Преступившие - Андрей Валентинов

– Наверху город, – откликнулся Мик, – там металла полно, вот стрелка и кочумает.

– Свет! – Келюс остановился и выключил фонарик. – Тихо!

Все трое замерли. Вначале дхар решил, что Лунин ошибся, но затем, когда глаза привыкли к темноте, он заметил мерцающую желтую точку.

– Свеча вроде, – шепнул Мик. – На лампу не похоже…

– Это не свеча, – Фрол теперь окончательно освоился и видел то, что остальным было незаметно. – Там этих свечей, елы, штук десять. Только далеко – коридор ровный, вот и заметно…

– Волков? – в голосе Келюса слышались надежда и одновременно тревога.

– Пес его знает… Ну, чего, Француз, командуй!

– Проверить оружие! – Лунин вспомнил барона. – Мик, что у тебя с обувью? И я тоже про шнурки… Готов? Воин Фроат, ты как?

– Яволь, – дхар снял автомат с предохранителя. Второй «калаш» был теперь у Келюса.

– Идти тихо, – продолжал Николай. – Не разговаривать, без команды не стрелять…

– Суворов, елы, – откликнулся дхар. – Ладно, пошли…

Лунин шел первым, Фрол – вторым, а Мик – замыкающим. Кроме ножа, Плотников был теперь вооружен браунингом Келюса, что придавало ему дополнительную уверенность. Впрочем, и сейчас он боялся отстать и поэтому шел почти в затылок Фролу.

Они прошли еще с полкилометра. Мерцающий огонек постепенно рос, превращаясь в большое светлое пятно…

Корф сидел молча, не двигаясь, экономя силы. Револьвер и последняя граната лежали рядом, под рукой. Кора сидела слева от барона, прислонившись к стене и вытянув пробитые пулями ноги. Михаил чувствовал, что начинает сдавать. В висках пульсировала кровь, по всему телу расползался холод. Полковник понимал, что это значит, но старался думать лишь о главном – никто не должен успеть выйти из темного тоннеля прежде, чем он возьмет гранату.

– Больно, Михаил Модестович? – Кора с трудом повернулась, пытаясь увидеть лицо барона.

– Нет… Нет, правда… Вы-то как, Кора?

– Мне все равно, – девушка отвернулась. – Я ведь не такая, как люди. Если я даже здесь останусь, то буду сидеть и год, и десять… Не знаю, смогут ли срастись кости…

«Прекратите, ради Бога», – чуть было не вырвалось у Корфа, но он сдержался, а вместо этого бодро произнес:

– Нас скоро выручат. Ребята найдут этого гада!

– Плохо, что меня с ними нет, – тихо проговорила Кора. – Волков может уйти, он не боится ни пуль, ни креста. Он не боится даже огня – а ведь огня боятся и живые, и мертвые. Фрол с ним не справится…

– Но… Николай знает его имя, – неуверенно начал Корф и замолчал.

Послышался какой-то шум, но как барон не напрягал слух, он так и не смог разобрать – почудилось или нет.

– Я не очень в это верю, Михаил Модестович. Не верю в заклинания, заговоры и всякую мистику. Странно, правда? Такая, как я, – и не верю. Просто для меня это все – страшная реальность, и непохоже, чтобы несколько слов убили такого, как Волков. Он ведь очень осторожен. Даже кольцо мог надеть нарочно, чтобы сбить со следа. Волков ничего не делает просто так. Вы знаете, зачем он назвал Фролу мое имя?

Барон пожал плечами. Краснолицый мог просто проговориться.

– Волков знал, что Фрол упомянет его, думая мне помочь. Но я не помню своего имени. Я уже не Татьяна Корнева, и это имя – настоящее – мучает меня все больше и больше…

– Ничего, Кора, – полковник пытался говорить по-прежнему бодро, но не очень получалось. – Они его найдут. Жаль, что я тут… загораю…

Звон в ушах становился все сильнее, Корфу почудилось, что его обволакивает мягкая полупрозрачная пелена. Перед глазами поплыли лица тех, кого барон хорошо знал, но теперь почему-то не мог вспомнить; вдалеке послышался резкий памятный голос генерала Маркова, и барон лишь слабо удивился, вспомнив, что Сергея Леонидовича, его полкового командира, давно нет в живых. И вдруг он услышал песню, похожую на колыбельную, и снова удивился, подумав, что колыбельную ему не пели очень давно. Пелена становилась все гуще, Михаилу стало казаться, что перед глазами медленно кружится какая-то белая фигура, и далекие голоса зовут его по имени. Корф стиснул зубы, приказывая себе очнуться, и вдруг почувствовал, как что-то ледяное прикоснулось к плечу. Полковник открыл глаза – к нему склонилась Кора.

– Там, в тоннеле, – прошептала она. – Дайте револьвер, Михаил.

Барон хотел было возразить, но поняв, что стрелок теперь из него никудышный, и протянул наган девушке. Кора взвела курок и направила револьвер в сторону левого тоннеля. Теперь и Корф услыхал тихие шаги и хриплое дыхание.

– Последний, – подумал полковник. – Значит – мой…

…Шаги приблизились и замерли. Похоже, тот, кто подбирался к ним, пытался незаметно выглянуть из тоннеля. Барон заранее предусмотрел это – у самого входа горели две свечи, а он сам и девушка лежали в темноте. Тот, кто заглянул бы в зал, в первый миг ничего не увидел, но зато немедленно выдал бы себя.

Пламя свечей заколебалось. Барону показалось, что в проходе мелькнуло что-то темное. Корф хотел было сказать, чтобы девушка не стреляла, но не успел. Ударил выстрел, пуля выщербила камень над проходом.

– Ниже, Кора! – шепнул полковник, срывая чеку с гранаты.

Снова выстрел, в ответ из темноты хлестнула автоматная очередь. Пули прошли над самой головой, посыпалась каменная крошка. Кора продолжала стрелять, снова ударил автомат, и левое плечо барона онемело. Корф понял – сейчас он потеряет сознание. Из прохода вырастала широкая коренастая фигура в черной куртке, нога в сапоге опрокинула и затоптала одну из свечей…

Михаил в резком рывке приподнялся, бросив гранату прямо под ноги ярту. Он еще успел пригнуть Кору к земле, и тут грянул гром. На долю секунды стало ослепительно светло, а затем все померкло…

Услыхав взрыв, Келюс остановился. Они были уже почти рядом с тем, что вначале приняли за маленький огонек. Теперь стало ясно: свет идет из какого-то помещения в конце тоннеля. Впереди была высокая, вырубленная в камне дверь, куда вели ступеньки. Внутри можно было разглядеть мигающие огоньки – там горели свечи.

Николай остановился и жестом указал Фролу в ту сторону, откуда эхо донесло грохот. Дхар подумал и покачал головой. Они были уже у цели, и, как бы не спешили, не успели бы на помощь барону. Лунин кивнул и медленно, стараясь не шуметь, пошел дальше. Он старался не вспоминать о Корфе, но чувство вины не отпускало. Келюс еще раз подумал, что все, кто шел с ним по проклятому подземелью, оказались здесь в конечном счете из-за него. Затем вспомнился Волков, и Николая охватило холодное бешенство. Уже не таясь, он взял автомат на изготовку, взбежал по ступенькам и заглянул внутрь.

В глаза ударил свет. За дверью оказался небольшой зал, освещенный десятком свечей, – необычных, огромных, почти метровых, толщиной с руку. Но на свечи он обратил внимание не сразу; первое, что бросилось в глаза, это пустой черный гроб, стоявший посреди зала. Келюс невольно вздрогнул, присмотрелся и заметил второй гроб, стоявший у стены – тоже без крышки, но накрытый темным покрывалом. Больше в зале ничего не было, лишь на противоположной стене темнела невысокая дверь.

Над ухом послышалось чье-то дыхание: Фрол стоял рядом, разглядывая это странное место. Сзади, на ступеньках, топтался Мик.

– Вроде церкви, – буркнул дхар, на всякий случай перекрестившись.

Келюс понял, что его приятель прав. Зал действительно походил на пещерную церковь: высоко вверх возносились своды, смыкаясь под острым углом, в стенах темнели ниши, но ни креста, ни икон не было. Там, где должен быть алтарь, ничего не сохранилось, кроме уже замеченной им двери. Лунин вспомнил рассказ барона. Часовня, открытая еще в начале века… Наверное, это она.

Не опуская автомата, Келюс осторожно вошел внутрь, остальные последовали за ним; гулко прозвучали под высокими сводами шаги. Зал оказался пуст. Лунин, бегло осмотревшись, не удержался и заглянул в открытый гроб.

– Ого! – Фрол тоже подошел к мрачной находке. – Земля, елы… Ярытники, в карету их!

Келюс кивнул и подошел ко второму гробу. Помедлив, он взялся за покрывало и рывком сдернул его. В ту же секунду Мик ойкнул и застыл на месте, а сам Лунин почувствовал, как по спине ползет холод. Второй гроб не был пустым. В нем лежала красивая женщина с раскосыми азиатскими глазами. Измятое платье и темные волосы были покрыты землей, черные комья лежали на груди, зеленоватое лицо кривилось жуткой нечеловеческой улыбкой.

– Алия! – Келюс попятился. – О Господи!

– Да ну, Француз! – Фрол уже пришел в себя. – Обыкновенная ярытница, елы! У нас таких колом в момент вразумляли.

– Она… живая? – прошептал Мик, для которого такое зрелище было внове.

– Дохлая, – дхар уже снимал нательный крестик. – А все, елы, успокоиться не может! Смотри, только не пугайся.

Фрол, поднеся крест ко гробу, правой рукой резко провел по воздуху. Тело мертвой дернулось, на губах выступила пена, пустые неживые глаза раскрылись…