Плач серого неба - Максим Михайлов

И никогда не думал так о подопечных.

Но появилась Лемора и перевернула мир вверх ногами. Большеглазая красавица с туманным прошлым, тридцати одного года отроду, — почитай, его ровесница, — в отличие от других детей пришла в к Астану сама около полутора лет назад. Незаметно проникла в кабинет и буднично потребовала место в банде. Гибкая и сильная девчонка со склонностью к огненной магии — она идеально бы смотрелась среди самих Мух, но он, удивленный наглостью и пораженный ловкостью, не решился оставить такую при себе. Первый же взгляд в карие глаза, едва раскосые, будто рука Творца чуть дрогнула, дописывая их контур, — и Астан погиб. Душа накалилась бешеным желанием, да таким, что жар затопил с ног до головы, налил щеки густой краснотой. Не на шутку испугавшись самого себя, он едва не погнал девчонку прочь, но оцепеневший было разум очнулся и снова победил — Лемора отправилась к Мышам. Изящное решение всех проблем — ей, маленькой и проворной, на роду было написано проникать в запертые помещения и заметать следы, а виделись они при этом достаточно редко. Но, сам того не сознавая, он постоянно искал случая, чтобы вновь заглянуть в широченные, почти взрослые глаза, на дне которых скрывались тайны не меньше его собственных.

Сомнений нет, сколько бы имен ни назвал Бурк, выбор уже сделан. Конечно же, Лемора.

У тела мнение свое — оно-то не имеет предрассудков, его дело малое и простое, привлечь другую плоть, умножиться. На какие только уловки не толкает могучий и древний инстинкт — разум временами даже не догадывается, что странная дрожь в мышцах вот-вот развернет спину в горделивую позу самца, а на лице густо расцветут следы закипающей страсти. Спохватывается разум — ба! Да что ж вы тут учудили? Нужно все исправлять… Да поздно.

Он как раз пытается принять вид скучающий и независимый, когда Лемора затворяет за собой дверь. Усилие рвет душу, тело-предатель не хочет повиноваться, искренне не понимает, как можно не демонстрировать выгодные стороны — но он все же отворачивается к окну.

— Привет. Звал?

Она же, вроде, альв. Ей положен негромкий и высокий голос. Такой притягательный, даже когда она лениво цедит всего два слова. А вот мурашкам по его спине бежать не положено.

— Да. Есть дело.

Потирая снова занывший висок, он поворачивается. Скорее выдать задание, да бегом к отцу. К серьезному разговору и долгожданному облегчению.

— Слышала про принца Тродда?

— Конечно.

Проклятье, да не смотри ты так. Отведи глазищи, прикрой их густотой ресниц.

— Хорошо. Знаешь об этом что-нибудь?

— Немного и не проверяла. Но знаю, кого спросить.

— Прекрасно. Спроси. И еще. Вообще, надо было звать кого-нибудь из Лис, но вряд ли они справятся лучше тебя. Нужно разыскать одного нищего. Очень необычного нищего… — он делает паузу, наслаждаясь моментом, и разом мстит за свои переживания, — альва-попрошайку. Слыхала о таких?

— Никогда! — ага, вот и вспыхнула. Отрицай свой род, не отрицай, а против крови не попрешь. Разве поверит альв в то, что соплеменник способен опуститься, да еще и на самое дно? Смех. Любой народ, даже Вторичный, может понять падение ближнего, но только не альв.

Только не Лемора.

Потому и надо было поручить это ей. Чтобы… Ну просто чтобы и ей жить было не так легко.

Он ожесточенно трет висок.

— Есть четкие сведения, что в городе работает один попрошайка, и он — альв. Думаю, этого хватит?

— Вполне, — гляди-ка, даже губу закусила. Становится чуть легче.

— Ну и иди тогда… Да, кстати, надо будет Лис подпрячь — не сомневайся, подпрягай. Кто будет возникать — шли ко мне. А так будешь главной по этим делам.

— Договорились.

— Заметишь что-то необычное — сразу ко мне.

— Вроде альвов-нищебродов?

Неужто острит?

— Ага. И, кстати, учти — заказчика зовут Уилбурр Брокк. Он детектив. Так что если увидишь, что он с тобой копает в одну сторону — не пугайся, но и не светись особенно.

— Да, Астан.

Хаос на тебя, девчонка! Он яростно мнет висок, в котором безумствует отбойный молоток — старый и дребезжащий. Теперь не видать ему покоя — снова и снова будет в ушах звенеть ее голосом собственное имя. Все, разобраться с папашей и отправляться в бордель. Так будет правильно.

— Все, свободна.

Он невольно провожает ее взглядом. Черное ей идет, даже такое непонятное и чуть мешковатое.

Мельком взгляд в зеркало на стене. Глаза покраснели. Пора, пора.

Он отпирает дверь.

— Здравствуй, папа.

И широко улыбается, являя тому, кто в страхе смотрит на него из темноты, почти чистые зубы. О времени можно забыть. Разговор будет долгий и, конечно же, болезненный.

…Пол-оборота спустя он откладывает нож и повторяет улыбку. Кровь, еще жидкая, нехотя ползет по ладоням, по до сих пор не расправленным предплечьям, собирается в тягучие капли и веско падает на пол. Он чувствует, как счастье заполняет его с ног до головы, и улыбка перерастает в радостный, торжествующий смех. Звонкую радость довольного мальчишки.

Ленивая струя из рукомойника уносит алое с ладоней. Пусть течет в канализацию. Эдакая жертва первому осознанному дому, который он бросил пять лет назад.

Руки постепенно обретают привычный цвет, светлеют — и то же самое происходит с душой. Тревоги, волнения и проклятая головная боль исчезают, и на их месте разгорается теплое сияние плавно вернувшегося разума, который в очередной раз зацепился за тихое светлое счастье. Вытираясь свежим полотенцем, он выходит из комнаты в свой кабинет, привычно направляется к столу.

Пожилой альв с ослепительно-белыми волосами встает из-за стола, и, плавно перехватывая улыбку, произносит:

— Здравствуй, сынок.

Глава 22, в которой есть мысли о лени, разговоры о деле и новости о беде

Дело никуда не делось. Сколько бы я не прятался под толщей теплой пузыристой воды, как бы не расслаблял мышцы, позволяя им раствориться во всеобъемлющем тепле, все равно за плечом надсадно кашляла кошмарная тень работы. И под хруст костей маленького доктора возникал в памяти пропавший принц Тродд.

Лениво приоткрыв глаз, я окинул полувзором массивные ванны. Пуповинами рыжеватых железных труб шесть массивных корыт вросли то ли в одну чудовищную махину, то ли в хаотичную мешанину разнородных конструкций, в которой кое-где угадывался и паровой котел. Я в мыслях не держал спрашивать Карла, как все это работает — скучавший в ванне по соседству мастер Райнхольм мог и впрямь ответить. Да и не было в таком вопросе смысла — и без того понятно, что гигантский агрегат у стены делал все, что я ощущал собственным телом — грел воду, подавал ее в определенные ванны, поддерживал температуру и, что привело меня в особенный восторг, создавал в воде вихрь пузырьков.