Как по книге (ЛП) - Соннеборн Джулия

— Это самосохранение. Я не просто внезапно перестаю любить этого человека. Я просто убеждаю себя, что то, что я считала любовью, на самом деле было лишь временным безумием. Краткий просчет в суждениях. Это все упрощает. Так я защищаю себя.

— Но как ты это делаешь? Ты безжалостна. Когда кто-то переступает через тебя, нужно считать этого человека мертвым для себя. Я не могу этого сделать… Я всегда приползаю обратно.

— О, Ларри! — воскликнула я, мой голос был полон эмоций, отчаянно пыталась не смотреть в сторону Адама. — Я могу показаться бессердечной, но это не так. Если бы ты знал, насколько мучительно это может быть… Ты не единственный, кто продолжает любить кого-то, даже когда знаешь, что надежды нет.

Я попыталась успокоиться, смаргивая слезы усталости и жалости к себе. Ларри потянулся и сжал мою руку.

— Я знаю, Энни, — сказал он. — Я всегда знал, что у тебя огромное сердце.

Мы встали, чтобы уйти, Ларри жаловался на головную боль, а мне хотелось забраться в постель. Остальные наши спутники все еще ели десерт и заказывали кофе, поэтому мы быстро обошли вокруг стола, извиняясь за наш ранний уход и желая всем хорошего лета.

— Еще раз поздравляю, — сказал Адам, поднимаясь, чтобы пожать мне руку. — Нашим студентам повезло, что у них есть ты. — Он задержал мою руку на мгновение дольше, чем я ожидала, а затем потянулся, чтобы взять что-то со стола. — Не забудь свой сертификат, — сказал он, протягивая мне конверт и многозначительно глядя на меня. Я озадаченно посмотрела на конверт, потом на Адама, но он уже отвернулся и поспешно вышел из-за стола.

Я аккуратно засунула конверт под куртку и нырнула вместе с Ларри под дождь. Мы вдвоем пробежали несколько кварталов до моей квартиры. Он пообещал позвонить мне на следующий день, и я смотрела, как он уходит в бурю, его брюки промокли от дождя, а черный зонтик раскачивался на ветру.

В моей квартире было темно и влажно. Я слышала, как капли дождя отчаянно бьются в кухонное окно. Джеллиби запрыгнула на диван позади меня, мурлыча и прижимаясь головой к моей руке.

— О, Джелли, — вздохнула я, сбрасывая туфли и кладя ноги на диван. — Что за год. — Я открыла конверт, в котором лежал мой сертификат и чек. Свидетельство было написано на толстом пергаменте, с моим именем, написанным каллиграфическим почерком и большой позолоченной печатью колледжа наверху.

Президент и попечители колледжа Фэрфакс

настоящим присуждается

ЭНН КОРИ

президентская награда «За выдающиеся заслуги в области преподавания»

в знак признания продемонстрированного лидерства и приверженности преподаванию,

присуждено во второй день июня.

Оно было подписано председателем попечительского совета и Адамом.

Но в конверте было что-то еще. Я вытащила маленький листок бумаги, сложенный пополам, на котором торопливо и едва разборчиво, было написано мое имя.

Что это такое?

Я развернула бумагу. Это была рукописная записка, написанная черной ручкой. Я узнала подчерк, прежде чем успела прочесть слова. Много лет назад я часами изучала эти узкие наклонные буквы, рассматривая их как своего рода код, пытаясь понять смысл, вложенный в эти слова. Адам, наконец, написал мне вновь.

«Дорогая Энн,

я долго не мог придумать, что тебе сказать. Мне кажется глупым даже писать эту записку, но потом я вспомнил, как много лет назад мои письма к тебе помогли выразить себя. Мне всегда казалось, что я могу сказать тебе то, что не смог бы никому другому.

Я знаю, что прошло тринадцать лет с тех пор, как мы расстались: тринадцать лет с тех пор, как я совершил самую большую ошибку в своей жизни. Не проходило и дня, чтобы я не ругал себя за то, что отпустил тебя. Я знаю, что ты, наверное, движешься дальше, и что я опоздал на тринадцать лет, но мне нужно, чтобы ты знала, что мои чувства к тебе никогда не менялись. Когда я пишу это, я слышу, как ты говоришь Ларри, что просто нужно время, чтобы забыть об отношениях, и что женщины переживают расставания тяжелее, чем мужчины. Ты ошибаешься. Я никогда не забывал тебя.

Долгое время я пытался все забыть и встречаться с другими. Я избегал любой информации о тебе. Я даже отчасти убедил себя, что ненавижу тебя. Но я лгал самому себе. Тогда я бы этого не признал, но причина, по которой я приехал в Фэрфакс, была в тебе.

Ты, вероятно, подозревала это. В конце концов, ты всегда хорошо меня понимала. Я уверен, ты заметила, как я искал любой предлог, чтобы столкнуться с тобой. Но я никогда ничего не говорил, потому что не мог понять, что ты чувствуешь, а когда открывал рот, то, казалось, просто впадал в ступор.

Рискуя снова выставить себя на посмешище, скажу тебе вот что: я никого не любил, кроме тебя.

Besos,

Адам»

Дрожа, я уставилась на записку от Адама. Я перечитывала ее снова и снова. Адам все еще испытывал ко мне чувства, даже после стольких лет. Я вспомнила, как он отвез меня в больницу после инсульта отца, как обнимал меня на похоронах, говорил в библиотеке, что Рик не заслуживает меня. Он все время пытался сказать мне своими поступками, что все еще любит меня, но я была слишком глупа, чтобы понять это. Я вскочила с дивана, мое сердце болезненно колотилось в груди. Импульсивно я выбежала за дверь.

На улице все еще шел сильный дождь, и я выскочила из дома, не захватив ни зонтика, ни даже куртки. Все, что я знала, это то, что я должна увидеть Адама как можно скорее. Я побежала по пустым улицам к его дому, не обращая внимания на проливной дождь, надеясь, что он все еще там. Входная дверь в особняк была открыта, гости ушли, а официанты выкатывали из приемной последние круглые складные столики.

— Вы не знаете, где президент Мартинес? — спросила я. — Мне нужно с ним поговорить.

— Проверьте библиотеку, — сказал один из официантов. — Я видел, как он вошел туда некоторое время назад.

Дверь библиотеки была приоткрыта, и я могла видеть теплый свет лампы. Я толкнула дверь и вошла.

Адам сидел на кожаном диване и читал. Он удивленно поднял голову и вскочил на ноги.

— Энн! — сказал он. — Входи. Пожалуйста, садись.

Я села напротив Адама, не зная, с чего начать.

— Я прочитала твою записку, — сказала я, чувствуя себя мучительно неуверенно. — Я…

Адам пристально смотрел на меня, его лицо побледнело. Когда я замолчала, его взгляд дрогнул, и он опустил глаза. Он, видимо, решил, что я собираюсь отвергнуть его.

— Я люблю тебя, — сказала я, задыхаясь от волнения. — Я всегда любила тебя. Я тоже никогда не забывала тебя.

Теперь я плакала, открыто и не стесняясь. Выражение боли на лице Адама быстро сменилось облегчением и радостью. Он притянул меня к себе, и я всхлипывала у него на груди.

— Мне очень жаль, — воскликнула я. — Это была моя вина. Я не могла переступить через свою гордость, оттолкнула тебя, а потом была слишком упряма, чтобы извиниться.

— Энн, — сказал Адам. Он наклонился, чтобы поцеловать меня, и я почувствовала прилив радости и облегчения. — Я люблю тебя. Я влюбился в тебя с первого взгляда, — прошептал он, зарываясь пальцами в мои влажные волосы и вытирая слезы с моего лица.

Я коснулась лица Адама, вспоминая его, запоминая вновь. Быть так близко к нему снова, после долгой разлуки, было неописуемо. Неужели это действительно он? Неужели я действительно обнимаю его? Это все наяву? Обычно, профессионально непроницаемое выражение лица Адама было нечитаемое. Но теперь я была так близко, что могла видеть каждую черточку его лица, каждое движение. Я прижалась губами к его глазам, щекам, рту. Он крепко держал меня, как будто никогда больше не хотел отпускать.

Слова вырывались из нас, взрывы признаний смешивались с объяснениями и самобичеванием.

— Я не был уверен, как отреагирую, когда увижу тебя снова, — сказал он мне. — И, честно говоря, я даже не был уверен, что ты хочешь меня видеть. Но потом ты пришла на прием, и я был так рад.

— Неужели? — Удивилась я. — Ты, кажется, не обрадовался. Я действительно думала, что ты все еще злишься на меня после всех этих лет.