязанности премьер-министра, но и еще раз «подтвердил свою несомненную лояльность, мужество, патриотизм и высокое чувство долга».

Однако Роберту Пилю так и не удалось продержаться долго в кресле премьер-министра. Во время очередного правительственного кризиса, разразившегося в палате общин летом 1846 г., он вынужден был во второй раз подать прошение об отставке, и на этот раз ее приняли. Его преемником на этом посту стал лорд Джон Рассел, а министром иностранных дел был назначен лорд Пальмерстон.

К этому времени лорду Пальмерстону исполнился шестьдесят один год. Он родился в семейном поместье Бродлендз в графстве Гэмпшир и был старшим сыном второго виконта Пальмерстона. Почти все свое детство он провел в Италии где научился довольно бегло говорить по-итальянски, потом поступил в Харроу, а чуть позже в Эдинбургский университет. После окончания обучения он стал работать в университете вместе с известным философом Дугалдом Стюартом, а затем перешел в колледж Святого Иоанна при Кембриджском университете и получил там без соответствующих экзаменов степень магистра искусств, что в те времена часто практиковалось по отношению к выходцам из аристократических семей. Он был довольно красивым молодым человеком с ровным характером, самоуверенным, очень подвижным и благодаря всем этим качествам прослыл дамским угодником, за что его часто называли весьма лестным для него прозвищем «Купидон».