Испытание - Георгий Черчесов

— А-а! — отмахнулся Майрам от мрачных мыслей. — Хочу за твоих выпить… Есть семья?

Он оказал тост за его родителей, потом за детей, потом за соседей, затем за друзей. И пассажиру поневоле пришлось прикладываться. И хоть он пил не до дна, но голос его окреп, глаза заблестели…

В дверях буфета показалась женская фигурка. Несколько замялась, прежде чем войти, ошарашено поглядела на заполнивших буфет мужчин, но потом решилась, быстро приблизилась к кассирше и что-то тихо спросила. Посетители подняли головы, казалось, что на миг в буфете смолкли голоса. Все сверлили взглядами женскую фигурку в плаще. И пока девушка выслушивала отрицательный ответ кассирши, она была под пристальным прицелом множества мужских глаз. Так смотрят на женщин на стадионе, после футбольного матча и вот в таких буфетах, где слабой половине человечества вроде бы и нечего делать, хотя никто не запрещал им посещать футбольные встречи и буфеты. Но смотрят не на всех. Некоторых и не замечают, как эту кассиршу, у которой навсегда замерла на лице кислая мина, будто мать родила ее в лимонную пору и первое, что учуяла малышка в этом мире, был запах кислоты. Но эту, заглянувшую на миг в буфет девушку, будут сверлить мужские взгляды всюду, где она рискнет показаться. Походкой, холодным блеском волнующих синих глаз она чем-то неуловимо напоминала Майраму Наташу. Он и пассажир молчали, пока она пересекала пространство от кассы до выхода и не исчезла в дождливой тьме… И на профессора она произвела впечатление, хотя он и не осмелился сверлить ее таким наглым взглядом, как все остальные… Майрам приблизил свое лицо к нему, нарочито небрежно спросил:

— Что говоришь, когда к такой подходишь?

Он с трудом уловил, чего от него требует таксист, недоуменно ответил:

— Все что угодно.

Майрам должен был наверняка знать, «как вести себя с такими красавицами, о чем говорить с ними, чтобы они с ходу не отворачивались от него.

— Слова откуда берешь?

— Из души идут, — ответил он и снисходительно пояснил: — Главное — говори, что думаешь… Женщина — она очень чувствительна ко лжи. Если говоришь одно, а думаешь другое, — погибнешь.

— Ни за понюх табака?

— Ни за понюх табака, — подтвердил он. — Лучше иди верным путем: выкладывай все, что внутри! Я вот свою откровенностью поразил. Сказал ей что-то не очень лестное. Ну, а она решила доказать мне, что я ошибаюсь… Вот и доказала: женила на себе! — и опять убежденно заявил: — Честно говори все, что» думаешь!

— Все говорить? — засомневался Майрам.

— Все! — настаивал на своем пассажир; голос выдал его: он уже начал хмелеть…

Майрам, представив себе, как он высказывается и как Наташа реагирует, удрученно покачал головой:

— Она стукнет.

— Отчего же сразу и стукнет? — удивился собеседник.

— Скажу, о чем думаю, стукнет, — высказал таксист свои: опасения.

— А-а, — понял тот и посмотрел на Майрама. Он впервые был всерьез заинтересован таксистом, впервые в голосе его было неподдельное внимание.

Незнакомец прикинул, сколько осталось в стакане водки, укоризненно покачал головой так, что Майрам не помял, к стакану ли этот жест относится или к вопросу. Пассажир сказал убежденно:

— Тебе не стоит говорить, что в душе. Схлопотать можешь, это ты верно сказал…

— Знаю — потому и торможу, — огорченно признался таксист и доверительно сказал: — На самой малой скорости подъезжаю.

Пассажир на его глазах становился все пунцовее.

— Правильно, — похвалил он Майрама с душевной щедростью. — Надо лучше друг друга узнать, чтоб потом не жалеть…

Узнать… Ему хорошо. Уже его внешность располагает к доверию. А что делать таким, как Майрам? И еще не заговорил с девушкой, а она уже ждет от него подвоха, будто он сейчас из-за спины вытащит ей ребеночка.

— Где узнаешь?! Как?! — зло кричал Майрам. — Она вон какая, будто во сне ее видишь. А я вон какой — ноги в землю проваливаются! — Майрам чувствовал, что теряет контроль над со бой.

Пассажир застеснялся его крика. У него появилось желание поскорее уйти отсюда. Он оторвал от газеты клок, помял его, хотел сунуть в стакан Майраму. Но тот отстранил его руку.

— Э-э, теперь все равно не поможет. Гаишник остановит, — не по запаху, а по виду сразу все поймет…

«Крошка» неслась по городу с ветерком. Дождь перестал. В лицо бил свежий ветерок, который нес с собой прохладные капельки дождя и приятно освежал головы и мысли. Пассажира неожиданно потянуло на стихи. Он кричал их в ночь, бросал ветру навстречу, и они — невнятные, азартные, неожиданно терявшие рифму — уносились от них в пустынные улицы города, к нависшему близкому хмурому небу, грозящему новым дождем…

Они подъехали к девятиэтажному дому. «Крошка» въехала в ворота, медленно поплыла мимо подъездов.

— Какой подъезд? — допытывался Майрам у профессора. Но пассажир захмелел от водки и стихов, пьяно отбивался. «Крошка» сделала еще один круг по двору. Вдруг пассажир выглянул в окошко и настороженно повернулся к таксисту:

— Ты опять на мне план выполняешь? — и тут же бросился обнимать таксиста…

Майрам хотел его довести до самых дверей квартиры, но он заупрямился, собрался сам проводить Майрама до его дома.

— Я жене твоей все объясню, все! — говорил таксист. — И она не станет тебя бранить…

Они стояли у подъезда и спорили. Дождь опять стал накрапывать, но пассажир не замечал ни дождя, ни соседей, которые, проходя в подъезд, делали точно по команде ошарашенные лица. Видно, его таким здесь никогда не видели… Дома ему предстояло серьезное объяснение…

— Хороший ты человек, — напоследок дыхнул он горячо в ухо Майраму. — А я что-то не того. Хочу сказать, а не пойму что…

Он стоял у подъезда и ждал, когда «Крошка» выедет со двора. Сделав круг, Майрам притормозил возле него.

— Мне жить по-твоему, а Волкодав будет по-своему? Дурачок я, что ли? Не подходит мне твой совет, профессор.

— Сам ты волкодав, — возмутился он. — Сам ты профессор! — и, обиженный, шагнул в подъезд. Это было самое крепкое его ругательство, и он его позволил себе…

… В гараже Майрам заспорил с диспетчером, ставшим выговаривать ему за то, что он прибыл в парк раньше положенного времени. Диспетчер горячился. Майрам тоже. В конце концов диспетчер умолк, заподозрив, что таксист нахрапист не без причины. Но как он ни становился близко к Майраму, как ни старался уловить запах алкоголя, Гагаев был настороже, и диспетчеру не удалось ничего учуять… Майрам ретировался…

Глава пятая

Днем Майрам зашел проведать Бабека Заурбековича. Илья был в это время на работе. Ветеран сидел у телевизора — шла передача «В мире животных». Но вот замелькали титры, а затем показалась диктор и одарила телезрителей улыбкой… Бабек Заурбекович повернулся всем телом к Майраму, который пристроился сзади на диване.

— О чем задумался, джигит?

Майрам нагнулся к нему, притронулся ладонью к его плечу.

— Почему так? Все есть у меня! Деньги — есть! Здоровье — есть! Дома — мать, сестра, брат. Любят меня — я их люблю. Работа? Тоже хорошая! Вокруг все хорошо! А вот в душе нехорошо! Не так все! Почему, а? — он посмотрел ему в глаза, стараясь выяснить, понял ли он.

Бабек Заурбекович изучающе поглядел на Майрам а, будто впервые увидел его лицо. Майрам открывался ему с неожиданной стороны.

— Скажите, почему так? — настаивал Майрам.

— Все есть, а нехорошо? — Бабек Заурбекович задумался. — Так бывает, когда человек… Как бы это сказать?.. Когда человек недоволен собой. Собой! Понимаешь?

— Собой я доволен, — возразил Майрам, в самом деле убежденный, что он ничего, и показал на себя: — Видите, какой я?

Вид его, конечно же, производил впечатление.

— Ты о моторе как судишь? — спросил Бабек Заурбекович. — По краске?

— Нет, — ответил Майрам.

— Во! Не по краске, а по тому, как внутри сердечко бьется, да?

— Да, — как Майраму было не согласиться с ним?

— И человек также! — убежденно заявил Бабек Заурбекович. — Ты можешь быть страшнее черта, а в душе — золото! Копить надо, чтоб душа светилась! Кто деньги копит, а кто — это! Иной и того не имеет, что ты имеешь, а счастлив…

— Но почему я такой? — искренне вопросил Майрам.

— Раз недоволен жизнью, на себя посмотреть должен. В других искать причину недовольства станет только слабый человек. А ты не из слабеньких… Копи! Копи — тебе говорю!.. Не деньги, а то, что делает людей волевыми…

— Что копить? — тоскливо переспросил Майрам. — Где взять это, чтоб душа светилась?

— У всех бери. У меня бери! У матери бери! У сестренки бери! У брата! Хорошие люди — не жадные, все отдадут. А ты бери! Не скромничай! Не теряйся… И еще знаешь, у кого бери? У Заремы! Да, да, у той, кого считают несчастной… — и он закричал: — Петя! Отдай Майраму продолжение повести…