Путешествие на Запад. Том 4 - У Чэн-энь

После этих слов у Танского монаха на душе стало легко и покойно: все заботы и думы разом покинули его.

Путники, не останавливаясь, шли дальше и вскоре оказались на горе. Тут их взорам открылась картина удивительной красоты:

Гора поистинеПрекрасною была:Вся в пестрой зелени,Вся в пятнах разноцветных.Волнистых облаковНад ней клубилась мгла,А перед нею теньГлубокая леглаВ ущельях сумрачных,В прохладе рощ приветных.Порхают птички тамНа ветках, на кустах,Как капельки дождя,Как быстрые снежинки.И сосны вдалеке,Как тонкие тростинки,Касаются небесНа каменных хребтах.Там звери хищныеСреди стволов снуют.Лисицы рыжиеДерутся за добычу,Волчицы старыеВолчат пугливых кличут,И сотни барсуковНашли себе приют.Мохнатых обезьянТам слышен визг и вой.Они грызут плоды,Орехи жадно ищут,Куницы бегают,Гиены всюду рыщутИ возятся бобры,Скрываясь под водой.Порою слышитсяНезримой птицы крик,Остерегающей насГолосом скрипучим.Олени прыгаютПо изумрудным кручам,Карабкается лосьНа каменистый пик.Проворных грызуновВ траве мелькает рать,Мартышек суетня,Их бешеные игры…И ревом яростнымВсе заглушают тигры,Всегда готовыеДругих зверей пожрать,Там вихри горныеВ густой листве шумят.Стволы переплелиУпругие лианы,И чащи орхидей,Пионы и тюльпаныВдоль пенистых ручьевСтруят свой аромат.Из-под воды растутПричудливые скалы.Вершины черныеУходят в недра туч.Но как преодолетьОтроги диких круч?…И наших путниковСмутился дух усталый.Так много бурных рек!Так непроглядна мглаВ глубинах горных чащ!И пропастей так многоИ неприступных скал!…Но путников дорогаИзогнутой дугойОбратно увела.

Наставник и его ученики не на шутку струхнули, но все же продолжали свой путь. Вдруг послышалось завывание ветра. Танский монах насмерть перепугался.

– Буря! – едва вымолвил он.

– Весной дует теплый ветерок, – беззаботно ответил Сунь У-кун, – летом – юго-восточный, осенью – ветер, от которого желтеют листья, а зимою – северный буран; каждому времени года соответствует определенный ветер. Чего же бояться? – насмешливо спросил он.

– Уж очень неожиданно он налетел! – проговорил Танский монах. – И я уверен, что это вовсе не обычный, ниспосланный небом ветер.

– Еще исстари повелось, что ветер поднимается с земли, – сказал Сунь У-кун, – а облака выходят из гор. Где же это видно, чтобы ветер был ниспослан небом?

Не успел он проговорить последние слова, как вдруг поднялся густой туман.

Безбрежный,Сперва пеленой он надвинулся бледной,Потом потемнел,Словно густоокрашенный шелк.Он землю окутал.И солнце пропало бесследно,И звери притихли.И птичий щебет умолк.Нагорные рощи исчезли,Во мраке мелькая.И черная пыльСо всех заклубилась сторон.И небо затмилось.И тьма наступила такая,Как было при хаосе древнем,В начале времен.Вздымается пыль,Закрывая лазурь небосвода,И все собиратели травСловно канули в воду…

У Танского монаха сердце затрепетало от ужаса.

– У-кун, как же так? Ветер еще не утих и вдруг поднялся такой туман?

– Погодите! – ответил Сунь У-кун. – Прошу вас слезть пока с коня, а двое братьев пусть покараулят вас, я же отправлюсь посмотреть, что ждет нас на этой горе.

До чего же мил наш Великий Мудрец!

Он согнулся дугой и, разогнувшись, разом взлетел высоко в воздух. Приложив к бровям руку козырьком и широко раскрыв свои огненные глаза, он опустил голову и стал разглядывать, что было внизу. Ему удалось разглядеть оборотня, который сидел на краю самого крутого обрыва. Вот как выглядел этот оборотень:

Он огромного роста,Оружием весь разукрашен,И клыки, словно сверла стальные,Из пасти торчат.Он, надменный, сидит,Изрыгая отравленный чад.Словно клюв у стервятника,Загнутый нос его страшен.А глаза, как у тигра, желты и круглы.И всегдаНа зверей, бесенят и людейНагоняет он ужас.Он огонь выдувает,Над дикою бездной натужась,И торчит, как седая щетина,Его борода.В дикой яростиОн завладел неприступной скалою,И железный валекОн сжимает в железной руке.Смотрит робко толпа чертенят,В беспредельной тоске,Как плюется огнем он,Как дышит смертельною мглою.

Вглядевшись пристальнее, Сунь У-кун заметил несколько десятков бесенят, которые стояли рядами слева и справа от главного оборотня, в то время как он напускал ветер и туман. Усмехнувшись про себя, Сунь У-кун подумал: «Оказывается, наш наставник тоже обладает некоторым даром предвидения. Он сразу понял, что это не обычный ветер. Так оно и есть. Вот, значит, кто здесь забавляется. Если я, старый Сунь У-кун, применю прием, который называется «Чеснок растолочь», то есть слечу вниз и начну бить его своим посохом, то, пожалуй, сразу же прикончу его. Однако расправиться с ним таким простым способом, значит запятнать свое доброе имя».

Надо сказать, что Сунь У-кун от природы был храбр и никогда в жизни не строил козней против своих врагов.

«Вернусь-ка я лучше обратно, – подумал он, – и подмаслю Чжу Ба-цзе: пусть сразится с оборотнем. Если Чжу Ба-цзе одержит победу, значит, нам повезло; если же ничего не сможет сделать и оборотень захватит его, то я отправлюсь на выручку и опять прославлюсь. Кстати, Чжу Ба-цзе стал что-то важничать, разленился и не хочет ничего делать; он очень несговорчив и к тому же обжора. Дай-ка я его надую, посмотрим, что он скажет!».

Сунь У-кун спустился вниз на облаке и явился перед Танским монахом.

– Ну, что предвещают нам ветер и туман? – спросил тот Сунь У-куна.

– Да уже прояснилось, и все утихло, – ответил Сунь У-кун.

– Ты прав, – согласился Танский монах, – стало значительно светлее и тише.

Сунь У-кун рассмеялся.

– Наставник! – сказал он. – Обычно я всегда все вижу, а на этот раз ошибся. Я утверждал, что в ветрах и туманах часто бывают злые духи-оборотни, но оказывается, что это не так.

– Почему ты так говоришь? – заинтересовался Танский монах.

– А вот почему. Неподалеку отсюда расположено селение, в котором живут добрые люди. Они варят рис и готовят пампушки из белой муки специально для монахов. Этот туман исходит от парилок, в которых готовят еду на пару.

Чжу Ба-цзе, слышавший эти слова, принял их за правду, привлек к себе Сунь У-куна и тихонько спросил:

– Брат, а ты хоть успел поесть?