В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина - Михаил Март

Не сейчас. У них еще будет время.

Узники пытались понять, что их ждет. Кто-то уже задумывал побег, кто-то верил в мифический самолет, но все вместе они получили краюху надежды на возвращение домой. Кого-то еще ждали, кого-то уже нет, а у некоторых и дома своего не осталось.

Кострулев знал, зачем возвращаться в Москву, и в каменном мешке выжил, потому что верил в возвращение. Скоро его час настанет.

На вокзале Петра встречал брат Иван. Они не виделись семь лет. После ареста Петра им даже не дали свидания. Может, оно и к лучшему. Иван занимал солидную должность в Министерстве иностранных дел. Афишировать родственные связи с убийцей высокопоставленному чиновнику, по меньшей мере, глупо, тем более что у братьев были разные фамилии. Иван родился от первого брака их матери и красного командира, героя Гражданской Модеста Червонного. Червонный — не настоящая фамилия, а партийный псевдоним. Модест погиб в 21-м, и сыну героя дали фамилию Червонный. Мать вышла второй раз замуж. Не очень удачно. В двадцать втором родился Петя, любимец семьи. Фома Кострулев, выходец из купеческой семьи, человек деловой, с коммерческой жилкой, во времена нэпа неплохо поживился, семья жила в достатке. Вот только пил Фома много. Бил жену, но детей не трогал. Матушка тоже пристрастилась к «горькой». Отца взяли в 34 -м, и больше его никто не видел. В деньгах семья не нуждалась: мать знала, где спрятана мужнина заначка, таскала из нее золотые червонцы и продавала. Старший Иван учился, грыз науки, стремился выйти в люди. Петруша предпочитал жить свободно и не обременял себя учебой. Мать умерла в 36-м. Ее хватил удар, когда она несла тарелку со щами. Проголодавшийся после ночной гулянки Петр сидел за столом с ложкой в руках, она вошла в комнату, улыбаясь, взглянула на любимое чадо и вдруг…

Петру было четырнадцать. Денег, найденных в доме, хватило только на похороны. Иван — студент, Петр — бездельник, на что жить? Мать не успела рассказать, где лежит отцовский загашник. Уж если Фома чего спрятал, искать бесполезно, а наследство осталось немалое. Власти ничего не нашли, сыновей постигла та же участь. Жить в нужде мальчики не привыкли, и вот однажды Петюня пришел домой с полной авоськой продуктов, там была зернистая икра и дорогой коньяк.

— Где взял? — строго спросил Иван.

— Бог послал. Вам-то, красным атеистам, он ничего не пошлет, а мы народ верующий, нас всевышний любит.

— Своровал?

— А красные сами заработали? Дрань голопузая за одну ночь все банки разграбила, всю российскую казну прибрала. «Мы наш, мы новый мир построим!» Строй, но только не на чужие деньги. Дудки! И на чужие не смогли. Мозгов-то нет.

— В контру записался?

— Брось, Ваня. Добро-то народное, вот я и взял часть своей доли, чтобы мы с голоду не сдохли. Я большевик. Они сеять не умеют, урожай собрать не могут, но зато отнять все, что у тебя есть, им ничего не стоит. Для народа. Вот я и отнимаю. Мы же с тобой тоже народ.

— Это грабеж.

— Только потому, что мне забыли мандат выдать с печатью на конфискацию. В остальном все то же самое. Я у рабочего и крестьянина ничего не брал, они нищие, я взял у того, кто имеет все и не пойдет на меня жаловаться. Есть железное правило — не забирай все, что видишь, хватит и половины. Живи сам и дай жить другим!

— Сам придумал? Глуп еще. Кто научил?

— У тебя свои профессора, у меня свои. С политикой партии мы согласны, работаем по тем же принципам. Разница в методе.

— Учти, Петруха, если тебя поймают, помощи от меня не жди, ты мне не брат.

— Ясное дело. Ты же Иван Модестович Червонный, а я Петр Фомич Кострулев. Какая связь?

— Живем под одной крышей.

— Пользуйся случаем, сытым ходить будешь, пока меня не поймали.

Аргумент весомый для голодного студента, пришлось смириться.

Учеба закончилась, Ивана взяли на работу в Наркомат иностранных дел, а Петруха все еще воровал и не попадался. Младший братишка взрослел и матерел, стал опытным, ловким, хитрым и осторожным. Время шло, ничего не менялось. Однажды Петр принес домой кожаный мешочек и высыпал на стол золотые изделия. Колечки с камешками, сережки, кулончики.

— Красиво, Ванюша?

— Здесь же целое состояние!

— Вот только продать его нельзя. Все эти побрякушки зарегистрированы. Каталожные.

— Что это значит?

— А то, что их сделали на заказ. Заказчик — государство. Клеймо стоит со звездочкой. Делают эти чудеса старые ювелиры из бывших. Для них существуют спецтюрьмы, за пайку работают, а государство продает чудо-безделушки за валюту и зерно.

— Откуда знаешь?

— Знаю. Раньше они изготовляли из старого золота подделки под царские цацки. Не отличишь. Их смешивали с музейными экспонатами и меняли на заграничные харчи. Только великокняжеское добро уже на исходе, приходится подмешивать фальшак. А нынче решили престиж СССР поднимать, мол, мы и сегодня умеем делать не хуже. Частников со старыми сусеками единицы остались. Дворян и купцов расстреляли, кого на рудники загнали, церкви опустошили, музейные экспонаты переписаны и занесены в реестры. Тяжело стало работать. За княжеские побрякушки больше трех лет не дадут, а за хищение социалистической собственности можно и десять схлопотать. Вот и думай, что делать с этим добром.

— Покупателя найти можно.

— Свяжешься с барыгой, дня на свободе не проживешь. Если он и рискнет взять товар с государственным клеймом, то заплатит гроши. Возьмут его — сдаст с потрохами на первом же допросе. Все они шкурники.

— Барыг я не знаю. Но двух скупщиков хорошо помню. Мать меня посылала к ним с царскими червонцами. Сама ходить боялась, следили за ней, после того как твоего отца взяли. Кубышку его так и не нашли, немало еще купеческого золотишка в земле хранится. На пацана чекисты внимания не обращали, вот я и бегал к скупщикам, монет по десять носил, больше мне мать не доверяла. Попадусь — скажу, нашел. Что с меня взять. А золотишко то не барыги скупали, а люди солидные. Они с Фомой в его коммерческом ресторане познакомились. Мать их тоже знала и связь с ними поддерживала.

— Где их искать? Поди, скелетов не осталось.

— Живут и здравствуют. За кордон ездят, как к себе домой. Статус дипломатической неприкосновенности имеют.

— В твоем наркомате работают?

— То-то и оно. Поначалу я думал, они меня узнают и пришибут где-нибудь в темном переулке, но нет, к себе приблизили. Значит, хотят использовать. Как? Не знаю. Думаю, они меня сделают курьером, как когда-то мать сделала. Им нужны проверенные люди.

— Хочешь попробовать?

— А почему нет? Другое дело — деньги. Много они не дадуг, им свой навар нужен.

— За кордоном золото стоит дороже в несколько раз, Ваня. Если они связаны с ювелирами или торговцами, то навара им хватит. Пятьдесят процентов от каталожной цены, на меньшее не соглашайся. Мне сорок, тебе десять процентов как курьеру.