Хозяин дракона - Анатолий Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утро вечера мудренее: поутру они проснулись и поняли, что погорячились…
– Згода! – соглашается она и ныряет под одеяло. Ерзает, устраиваясь удобнее. Что теперь? Силой тащить из горницы? А если закричит? Людей в хоромах как в муравейнике, мигом набегут. Что им скажу? Вздумал Иван отроковицу насиловать? Мигом по княжеству разнесут, люди отшатнутся. Они сейчас каждый вздох мой ловят. Георгий в своем поучении писал: в первые дни избегай малейшей ошибки! Ибо доброе забудут, а о злом память останется. Нельзя нам, никак нельзя! Пусть спит здесь! Ложе у меня широкое, здесь и трое поместятся.
– Только, чур, лежать тихо и не брыкаться, не то выгоню!
Оляна прыскает. Только что плакала… Подозрительно быстро высохли у нее слезки. Ладно, не съест! Лезу под одеяло. Оляна отодвигается и устраивается в отдалении. Это правильно – умная девочка! Закрываю глаза.
– Ты не думай, – вдруг шепчет Оляна, – я не из-за того, что ты теперь князь. Ты мне давно люб. Я и раньше, в Белгороде, подходила ночью и целовала тебя – тихонько, чтоб не проснулся.
Гмыкаю и отворачиваюсь. Дитя… Спать хочется. Изгнанный сон приступает к изголовью и осторожно касается век. Иди, родимый, я изнемог…
В окошках, забранных толстым стеклом, – белесая муть. Скоро рассвет. Ночью мне что-то снилось. Яркое, живое и отнюдь не благостное. Кто-то жарко обнимает и целует меня, я отвечаю. Упругое, горячее тело в моих объятиях, теплые губы на моем лице, горячий пот, стон… Может, не снилось? Привстаю. Оляна лежит спиною ко мне и ровно дышит. Нет, не может быть! Проверим!
– Оляна!
Трясу ее за плечико. Она вздрагивает и поворачивается. Взгляд сонный, не понимающий.
– Светает, тебе пора. Вдруг увидят?
Она кивает и выбирается из-под одеяла. Рубаха измята, но без пятен. Правда, в горнице сумрак и не разглядеть, но сестренка ведет себя смирно. Нет, все же приснилось!
Оляна сползает на пол, огибает ложе и внезапно наклоняется ко мне. Ее теплые губки находят мои. Это совершенно другой поцелуй, не похожий на вчерашний. Она целует как имеющая на это право – уверенно и умело. Ночью ей преподали урок, и она его усвоила. Господи, так это был не сон!
– Вечером не запирай дверь! – шепчет Оляна. – Ножом трудно открывать. Я, как приду, сама запру.
Босые ножки шлепают по полу. Дурак ты, Иван, хоть и князь! Володька прогнал, а девицу не смог. Что теперь? Георгий об этом не писал…
32
Ростислав и Святояр остановили коней. Пологий склон возвышенности убегал вниз, заканчиваясь синей гребенкой леса. Вокруг было ни души.
– Не нравится мне! – сердито сказал воевода. – Третий день идем – хоть бы смерд! Веси пустые, скот угнан, зерно в тайном месте закопано; овса коням и за серебро не купить! Зачем шли?
Ростислав не ответил. «Не смог тестю отказать! – подумал Святояр. – А следовало! Крепко просил Святослав. Горыне после Лысой Горы Великий не верит, но нам-то что? Почему белгородцы должны кровь лить, а киевляне по домам сидеть?»
– Пусть бы Володько войско вел! – сказал воевода. – Его земли, ему и отбивать.
– Не даст Святослав ему войско! – рассудил Ростислав. – Дурной нрав у Володька, по-пустому людей губит. В прошлый раз половина в Киев не вернулась.
– Пусть сидит в порубе, раз дурной.
– Великому он родня.
– Зато воям нашим – нет! За кого голову класть? Все знают, куда идем. К князю Ивану!
– Что Иван без смока?
– Не ведаешь ты… – мрачно начал воевода.
– Гляди! – перебил Ростислав и вытянул руку. – Наш дозор.
Вверх по склону скакало трое. Подлетев ближе, передний поклонился князю.
– Войско! Близко!
– Большое? – в один голос спросили воевода с князем.
– Конное, сотни три. Пеших нет.
– Что я говорил! – усмехнулся Ростислав.
– Добре глядел? – спросил воевода дозорного.
– Все обшарили, нету.
– Скачи к нашим! – велел князь. – Пусть надевают брони и готовятся к рати.
– Не нравится мне это! – сказал Святояр, когда дозор ускакал.
– Что?
– С тремя сотнями против тысячи только дурень выступит. А князь Иван не дурак.
– Гордый он больно! – отмахнулся Ростислав.
Вскоре за их спинами задрожала земля – подходило войско. Не оглядываясь, Святояр знал: сотни выстраиваются в боевой порядок, вперед выезжают на окованных железом конях дружинники с лучшей броней, те, которые в куяках, становятся далее. Оглядываться воевода не стал – не пришло время. Смотрел вперед и дождался. Лес впереди словно зашевелился. На луг стали выезжать конные и строиться в ряды. Воевода привстал на стременах, прикидывая численность противника. По всему выходило, что дозорный не врал – сотни три. Если, конечно, в лесу не затаился еще полк.
– Встал внизу! – засмеялся Ростислав. – Худое место! Мы разгонимся по склону и размечем их, как стадо…
– Погоди, князь, – прервал его Святояр. – Скачет кто-то.
От войска противника и вправду кто-то скакал. Сильный конь легко нес всадника, скоро он оказался вблизи.
– Князь Иван! – воскликнул Святояр.
– Некрас!.. – прошептал Ростислав.
– Зачем пришел в наши земли, воевода? – спросил Некрас, обращаясь к Святояру. – Я не звал.
– Великий послал! – сказал Святояр. – Ты обидел Володька!
– Чем же? Его же люди его и прогнали!
– Это земли Володька Галицкого! – надменно сказал Ростислав. – Ты не смеешь называть их своими…
– Не хотел видеть тебя, воевода, здесь! – сказал Некрас, не обратив на Ростислава ровно никакого внимания. – В твоей дружине киевляне или белгородцы?
– Мои, – ответил Святояр.
– Что Белгород потерял в наших землях?
– Не тебе, изгою, спрашивать!.. – вмешался Ростислав.
– Помолчи, князь! – холодно оборвал Некрас. – Знай свое место! Не видишь, с воеводой говорю!
Ростислав побагровел, но умолк.
– Не хочу убивать белгородцев! – как ни в чем не бывало продолжил Некрас. – Ничего худого не делали.
– На одного твоего воя три моих, – сказал Святояр. – И все в броне.
– Киевляне у Лысой Горы тоже были в бронях…
– Тогда был смок. Летось издох – сам видел тушу под берегом. Уязвлен был стрелой и не перенес этого.
– Думаешь, нет более смока?
– Других не вижу! – усмехнулся Святояр. – Да и ты на коне.
Некрас улыбнулся и посмотрел куда-то вверх, в небо. Святояр и Ростислав невольно последовали его примеру. Ростислав ахнул. Святояр услышал, как за спиной переступило с ногу на ногу конное войско, ропот пронесся по рядам дружины. В синем небе плыли от леса две тени. Начищенные нагрудники сияли на могучих смоках, вои в таких же блестящих доспехах сидели на спинах змеев. Смоки замахали крылами, поднимаясь выше, и стали кружить над войском.
– Кто на змеях? – спросил Святояр.
– Оляна и Олята.
– Посадил смердов на смоков! – ахнул воевода. – Да еще бабу!
– Стрелы сверху мечет не худо! – усмехнулся Некрас. – Хочешь спытать?
Воевода не ответил.
– Помнишь Лысую Гору? – продолжил Некрас. – Там сражался только один смок, а войско Горыни было более вашего.
– Но и нас было более! – возразил Святояр, умом понимая – проиграл. Заманил его Некрас, как некогда Горыню, и ждет белгородцев позор и смерть.
– За твоей дружиной, воевода, тысяча моих пешцев, – сказал Некрас. – Вам не уйти. Проглядели. Худо искать ворога в чужих землях. Против тебя и река, и лес, и болото… У моих пешцев и броня, и копья острые, а злобы к ворогу у каждого за троих. Драться будут насмерть! Я и без смоков вас побью! Людей жалко. У них матери, жены, дети малые… Давай миром!
– Что хочешь?
– Киевлян проучил бы, но к тебе, воевода, сердце лежит. Не разменял ты честь на княжьи объедки. Бросайте брони, мечи и коней! Сапоги и ножи сохраните – брести далеко.
– Не бывать этому! – вспыхнул Ростислав.
– Воеводе и князю коней и оружье оставлю, – сказал Некрас. – Дабы вои не смеялись.
– Что возомнил о себе, смердий князь! – крикнул Ростислав. – Думаешь, не найдем управы?! – Князь хлестнул коня и поскакал к войску. Святояр перехватил его на полпути.
– Не уговаривай, воевода! – угрюмо сказал Ростислав.
– Не буду! – сказал Святояр. – Я спрошу. Когда батько твой помер, а тебе было пятнадцать, я пять лет не знал сна и роздыха, чтоб стол тебе сохранить. Сохранил. Если ты, княже, и я головы здесь сложим, кто сохранит Белгород сыну твоему? Ему месяца нет. Кто поручится, что младенец доживет до года?
Ростислав молчал.
– Даст Бог, уцелеем мы и домой воротимся, – продолжил Святояр. – Но войско-то здесь останется. Где другое взять? Великий стар, не сегодня завтра преставится, с кем стол киевский обороним? С кем Белгород отстоять, коли сыновьям Великого вздумается Святославьего выродка в городе твоем сажать?
– Соромно ведь! – сказал Ростислав тоскливо.
– Соромно побитому быть и с сечи бежать. Нас не бьют, выпроваживают. Этот сором за околицей останется. Что нам кони, мечи и броня? Тьфу! Завтра новые купим! Урожай добрый, земля богатеет, Великий серебра дал… Пропади пропадом земля Галицкая, что мы здесь потеряли?