Бродяга, Плутовка и Аристократ - Александр Фарсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что случилось?! — вбежал в гостиную Эдмунд.
— Чудо, Эдмунд! Чудо! — утвердил Фарль, бросившись обнимать друга. — Я стану отцом, ты представляешь?!
— Отцом?! О-о, мои поздравления! Так значит, Элизабет беременна?
— Да! — улыбка отказывалась сходить с его лица. — И я сейчас же поеду к ней. Передай, пожалуйста, Пьеру, что я отлучусь.
— Но как же подготовка к собранию? — озадачился парень.
— Мы идём по плану. Один денёк можно и отдохнуть. Всё! Я побежал, — добавил на прощание, похлопав того по плечу.
— До встречи! И передайте поклон сестре и Элизабет!
— Обязательно, Эд! Обязательно!
Сказал так, будто пропустив его просьбу мимо ушей. По крайней мере, так показалось самому Эдмунду. Но это никак его не могло его расстроить на фоне прекрасного события. За последние пять лет Фарль стал ему сродни старшему брату. Их знакомство случилось, когда ему стукнуло семнадцать. И было это во времена первых неловких шагов к союзу Ной Кэмла с Пьером. Ещё тогда прозорливый ум юноши отметил светлую натуру Фарля, а его связь с Розой лишь подкрепляла интерес. Сейчас же Эдмунду уже двадцать два, он ровесник Натали и Сатори и по совместительству их одноклассник по академии. Но в отличии от них молодой Бен Кильмани был излишне прост нравом. Душевная теплота и незатейливость определенно передались ему от матери. Людей вроде него скользкая дорожка политики никогда не прельщала. Если бы не просьба отца, он бы даже не пытался пойти по этому пути. Его больше привлекала благотворительность. Под его руководством уже было построено несколько школ, больниц и детских садов в Рабочих районах по всей стране. Эдмунд грамотно пользовался статусом рода, благодаря ему Бен Кильмани славились среди простого населения поборниками слабых и угнетенных. Именно фигура Эдмунда переманила на сторону Рестеда так много последователей. Одна только фамилия отзывалась доверием в сердцах иных.
— Отец, — обратился Эдмунд, войдя в его кабинет, — Фарль просил передать, что отлучится по делам.
Пьер отвел взгляд от кипы бумаг и навострил угольные глаза на Эда.
— Он мне ничего не сообщал. Что-то приключилось? — сын помотал головой. — Странно… Обычно Фарль трепетен в отношении работы, — задумчиво дополнил, сняв очки с серебристой оправой и помассировав переносицу.
— Элизабет беременна, — пояснил Эдмунд.
Бен Кильмани поперхнулся. Удивление отозвалось болью в голове. Мигрень уже какое-то время преследовала аристократа, но она не помешала ему воскликнуть:
— Какая РАДОСТЬ! Что ж ради этого можно и ДЕЛА БРОСИТЬ!
— Полностью поддерживаю, отец.
Крики Пьера вновь аукнулись ему стрельбой в черепе.
— Ты, как всегда, слишком официален… — на пониженных тонах продолжил. — Не скрываешь ли ты за этой манерностью свою грусть, Эд? — парень сместил брови. — Эдмунд, я всё хотел спросить тебя. Не расстроен ли ты из-за поражения на выборах? Если так, то даже не думай об этом. Ты никак нас не подвел и ничем нам не обязан.
— Я не столько расстроен из-за поражения, сколько тем, что из-за меня ваш план может не удаться, — ответил он, наконец присев. — Вы возлагали надежды на меня, а я не справился. Это лишь показывает то, что мне есть куда расти. Всё же политика мне никогда не давалась. Ты же знаешь, — отметил с легкой улыбкой.
— Это верно. Ты, как и твоя мать, слишком чист для такой грязи. Если душа не лежит к этому делу, значит, не в ней твоя цель. Зато ты точно успешен в другом. Как продвигается твой проект в Рабочем районе? Как его там…
— Музей культуры довоенного наследия, — объяснил Эдмунд. — Мы планируем открыть его только через два года, пока собираем экспонаты. Книги сестры сильно поспособствовали. Думаю, первая выставка будет посвящена религиозному наследию. Нашим современникам почти ничего об этом неизвестно, к сожалению. Лишь работы юного Кол Галланда проливают свет на эти верования. К тому же так мы сможем показать людям веру Розалии. Может, они заинтересуются ею и даже примкнут к их общине.
— Своим стремлением к просвещению ты весь в свою маму, — довольным тоном произнес Пьер. — Да будет она спокойна в Душе. Ты молодец, сынок.
— Спасибо, отец, — он вернул прежний деловой тон. — Что же я тоже, пожалуй, пойду поработаю. Если не могу помочь в совете, то хоть работу заводов организую.
Он уже почти вышел из комнаты, как проронил:
— И ещё. Отец, смени одеколон. У него резкий запах, наверное, поэтому тебя мучают боли. Плюс тут так душно. Тебе нужно чаще дышать свежим воздухом.
— Приму к сведенью, — прислушался Пьер, принюхавшись к себе.
Пока они беседовали, Атмос Фарля во всю мчал вдоль улиц. Меньше чем за час, он добрался до приюта. В волнении молодой человек стоял у дверей, обдумывая каждое слово, которое собирается сказать. Душа его металась, даже тело то тянуло плясать, то желало замереть в мгновении. И вот он нашел в себе силы и нажал на звонок. Тихий прерываемый звук канарейки пополз по зданию. Ждать особо не пришлось. Дверь быстро отворилась, и яркий свет озарил тьму.
— Р-рад п-приветствовать, Вы к-к кому? — прозвучало неуверенно.
— Здравствуйте. Я к Элиза… — вдруг он замолк. — Господи… как это…
Фарль потупился прочь, чуть не свалился с порога от увиденного. Его взгляд крепко вцепился в жильца, а рука за сердце.
— Прошу прощение, — попытался вернуть самообладание Фарль. — Я принял Вас за другого человека. За старого друга, что раньше жил здесь, — пояснил зачем-то.
— Теперь всё ясно… извините, что я не оправдал ожиданий.
— Что Вы такое говорите? Бросьте это. Он давно умер, видимо, у меня от переживаний нервы совсем попортились.
Он посмеялся, стараясь разбавить обстановку юмором. Но его глаза всё равно не сходили с лица незнакомца.
— Соболезную Вашу утрате. А как звали Вашего друга?
— Нейтан, — сказал Фарль, огорчившись.
— А-а… Так это я. Меня зовут Нейтан.
— Вон оно как. Тогда получается не обознался, — он вновь попробовал снять напряжение улыбкой и смехом. — Стоп… одну секунду, пожалуйста… Ты Нейт?
— Да… так меня зовут, — смутился он.
Ной Кэмпл в конец разошелся и задрожал как осиновый лист. У него не было сил сомневаться в том, что перед ним тот самый бродяга. Да и не хотел он в
