Вася Красина и Бюро Изменения Судеб - Елена Асвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь «опеля» открылась, и начальник вышел на свет, на этот раз в деловом темном костюме. Внешний вид Бурова должен был внушать доверие всем, с кем он имел разговор, ведь по одежке встречают. Вероятно, шеф успел заранее подготовиться к встрече, а, значит, мог что-то знать задолго до того, как мы приняли решение. Или он живет совсем рядом с родителями Шурзиной?
Между тем Буров обвел нас глазами и прищурился. Нельзя сказать, был ли он раздосадован или, наоборот, обрадован нашей инициативе. На его лице не отражалось эмоций, кроме удивления:
— Что вы тут делаете?
— Разговаривать пришли.
— Сделать еще хуже?
— Хуже некуда, Михаил, — почему-то разозлилась я. — Мама Алии единственная, кто может помочь ей в трудную минуту. Я это точно знаю. И пойду к ней. Даже не пытайтесь меня остановить!
Мой воинственный вид и настрой шефа явно повеселили. В серых глазах заплясали странные озорные искорки, которые Буров постарался скрыть. Но я заметила. Михаил повернулся к Максиму:
— Вы свободны. Дальше я справлюсь сам. Вот эту дамочку с собой возьму, — показал на меня, — если она пообещает держать язык за зубами. Пообещаешь?
Я поджала губы и задрала нос. Ничего не ответила, не кивнула. Если я без пяти минут уволена, а Буров снял с себя всю ответственность за мои действия и не имеет желания мне помогать, тогда что за такие расшаркивания?
— Но Михаил! — попыталась возразить Настя. Ее планы ломались.
— Я все сказал. Уезжайте, — отмахнулся от Кошкиной Буров. — Василиса. За мной!
Что? Я чуть не лопнула от возмущения. Это была моя идея! Я приехала сюда, готовилась по дороге, осмысливала, что и как сказать. И «за мной»? За своим предводителем, как верный Санчо Панса?
Сказать ничего не успела. Буров повернулся, прищурился. Недобро так, предупредительно. И мне расхотелось с ним спорить, воевать, что-то доказывать. Главное, что есть шанс изменить вероятность, вот им как раз и надо воспользоваться. Все остальное мишура и гордыня.
Я с улыбкой кивнула, поборов в себе желание противоречить, и встретила одобряющий взгляд. И почему-то обрадовалась. Мне хотелось Бурову нравиться.
Дальше был короткий путь по дорожке из выщербленной временем плитки, небольшое крыльцо дома со ступеньками, дверной звонок и ожидание, когда нам откроют. Наконец, тяжелые шаги, слышимые даже нами, и неизбежная встреча.
Нас встретила немолодая, невысокая, но при этом дородная женщина. Крупные черты лица, густые черные волосы, зачесанные в тугую гульку, властный взгляд — и портрет, данный Глебом, сложился. Она. Это Гульмира.
Женщина сурово осмотрела нас, ее черные брови сошлись на переносице, в глазах мелькнула досада.
— Мне не нужно чистить ковры! — недовольно сказала она. — Никаких рекламных акций не нужно! Ни фильтров для воды, ни пылесосов. И кастрюли у меня есть. Книги тоже. Ни в какие кружки записываться не собираюсь. И передайте об этом своим! Нечего ко мне ходить!
Она закончила, наслаждаясь впечатлением, которое произвела. Еще бы! Мы явились к ней без приглашения, в ее картинке мира собрались что-то навязывать. Судя по возмущенной тираде, она давно и успешно отпугивала всех непрошенных рекламных агентов.
Но Буров ее разочаровал:
— Мы хотели поговорить об Алие. Вашей дочери.
— Алие? А что вам Алия? — тут же насторожилась она. — Она здесь не живет. Она замужем.
— Позвольте представиться. Я — Буров Михаил, следователь отдела И эС, вот мое удостоверение. — Михаил протянул откуда-то взявшуюся у него красную корочку, распахнул ее, показал, разворот. — Нам нужно с вами поговорить.
— Что еще за отдел И эС? Что натворила Алия? Вы заставляете меня нервничать, а у меня слабое сердце.
— Это моя помощница. Красина. Она учится, поэтому понаблюдает, — представил меня Буров, не обращая внимания на вопросы Гульмиры. — Пригласите нас в дом. Там и поговорим.
— Заходите.
Любопытство и страх сделали свое дело. Амиржанова уступила, распахнув шире дверь. Вероятно, ее еще смутила самоуверенность Бурова, с какой он напросился в дом. От него веяло не просто спокойствием, его флер на тот момент объявлял, что приехал он к ней с делом предельной важности, и время на пустяки тратить не будет. От слова «совсем». Ну вот и как ему отказать?
Расположились мы в холле. Там стоял небольшой, но уютный диван, пара кресел, журнальный столик. Еще были напольные вазы с цветами, на стенах — картины с пейзажами. В основном степи, горы, лошади, красивые белые юрты, маячками возвышавшиеся среди зеленых и желтых пятен. Над камином висел музыкальный инструмент, похожий на небольшую гитару, но с гораздо меньшим количеством струн. В доме пахло полынью и мятой. Горьковатый и терпкий аромат был насыщенным, но не раздражал. Здесь любили жечь благовония, наполняя дом запахами летней степи, а может, верили, что очищают пространство от злых духов и негативной энергии.
Гульмира перешла сразу к делу, как только пришла в себя от нашей настойчивости и собралась с мыслями.
— Что это за отдел И эС?
— Секретный отдел по изменению судеб.
— Никогда о таком не слышала. Ну что ж. Рассказывайте, что натворила Алия.
— Прежде всего ответьте на мой вопрос. Вы хотите помочь вашей дочери?
— Конечно. Я всегда ей помогу. Я же мать! — важно произнесла Амиржанова. — Ну и? Что натворила Алия?
— Натворит, — ответил ей Буров. — Если вы не отбросите несколько своих убеждений.
— Вы о чем?
— Это связано с вашими традициями. Например, одна из них гласит, что развод — это плохо. Так вот. Она устарела. Пора ее заменить.
— Традиции — это важно, — живо возразила Гульмира. — Я жила с мужем, пока он не умер. Моя мама жила. Моя бабушка жила. Разводиться в нашей семье уят. Перечить мужу уят. Ругаться прилюдно нельзя. Стыдно это. Вы понимаете? Люди все видят. Делают мнение. Хорошая ли мать, что детей воспитала. Хорошая ли хозяйка, жена. А жить в семье надо дружно. Дети должны жить с папой и мамой. Как людям объяснить, почему ушел отец? Поэтому женщина должна быть покладистой. Муж всегда главный в семье. А мы все выросли хорошими людьми. Все дожили до старости. Уважаем родителей, дедушек, бабушек.
— Против уважения к родителям ничего не имею, — согласился Буров. — Я
