Кровавая лихорадка - Карен Монинг

Да, я знала про Баррен. Я нашла это место на своих картах и читала о нем в своем последнем читальном запое, когда пыталась восполнить пробелы в знаниях и избавиться от провинциальности. Название произошло от ирландского «Бойреанн», что значит большой камень или каменистое место, это известняковые скальные отложения в Графстве Клэр, в Ирландии, карстовое плато, размером примерно 300 квадратных километров, на юго-западном крае располагаются знаменитые Утесы Моэр. Там, среди растрескавшихся карстовых плит, в провалах между ними, или в естественных скальных нишах можно было обнаружить захоронения времен неолита, дольмены-порталы, ирландские каменные кресты или кольцевые форты. Под Барреном находились пещеры с водотоками, и километры запутанных подземных проходов, некоторые из них были открыты для туристов, основная масса не изучены и не приспособлены для прохождения, и очень и очень опасные для обычного спелеолога.

Я находилась под Барреном.

Это было в сто раз хуже, чем оказаться в бомбоубежище. С тем же успехом меня могли заживо похоронить. Ненавижу замкнутые пространства так же сильно, как и темноту. Осознание того, что над моей головой нависли тонны скальной породы, твердой и непроницаемой, оградившей меня от свежего воздуха, от открытых пространств и от возможности свободно передвигаться, чуть было не привело меня к сильнейшему приступу клаустрофобии. Мое лицо, наверное, выдало мой ужас.

— Вижу, что знаешь.

— Где мои вещи? — думать про то, где именно я оказалась, было нестерпимо, в этом случае я бы просто сорвалась. А мне нужно сосредоточиться на том, чтобы отсюда выбраться. Особенно мне было интересно, где мой браслет? Его сняли здесь? Или там, в переулке? Вряд ли я получу ответ, если спрошу. Мне отчаянно нужно было это знать.

— Зачем?

— Мне холодно.

— Холод, это меньшая из твоих проблем.

Без сомнения, это так. Даже если мне и удастся освободиться, как я найду выход? Идти по темным туннелям, через заполненные водой пещеры, без компаса, не зная направления. Я очень боялась надавить на него, ужасно боялась и отчаянно хотела узнать больше о моей одежде, браслете и копье. Я боялась, что проявленный мною интерес заставит «призрака» насторожиться, и самое последние, что я хотела, это избавиться от чего-то что могло остаться тут — нечто, вещь, которая могла бы спасти мне жизнь. Как же работал этот браслет? Сможет ли Бэрронс отследить меня под землей?

— Кто ты? Что тебе нужно? — спросила я.

— Моя жизнь. — заявило это создание. — В обмен, я заберу твою. Так же, как ты отняла жизнь у меня. По чуть-чуть.

— Кто ты? — повторила я свой вопрос. О чем это существо говорит?

«Призрак» опустил свой капюшон.

Я отшатнулась. Какое-то мгновение я была слишком напугана, и не могла ничего сделать, мне оставалось только смотреть на него. Я внимательно вглядывалась в его лицо и старалась найти в нем что-то знакомое. Мне понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы узнать его глаза.

Они были мертвыми, лимонно-желтыми, нечеловеческими.

Мэллис!!!!!!

Ах, как же я оплошала, преждевременно смахнув его с игральной доски. Я так ошибалась, так ошибалась! Вампир не умер. Он хуже, чем просто не умер.

Все это время, когда я замечала «призрака», видела его через окно поздно ночью, или в переулке, или на кладбище с Бэрронсом, это всегда был Мэллис, который следил за мной. Все это время, пока я считала Мрачного Жнеца осколком своего воображения, вампир находился рядом, непонятно каким образом. Я вздрогнула. Все это время я была к нему так близко и не осознавала опасности, в которой находилась. Он был тогда ночью в переулке, когда Тени прорвались внутрь, когда я вломилась в гараж Бэрронса. Он следил за мной почти с того самого момента как я его проткнула копьем. Интересно, чего это он так долго ждал.

Я старательно не опускала взгляд, пока он смотрел на меня, старательно не замечала насколько гротескными стали остатки его фигуры. Понятно теперь, почему он всегда надевал капюшон. Не удивительно, что он прятал свое лицо. Я отвела взгляд. У меня больше не было сил.

— Смотри на меня, сучка. Полюбуйся на свою работу. Это сделала ты, — прорычал он.

— Нет, я тут ни при чем, — немедленно парировала я. Может я многого и не знала, но знаю точно, что такого я точно ни с кем не сделала, такого врагу не пожелаешь.

— Нет, ты при чем. И с тобой я поступлю еще хуже. Ты умрешь после меня. Может через несколько недель, а может и месяцев.

Я снова посмотрела на него, и из моего горла не вырвалось ни звука, заговорить я не смогла. Его лицо, когда-то бледное, по Байронически готично красивое, теперь было ужасно.

— Я не делала этого, — настаивала я. — Не может этого быть. Я только проткнула тебя в живот. Понятия не имею, каким образом остальное превратилось в такое… в такое… — я не стала заканчивать предложение, это было лучше для нас обоих.

— Ты уверен, что это не Бэрронс?

Не слишком то большой подвиг обвинить во всем Бэрронса, но в этот момент, при таких обстоятельствах, никаких угрызений совести я не чувствовала. Мне было страшно. Я чувствовала себя такой маленькой и беззащитной. Мэллис считал, что я виновата в том, что с ним случилось. А случилось с ним то, что он стал выглядеть хуже кошмара и фильма ужасов.

— Сука, ты проткнула меня копьем, которое убивает Эльфов!

— Но ты то не Эльф, — возмутилась я. — Ты вампир.

— Часть меня — эльфийская! — прошипел он.

Когда он говорил, он брызгал слюной, ведь теперь у него не закрывалась челюсть, и брызги долетели даже до меня, через решетку. Они жгли словно кислота. Я почесала руки через майку.

— Что? — как часть кого-то может быть эльфийской? И все же, кажется, именно так оно и было. Словно копье убило лишь некоторые его части. Кое-где лицо Мэллиса было все такое-же мраморно белое и по-вампирски красивое; остальное было поражено жуткой проказой: почерневшая вена пересекала его правую щеку, сбегала вниз по челюсти и шее, будто гниль в куске говядины. Плоть над его левым глазом была серого цвета и влажная; большая часть подбородка и нижней губы превратилась в сплошное влажное гниющее месиво. Это было ужасно. Я не могла заставить себя отвернутся. Его длинные светлые волосы выпали, открывая раздутый череп с пересечением тонких черных вен для обозрения.

Я поняла, почему моя рука вошла в его живот — части тела тоже разлагались, поэтому у него изменилась походка и голос, не говоря уж о не закрывающемся рте, от чего дикция его потеряла четкость. Он и внутри гнил? Вставая, я обтерла руку об джинсы.

— Посмотри на меня, — произнес он, его желтые глаза горели будто фонари в деформированном черепе.