Разрубленное небо - Александр Логачев

— Со мной? — вырвалось у Артема.

— С тобой, — подтвердил сиккэн.

«Попал», — пронеслось в голове. Вдруг с небывалой силой захотелось вернуться в милый, тихий, домашний Ицудо. Пусть там и случаются покушения, пусть. Как-нибудь с этим справимся. Устроим такую тайную полицию, что кагэбэ будет нервно курить в сторонке, на денежки от ярмарок и игр азартных купим всех, кого еще не купили, обнесем себя частоколом телохранителей, придумаем еще чего-нибудь, технические новшества какие-нибудь внедрим, — ничего, можно будет выживать. Выживать в честной борьбе за стенами родного замка, на собственной территории. Только бы убраться подальше от столицы, от интриг высокой политики, от высокого лба сиккэна и его пронизывающего взгляда.

И все же Артем не привык сдаваться без борьбы. Чувствуя, куда дело клонится, Артем решил, так сказать, сработать на опережение.

— Я этим, то есть спасением Японии, и занимаюсь на своем месте, в Ицудо, — сказал Артем. — И на своем месте больше принесу пользы, чем здесь или еще где-то. Ты же слышал, о сиккэн, от Кумазава Хидейоши про Ямомото-рю, про гелиограф, ну, то есть про изобретение, что позволит быстро передавать приказы военачальников и донесения в столицу, не взирая на расстояния. И это еще цветочки. Мы сейчас там у себя, в Ицудо, работаем над изобретениями, которые в два счета сделают Японию единой, сильной и неделимой…

— Не пори чушь, Ямомото, — устало перебил его сиккэн. — Своими изобретениями ты не спасешь себя…

— Не спасу себя? — переспросил Артем. — Что это значит, Ясутоки-сан?

— Ты убил военачальника Такаши, — сказал сиккэн, вперив в Артема немигающий взгляд.

— Я? Военачальника Такаши? Я не убивал военачальника Такаши.

— Ты, Ямомото-сан, — сиккэн выбросил руку вперед, и указующий перст нацелился Артему в грудь, — убил военачальника Такаши.

— Я не убивал…

— Молчи! — рявкнул сиккэн. — Ты убил Такаши. Вот здесь, — сиккэн ткнул пальцем в стоявшую рядом с ним на полу обычную коробку для бумаг, — доклады посланных мною для дознания людей. Последние слова Такаши были такие: «Меня убил Белый Дракон». А перед смертью люди не врут. Описание увиденного моими людьми в доме Такаши и возле него не оставляет сомнений, что там поработали яма-буси. А ты думаешь, я не знаю о твоих связях с яма-буси? Думаешь, не знаю, что ты использовал их для устранения Нобунага, а после приблизил к себе, наградив за верность самурайскими мечами? Думаешь, не знаю, что вместе с тобой в Хэйан прибыли некоторые из них? Нет ничего проще, как послать за ними, взять и допросить…

От сиккэна, зорко следившего за Артемом, не укрылось отразившееся на лице даймё замешательство. Хотя Артем, конечно, изо всех сил старался сохранить непроницаемое выражение лица. Да, видимо, опыта в подобных делах ему заметно не хватало.

— Вижу, — палец сиккэна нацелился Артему в переносицу, — что я прав. Знай же, Ямомото, что императорский суд, не колеблясь, вынесет тебе смертный приговор.

Сиккэн не сказал: «Особенно если учесть, какое влияние я имею на этот суд», но, собственно, и не требовалось этого произносить, все было понятно и без лишних слов. Оставалось только признать: «Влип ты, циркач, как муха в смолу».

Твердить далее «не убивал я, гражданин сиккэн» Артем посчитал делом насквозь бессмысленным и недостойным гордого звания Белого Дракона. Доказать свою невиновность, теоретически говоря, он бы мог, — ведь уже сделал однажды то же самое. Однако, как говорили в одном фильме: «Может-то он может, да кто ж ему даст».

— Призадумался, Ямомото?

— А что тут думать? Я знаю, что не убивал, вот и все думы.

— Так говорят все преступники до единого.

— Если я преступник, почему же ты, сиккэн, сегодня… вернее, уже вчера позволил мне приблизиться к императору на длину меча? Получается, ты подвергал риску жизнь микадо, разве нет?

— А ты умен, — с каким-то непонятным удовлетворением произнес сиккэн. — Впрочем, я знал это. Твои дела говорили о том. Будь ты глупым, я бы не беседовал сейчас с тобой, а велел бы схватить тебя при въезде в Дайдайри, и уже через час было бы объявлено, что гайдзин Ямомото подослал убийц к военачальнику Такаши, приревновав к его славе, затмить которую ему так и не удалось. Всем объяснили бы, что частица Белого Дракона угасла в сердце чужеземца и он снова стал простым гайдзином и повел себя как настоящий варвар, а не как человек. И вскоре все забыли бы казненного Ямомото, а помнили бы и чтили великого героя Белого Дракона…

Неприятно было слышать Артему эти горькие слова. Вот так спасаешь, спасаешь их всех от страшной напасти, готовишься осчастливить великими изобретениями и всякими радость приносящими штуковинами, а вместо пожизненного почета и щедрого пенсиона — угрозы, и причем нешуточные. Правда, не все в этой древней Японии столь неблагодарны, а только один, но, увы, этот черт поважнее всех остальных, вместе взятых. Ему, видишь ли, политические распри важнее прогресса и чудес, которые так радуют императора. Сволочь, короче, этот ваш сиккэн, а главное: совершенно непонятно, что теперь делать…

— Четыре месяца я присматривался к тебе… — Сиккэн поболтал остатки саке в сосуде, но пить отчего-то не стал, а вновь поставил сосуд на стол. — Слово «присматривался» не совсем точное, потому что я наблюдал за тобой чужими глазами. Донесения дзито…

— Ах, старая бестия! — невольно вырвалось у Артема. — Он, оказывается, доносил на меня!

— Да, — кивнул сиккэн, — он писал мне обо всем, что происходит в Ицудо и поблизости, о тебе и твоих начинаниях. Разве тебя не удивляло, почему дзито ни в чем не мешал тебе, даже слова против не сказал ни разу?

— Я считал его умным человеком, понимавшим, что я стараюсь не для себя, а для всех, делаю благое дело…

— Это я приказал ему не чинить тебе препятствий, вот он их и не чинил. А знаешь, почему я это приказал? Потому что, когда на дорогу перед всадником валят деревья, он далеко не ускачет. Я хотел посмотреть, как далеко ты ускачешь и как ты будешь скакать. Ты скакал резво, Белый Дракон, очень резво. И тогда я понял, насколько ты опасен.

— Опасен? Для кого?

— Для того, против кого ты выступаешь. А я не хочу, чтобы ты усиливал моих врагов. Я спрашиваю себя — могу я быть уверен, что завтра ты не встанешь под знамена Годайго или какого-нибудь другого мятежника? Нет, не могу. Могу я быть уверен, что завтра, накопив силы, накопив деньги, ты не объявишь себя единоличным правителем земель от Ицудо и до границ провинции? Нет, не могу. Могу я быть спокоен, когда твое имя используют в своих пакостных целях все кому не лень, любое отребье? Нет, не могу. Я не могу быть спокоен, пока ты не служишь мне, пока я не держу тебя вот так… — сиккэн выставил перед собой сжатый кулак.

— Полагаю, кроме дзито были и другие соглядатаи, исправно доносившие обо мне, — задумчиво проговорил Артем. — Вот почему твои люди столь вовремя пришли на помощь и спасли меня от Годайго…

— Могу тебя утешить — мои люди не менее пристально следили и за Годайго… — Сиккэн вдруг замолчал, словно обдумывая, говорить ему дальше или не говорить. Сказал все же: — Больше того, Ямомото. Годайго не просто так очутился в Никацура тогда, когда ты проезжал через это местечко. Постарались верные мне люди в окружении Годайго: это они сообщили бывшему императору о твоем отъезде в столицу и навели его на мысли о встрече с тобой.

— Но зачем это тебе?! — неподдельно изумился Артем.

— Я знал, о чем Годайго станет с тобой говорить, что он тебе предложит. Я только не мог знать, что ответишь ему ты. Но всего две дороги отходили от этой развилки: или ты согласишься, или откажешься, после чего Годайго должен будет тебя убить. И то, и то меня устраивало.

— Я ничего не понимаю, — честно признался Артем, потирая пальцами лоб. — Ведь Годайго — твой враг, разве нет?

— Именно так, даймё Ямомото, враг. Враг умный и весьма подозрительный. Очень трудно провести его, особенно человеку, не слишком искушенному в притворстве, такому, как ты. Именно из-за последнего мне необходимо было, чтобы не ты к нему пришел, а он бы сам вышел на тебя.

— И что с того? Я как пришел, так и ушел…

— И снова явишься к нему завтра. И скажешь, что согласен стать его равноправным союзником. А еще перескажешь ему наш с тобой разговор почти слово в слово. Умолчать придется о немногом. Ты не станешь говорить Годайго, что это я послал тебя к нему. Зато скажешь, что идти тебе больше не к кому, потому что сиккэн пригрозил тебе обвинением в убийстве военачальника Такаши, позором и смертью. «За что же сиккэн вдруг невзлюбил Белого Дракона?» — недоверчиво спросит Годайго. Ты расскажешь ему правдиво, со всеми подробностями, как был принят у императора, как счастлив был наш микадо, как он тебя благодарил. После чего Годайго скажет тебе: «Понятно. Твой успех при дворе был столь ошеломителен, что сиккэн почувствовал угрозу своему положению при дворе. Знаю я этого подлеца Ясутоки! Он испугался, что Белый Дракон получит большее влияние на императора, чем есть у сиккэна». Если он не скажет этих слов, их скажешь ты. А после в любом случае обязательно добавишь вот что: «Мой друг Кумазава Хидейоши предупредил меня, что сиккэну стало известно о хранящихся у меня доспехах Тайра Томомори. Я понял, что Ясутоки сделает все, чтобы завладеть этими доспехами, не остановится ни перед чем. И уж тем более ничто не помешает ему обвинить меня в убийстве Такаши. Поэтому я бежал. Промедли я еще всего лишь час — был бы арестован». Услышав о доспехах Тайра Томомори, Годайго вскочит со своего места и закричит: «Доспехи у тебя с собой?!» И тогда ты прикажешь кому-нибудь из своих самураев принести эти доспехи. И ты скажешь Годайго: «В знак нашего будущего победоносного союза я дарю их тебе, будущий император Годайго».