Убийство Президента Кеннеди - Уильям Манчестер

— Вице-президент становится президентом тотчас же, как только президента уже нет. Позднее, принося присягу, он лишь облачается в официальную тогу. Но этот акт носит чисто символический характер.

Самую бескомпромиссную позицию занимает бывший президент Эйзенхауэр. По мнению Эйзенхауэра, который решительно отвергает идею вторичной присяги, Джонсон стал президентом в тот момент, когда уже не было сомнения, что Кеннеди находится при смерти, то есть еще до того, как главный нейрохирург Парклендского госпиталя Уильям Кемп Кларк засвидетельствовал факт смерти. Бывший президент считает, что Джонсон был правомочен подписать любой законодательный акт после 12. 30. Если бы в стране возникла критическая ситуация в период между 12. 30 и 14. 38, когда Джонсоном была принесена вторая присяга, и он не принял бы необходимых мер, то, по мнению Эйзенхауэра, это означало бы, что он не выполнил своего долга и его следовало бы предать суду.

Едва ли Джонсон задумывался над этими сложными проблемами до того, как грохот выстрелов заставил его столкнуться с ними лицом к лицу. Полтора года спустя он заявил в беседе с автором этих строк, что, по его мнению, «вице-президент становится президентом сразу же после смерти президента. Он обязан после этого принести присягу, но в осуществлений высшей исполнительной власти не может быть никакой паузы». Джонсон, как известно, принес вторую присягу и видимо, в силу этого чувствовал себя обязанным отстаивать необходимость этого акта. В остальном же его высказывание полностью совпадает с мнением авторитетных юристов. Однако это заявление было сделано им после того, как ему разъяснили все аспекты данной проблемы. Джонсон признал, что в Далласе у него было иное представление об этом. Хотя понимание своей новой ответственности возникло у него, по его словам, незамедлительно, полное осознание и субъективное отождествление себя с главой исполнительной власти пришло постепенно.

Должно быть, каждый вице-президент обязан предвидеть последствия возможной смерти президента, однако добиться этого нелегко. Вряд ли есть основания полагать, что семь вице-президентов, столкнувшихся с подобным положением до Джонсона, серьезно задумывались над ним заранее. Отношение американских политических деятелей к Белому дому носит в высшей степени противоречивый характер. Они одновременно и жаждут стать его хозяевами и опасаются этого поста. Вице-президенты, как, впрочем, и президенты, не любят задумываться над тем, что их отделяет от Белого дома лишь биение одного сердца, и Когда это сердце внезапно перестает биться, они неизменно бывают ошеломлены. 14 апреля 1945 года Трумэн, беседуя с представителями прессы, сказал:

— Не знаю, приходилось ли вам, ребята, когда-нибудь испытывать такое чувство, словно на вас свалился стог сена или бык. Мне же вчера показалось, что и луна и звезды всей своей тяжестью обрушились на мои плечи.

Следует поразмыслить над этой реакцией Трумэна, если мы хотим увидеть в правильной перспективе процесс перехода власти, совершившийся в Далласе. Трумэн находился в Вашингтоне, когда из Уорм Спрингс поступило известие о кончине президента Франклина Рузвельта. Трумэна ничто не связывало с этим местом. Его предшественник умер своей смертью. Не было никакого насилия. Положение же, в котором оказался Джонсон в Далласе, было ужасным.

Президент Кеннеди совершал поездку по родным местам вице-президента, и достаточно было двадцати четырех часов для того, чтобы в результате яростной схватки между губернатором штата Техас Коннэли и сенатором от того же штата Ярборо этот официальный визит стал бедствием для Джонсона. 22 ноября в 12.29 его звезда почти закатилась. Он сидел, обмякнув на заднем сиденье своей открытой машины, оставаясь глухим к раздававшимся вокруг него приветственным крикам и стараясь найти утешение в оглушительном реве автомобильного радиоприемника. Его престиж был подорван, и в эту минуту он, вероятно, утратил надежду на его восстановление. И вдруг, спустя шестьдесят секунд, президент и его супруга лежали и луже крови, а Линдон Джонсон стал главой государства.

Одного мгновения, всего лишь мгновения, пока автомашина миновала трещину в сером техасском асфальте, оказалось достаточным, чтобы в корне изменить его жизнь и историю его страны. Джонсон не мог знать, почему это произошло. Однако с юных лет политика была его стихией, и едва только антенны его мозга начали улавливать складывавшуюся ситуацию, как он сразу же учел факт колоссальной важности — в глазах Соединенных Штатов и всего мира убийство в Техасе поставило техасца у власти. Катастрофа в Далласе ударила по Джонсону больней, чем по кому-либо другому в этом городе. Необходимо все время помнить об этом беспрецедентном шоке, чтобы понять, почему вице-президент вначале находился в каком-то оцепенении, а некоторые из его поступков тогда были непостижимыми. Суммировать всю силу воздействия первоначального шока на Джонсона можно, лишь восстановив в обратном порядке ход событий с момента, когда в 12.36 Леди Бэрд, супруга Джонсона, бросив испуганный взгляд на розовое пятно в президентской машине, ринулась в госпиталь вслед за окружавшей ее мужа группой агентов охраны.

В 12.36 медицинская сестра Берта Лозано дежурила в приемной отделения «скорой помощи» Парклендского госпиталя, где происходило первоначальное ознакомление с поступающими пациентами, которых затем направляли для соответствующего лечения. Ее стол находился в главном коридоре примерно на полпути между помещением, куда поступали пациенты, доставленные на машинах «скорой помощи», и широкой дверью, ведущей в палаты для тяжелобольных и прикрывающей все подходы к операционным. Попасть в хирургическое отделение можно было, лишь миновав стол сестры Лозано. Поэтому любой неожиданный посетитель попадал в поле зрения сестры, а ее наметанный глаз ничего не упускал. К несчастью, растерявшиеся телефонистки не сообщили ей, что в президента Кеннеди только что стреляли на Элм-стрит.

По словам Берты Лозано, все было спокойно, и она не знала ни о чем необычном.

— Внезапно, — говорила она, — я услышала, как распахнулась дверь и масса далласских полицейских, ворвавшихся в коридор, завопила о помощи, требуя, чтобы я привезла каталку.

Сестра быстро сбегала в гинекологическое отделение и привезла оттуда носилки на колесах. Затем мимо нее прокатили на носилках пациента, лицо и голова которого были укрыты пиджаком. Одновременно ее захлестнула волна энергично пробивающихся вперед мужчин. Вдруг толпа расступилась, и Берта увидела перед собой Линдона Джонсона.

— Я взглянула на него и узнала его, — рассказывала она. — Только теперь я поняла, кого только что провезли мимо меня на носилках.

Агентам охраны Джонсона Руфусу Янгбладу и Эмори Робертсу, у которых не выходила из головы мысль о заговоре, все помещения казались западней. Янгблад попросил сестру провести их в тихое помещение. Она повела их в отделение, куда поступали пациенты с незначительными травмами.

Леди Бэрд последовала за ними, охваченная растущей в ее душе тревогой. В автомобиле она просто не обращала внимания на истерические крики сенатора Ярборо, но игнорировать агентов охраны, окруживших Джонсона, она уже не могла. До сих пор секретная служба обеспечивала ему лишь символическую охрану. Но сейчас все делалось всерьез. Озабоченность агентов передалась Леди Бэрд, и ее страх усугублялся тем, что их «ели по какому-то лабиринту.

Сестра Лозано в точности выполнила требование Янгблада о тихом помещении. Палата № 13 действительно была самым спокойным местом на всем этаже. Это помещение оставалось незанятым потому, что оно непосредственно граничило с входом в приемную отделения «скорой помощи». Конечно, это было совсем не то, что имел в виду Янгблад. Если бы новому убийце удалось напасть на след и приехать вслед за кортежем президента в госпиталь — а в возникшей суматохе единственным затруднением для него было бы найти место для стоянки своей автомашины, — то он имел бы теперь неплохие шансы на успех. Несмотря на то что он не видел бы своей цели, его задача облегчалась тем, что общее окно палат № 12 и 13 было единственным на первом этаже на этой стороне здания. Его опущенные жалюзи вместе с тем привлекали к себе "внимание. Не требовалось особой смекалки, чтобы догадаться, что именно за этим окном находится преемник Кеннеди, уязвимый для очереди из автомата или взрыва ручной гранаты.

Джонсон стоял спиной к стене и вдыхал пары карманного ингалятора, постоянно находившегося при нем для облегчения дыхания. Нагнув голову, Джонсон зажимал одну ноздрю, делал глубокий вдох и затем повторял эту процедуру другой ноздрей. Было тихо. Джонсон, его супруга и охрана не проронили ни слова. Прислонившись спиной к противоположной стене, Леди Бэрд наблюдала за мужем. «Линдон и я ни о чем не говорили, — вспоминала она позже. — Мы только глядели друг на друга, обмениваясь взглядами. Мы оба знали, чем все это может кончиться».