Неоконченный пасьянс - Алексей Ракитин

— Как в мешке?… Вы и об этом… знаете? — пролепетал Анисимов. На него в эту секунду было страшно смотреть. Шумилов всерьёз испугался того, что домоправителя сейчас хватит «кондрашка»: взгляд его сделался совершенно безумным, брови сошлись к переносице, а из полуоткрытого рта явственно доносился сдавленный хрип.

— Голоса нам сказали даже то… — важно начал Иванов, но прервался посреди фразы и выдержал томительную паузу, — что вы разделись на кухне до исподнего белья.

— Как же это? Господи, помилуй… да ведь такого не бывает! Да ведь такого быть не может, Господи… — забормотал Анисимов.

— И наконец, самое главное: что вы сделали с имуществом, взятом на месте преступления, — продолжил Шумилов; перехватив взгляд Анисимова, он позволил себе улыбнуться, — Да — да, и об этом нам тоже рассказали духи убиенных вами женщин. Статуэтка древнеегипетской богини ныне брошена в воду, хотя духи и не сказали, в каком именно месте. Возможно, потребуется провести новый сеанс для прояснения этого вопроса. А вот где спрятал облигации господин Анисимов, духи нам рассказали довольно подробно: на Волковом кладбище, в конце ряда могил, где начинается берёзовая аллея, под раздвоенной берёзой.

А дальше произошло неожиданное. Пётр Кондратьевич схватил обеими руками голову и буквально завыл не своим голосом:

— Да как же такое может быть? Эт — того никто не видел! Откуда вы узнали — и–и?

Шумилов переглянулся с Ивановым. Теперь, когда домоправитель фактически признался в совершении убийств, именно Агафону предстояло повести разговор далее.

— Вот что, господин Анисимов, мы люди практические, так что давайте рассуждать без лишних эмоций, — вполне будничным тоном заговорил сыскной агент, — Вас разоблачать нам совсем неинтересно, а вам в свою очередь неинтересно отправляться в каторжные работы. Поэтому, мы можем предложить вам компромисс, учитывающий обоюдные интересы.

— Да? А что такое? — заинтересованно спросил Анисимов.

— Прямо сейчас мы едем на Волково кладбище, где вы достаёте свой тайник, и мы делим его на троих. После этого мы разбегаемся и никогда более не вспоминаем о спиритическом сеансе.

— Вы… вы, что же, не будете сообщать о нём в полицию?

— А зачем? Вы нам с Алексеем Ивановичем дадите две трети спрятанных облигаций и мы полюбовно разойдёмся.

— А мне, стало быть, останется всего одна треть?

— Стало быть да, — кивнул Иванов.

— Нет, не будет такого. Не согласен я!

— Ну — ну… Это, Петруша, твоё заднее слово? — угрожающе процедил Иванов.

— Почему «заднее»? Последнее!

— Последнее у тебя, Петруша, будет в суде, перед тем, как жюри присяжных отправится выносить вердикт. А покуда слово у тебя именно заднее. Стало быть, не хочешь ты с нами делиться?

— Не буду я делиться. То, что вы предлагаете — грабёж!

— Ха — ха — ха, — неожиданно весело засмеялся сыскной агент. — Вот уж кому бы не стоило упоминать про грабёж! Ну да ладно, мне наплевать. Вставай, пойдёшь с нами!

Иванов поднялся со стула, вслед за ним встал и Шумилов. Домоправитель, напротив, вжался в кресло и вцепился в подлокотники руками:

— Куда это «с вами»?

— Ты что же думаешь, дурачина, мы вот поговорим и отпустим тебя спать, жёнушке под бочок? Что б ты быстренько свой клад перепрятал? Не — ет, милай! Посидишь денька три в части, покамест мы с Алексеем Ивановичем Волково кладбище осмотрим и тайник твой отыщем. А как отыщем — так тебя выпустим.

— Не хочешь отдать две трети, тогда мы всё заберём, — добавил Шумилов.

— Описание у нас есть, — продолжал давить Иванов, — Я лично ради такого куша, что тобою запрятан, готов все берёзы на Волковом перекопать.

Анисимов затравленно смотрел то на Шумилова, то на Иванова. Было видно, что мозг его лихорадочно работает, очевидно, в поисках выхода из создавшегося положения, да только ничего здравого на ум Анисимову в этот час не шло.

— Я… мне… дайте минуту подумать, — взмолился он.

— Нечего думать! Вставай, я сказал! Или сейчас в ухо наверну! — прикрикнул Иванов.

— Господа, господа, минуточку… я согласен… я согласен поехать с вами, — запричитал домоправитель, — Только нужна лопата!

Согласие Анисимова было просчитано с самого начала и его желание прихватить с собою на кладбище какой — либо инструмент было вполне предсказуемо и даже очевидно. В конце — концов, убить двух человек лопатой гораздо проще, нежели голыми руками! Однако, именно потому, что это предложение не явилось новостью, Иванов знал как на него следует отреагировать:

— Лопата не нужна! В портфеле у Алексея Ивановича уже лежит пионерский тесак.

В портфеле Шумилова действительно лежал завёрнутый в промасленную ветошь здоровенный сапёрный тесак времён императора Николая Первого. В те времена такие тесаки входили в амуницию солдат пионерных батальонов. Этим грозным оружием с тяжёлым широким лезвием длиною десять вершков можно было с одинаковым успехом рубить деревья, копать землю и вспарывать вражеские животы. За сапёрным тесаком Путилин специально посылал нарочного в Управление Сыскной полиции. Кстати, и сам портфель тоже принадлежал вовсе не Шумилову, а одному из полицейских Адмиралтейской части, одолжившему его на время ночной операции.

Не прошло и минуты, как вся троица — Шумилов, Иванов и Анисимов — вывалилась на Садовую улицу. Агафон тут же замахал вознице, стоявшему подле пересечения Садовой с Вознесенским проспектом. Извозчик тронул лошадь и неспеша подъехал:

— Куда изволите, господа?

— До Волкова кладбища за трёшку, только живо! — предложил Агафон.

— Эвона! За трёшку! Троих! Не пойдёть! Тут, барин, надоть набавить… — важно отозвался извозчик.

Шумилов знал, что возницей, который повезёт их на Волково кладбище, будет филер из отряда наружного наблюдения. Поэтому в первую секунду Алексей Иванович решил было, что вышла какая — то накладка и вместо подставного извозчика к ним подъехал настоящий. Но тут же отмёл эту мысль: сие представлялось прямо — таки невероятным. Не могло быть такой накладки в операции, которую проводил сам Путилин!

— Да ты, братец, совесть проел! — Агафон Иванов выглядел поражённым не менее Шумилова. — Я тебе трёшку предлагаю за четверть часа работы! А ты десятку ломишь! Креста на тебе нет!

— Извиняйте, барин, да только на Волково ехать стоит «красненькую»… — флегматично ответил извозчик.

Агафон онемел от такой наглости. Секунду или две он испепелял возницу взором, потом с гневом в голосе прошипел:

— Я у тебя жетон отниму, с — сучий потрох! Ты не будешь в столице извозом заниматься! Честный извозчик такую цену не ломит!

— А честный православный по ночам на кладбища не ездит, — огрызнулся возница. — Вы, барин, бровями тута не шевелите и зубами не скрежещите! Мне на ваши зубы — тьфу и растереть! Ругаться я и сам умею…

Шумилов слушал перебранку Иванова с возницей и никак не мог взять в толк — является ли извозчик полицейским или же это совершенно посторонний возница, волею случая вклинившийся в самый эпицентр разработанной полицейскими комбинации. Если это на самом деле был филёр, то играл он свою роль прямо — таки блестяще; его склока с Агафоном Ивановым выглядела абсолютно натурально, без малейших натяжек.

Неизвестно, как долго сыскной агент был готов препираться с возницей, но их спору положил конец Шумилов, извлёкший из портмоне десятирублёвую золотую монету и подавший её извозчику:

— Возьми, братец, только отвези поскорее!

А Иванов, раздражённый спором, накинулся на Шумилова:

— Зачем вы ему дали. Это же сущий бандит! До Волковки за червонец везти! Да я за червонец в Гельсингфорс уеду!

А извозчик, не желавший, видимо, чтобы последнее слово оставалось за оппонентом, тут же отозвался:

— Это завсегда пожалуйста! Только ночью на Волково кладбище — десятка… Днём сорок копеек, а ночью — десятка. Только так! А ежели в Гельсингфорс пешком бежать, то вообсче бесплатно получится!

Город уже вступал в пору белых ночей, поэтому когда пролётка подъехала к воротам Волкова кладбища, небосвод где — то далеко на востоке окрасился лучами восходящего солнца. Было совсем уже не темно, но зато очень холодно, стылый воздух пробирал буквально до костей.

Агафон Иванов пребывал в состоянии крайнего раздражения, возможно, из — за своего спора с извозчиком. Подъехав к кладбищенским воротам возле Воскресенской церкви, он принялся колотить в них, точно явился к себе домой, при этом истово ругаясь и грозя «расстрелять сторожа перед строем». Сторож появился неожиданно быстро, возможно, потому что испугался этих угроз, а возможно, потому, что уже не спал. Услыхав, что перед ним агент сыскной полиции, он живо отворил ворота и вытянулся по стойке «смирно».

Агафон только махнул ему рукой, мол, «вольно» и поманил за собою Шумилова и Анисимова.