Сеченов - Миньона Яновская

И один за другим кропотливо, внушительно и абсолютно доказательно Сеченов разбивает все эти доводы.

Произвольные движения даже самого что ни на есть волевого человека возникают из чувственного возбуждения.

Сеченов начинает издалека — от колыбели ребенка. Ведь о характере человека судят по его деятельности, характер же развивается с самого раннего детства, «и в развитии его играет самую важную роль столкновение человека с жизнью, т. е. воспитание в обширном смысле слова. Произвольные движения имеют, стало быть, ту же самую историю развития».

У новорожденного младенца движения инстинктивны, притом их не так уж много: ребенок умеет открывать и закрывать глаза, сосать, глотать, кричать, плакать, чихать и пр. Слушать, нюхать, осязать он не умеет, потому что не умеет еще управлять теми мышцами, которые для этих ощущений нужны. Однако со временем он этому выучивается. Например, чтобы выучиться видеть, надо суметь направить на предмет зрительные оси обоих глаз. И ребенок, которому нравится яркий свет или яркий предмет, чисто опытным путем, постепенно выучивается так направлять оси своих глаз, чтобы изображение этого предмета было наирезкое. Делает он это, разумеется, невольно. Движение мышц, управляющих глазом, невольно развивается в определенном направлении и превращается в конце концов в привычку — становится заученным. Сведение осей глаз на один какой-нибудь предмет дает ясное ощущение этого предмета, а поскольку в это ощущение входит уже и цвет и очертания предмета, ощущение превращается в представление о видимом предмете. Как видно из всего этого, процесс представления не зависит от воли. Через много времени ребенок выучивается щупать вещь, которую видит. Таким же невольным образом, от частых повторений раздражений на слуховой нерв, ребенок выучивается слышать. И постепенно рефлексы со слухового органа переходят на мышцы груди, губ, щек и пр., и ребенок начинает лепетать, пытаясь воспроизвести слышанные им звуки. Акт тоже бессознательный. К этому времени у ребенка уже развиваются многочисленные ассоциации, зрительно-осязательные и слуховые, тысячи раз повторенные на протяжении его короткой жизни. И тут он уже начинает осмысливать речь. Например, ребенок увидел колокольчик и схватил его. Кроме зрительного и мышечно-осязатель-ного ощущения, возникает еще и раздражение звуком слухового нерва. Если весь процесс повторяется часто, ребенок начинает по ассоциации узнавать колокольчик уже по одному звуку. Затем, когда рефлексы со слуха переходят на мышцы языка, появляется и название колокольчика — «динь-динь». Так путем заучивания последовательного ряда рефлексов возникает полное представление о предмете.

Так же воспитываются в ребенке вкус и обоняние. И из сочетания бесконечного количества рефлексов возникают бесчисленные представления, которые служат материалом для всей остальной психической жизни.

Ребенку уже ведомо представление о пространстве — глаза умеют видеть все три направления — высоту, ширину, глубину; слух его улавливает протяженность звуков — и это дает ему представление о времени.

Не останавливаясь на показе развития ощущений и понятий о времени и пространстве, Сеченов вторгается со своими рефлексами в святая святых психологии — он анализирует память и доказывает, что и она не что иное, как плод частого повторения одного и того же рефлекса, отчего ощущение становится яснее и в скрытом состоянии сохраняется нервным аппаратом; под действием длительных и часто повторяющихся впечатлений в нервных клетках происходит некое биохимическое изменение, и оно навсегда оставляет след в нервном аппарате «…память как свойство чувствующих аппаратов действительно заключается в разнообразной последовательной изменяемости нерва за действием внешнего раздражения».

Объяснив, что такое ассоциация — «непрерывный ряд касаний конца предыдущего рефлекса с началом последующего», Сеченов добавляет, что «конец рефлекса есть всегда движение; а необходимый спутник последнего есть мышечное ощущение». Так что ассоциация — непрерывное ощущение. А так как все дробные ощущения, повторяясь часто, оставляют каждый раз след в форме ассоциации, то сочетание их и выливается в нечто целое. Вот почему малейший внешний намек на часть влечет за собой представление о целом.

Вот и получается, что воспроизведение мысленное, по сущности своего процесса, такой же реальный акт возбуждения центральных нервных аппаратов, как и любое представление, вызванное непосредственным внешним влиянием, действующим в данный момент на органы чувств. Так что видеть перед собой действительно человека или вспоминать о нем — со стороны нервного аппарата одно и то же. А это значит, что между «действительным впечатлением с его последствиями и воспоминанием об этом впечатлении со стороны процесса, в сущности, нет ни малейшей разницы».

И вывод: «Все без исключения психические акты… развиваются путем рефлексов. Стало быть, и все сознательные движения, вытекающие из этих актов, движения, называемые обыкновенно произвольными, суть в строгом смысле отраженные.

Таким образом, вопрос, лежит ли в основе произвольного движения раздражение чувствующего нерва, решен утвердительно».

«В неизмеримом большинстве случаев характер психического содержания на 999/1000 дается воспитанием в обширном смысле слова и только на 1/1000 зависит от индивидуальности. Этим я не хочу, конечно, сказать, что из дурака можно сделать умного; это было бы все равно, что дать человеку без слухового нерва слух. Моя мысль следующая: умного негра, лапландца, башкира европейское воспитание в европейском обществе делает человеком, чрезвычайно мало отличающимся, со стороны психического содержания, от образованного европейца».

Можно себе представить, как «понравилось» это утверждение русским шовинистам и колонизаторам! За одно это Сеченова следовало «изъять из общества»! А если прибавить еще утверждение, что мысль — это всего-навсего «первые две трети психического рефлекса»; что мысль сама по себе вовсе не может быть побуждением к действию, ибо «(первоначальная причина всякого поступка лежит всегда во внешнем чувственном возбуждении», без которого никакая мысль невозможна; что «страсть, с точки зрения своего развития, принадлежит к отделу усиленных рефлексов», что «все акты сознательной и бессознательной жизни по способу происхождения суть рефлексы»; если учесть, что все это доказано с неумолимой логикой и просто невозможно ничего опровергнуть, станет ясным, почему благодаря своим «Рефлексам» Сеченов очень скоро попал в число «неблагонадежных лиц» и оставался таковым до самой своей смерти. Но в науке работа Сеченова имела неоценимые последствия. Она стала отправным пунктом для создания учения Павлова об условных рефлексах и о второй сигнальной системе — системе слова, абстрактного мышления и синтеза представлений, системе специально человеческой.