Младший вовсе был дурак - Илья Одинец

— Если бы не строгие наставления Морфеуса, — призналась Лаврентьева, — ни за что не взяла бы с собой все эти амулеты. От них больше проблем, чем помощи, единственное, для чего они действительно годятся, так это для обмена. Некоторые дикари очень любят разнообразные побрякушки.

— Разве их магия хуже твоей? — возразил я. — По-моему, амулеты — это большой плюс, они здорово облегчают жизнь, да и чужими заклинаниями пользоваться проще, чем тратить собственную силу. А если учесть, что я знаю всего несколько заклинаний, да и ты не достигла вершины мастерства, эти игрушки нам пригодятся.

— В этом весь вред: начинаешь на них надеяться. Чужой магией пользоваться намного сложнее, чем собственной. Свою ты хотя бы контролируешь, а если уж выпустил из амулета энергию, загнать обратно не сможешь, и перенацелить не получится. Так что мой тебе совет, будь с ними поаккуратнее, и пользуйся только в исключительных случаях.

— Но если придется ночевать посреди леса, мы выставим стража?

— Выставим, — согласилась Лаврентьева. — Пошли.

Мы спустились в подвалы Бюро, прошли по коридору с металлическими дверями, украшенными сияющими золотом пентаграммами, и остановились у одной из них.

Странное дело, перемещение в иное измерение стало для меня обыденностью, привычным делом, вроде утренней чистки зубов или шнурования кроссовок. Ощущение чуда испарилось, волшебство стало казаться таким же естественным, как электричество, хотя еще две недели назад я и помыслить не мог об иных мирах, демонах, призраках и оборотнях, а магию считал выдумкой фантастов. Теперь же я находился черт знает где, в неизвестном измерении и чувствовал себя лягушкой—путешественницей, прыгающей из одной сказки в другую.

— Готов? — спросила Ленка и взяла меня за руку.

— Готов, — ответил я и по спине пробежали мурашки.

Отчего? Уж явно не оттого, что меня привычно рвануло вверх. Память услужливо подсказала ответ: порталы Бюро перемещают только лиц с печатью или тех, кто находится с ними в физическом контакте. На моей груди невидимым магическим светом сияет печать, а значит, необходимости браться за руки, нет. Ленка наверняка знает это, но все равно взяла меня за руку.

Додумать я не успел. Серая дымка, окутывающая перемещенцев во время прыжка, рассеялась, пространственные нити исчезли, и я увидел Таэрию.

Это место мне сразу не понравилось. Может, воздух здесь пах иначе, чем в Ленории и Черной Мирне, может, не ощущалось того деревенского спокойствия, что присущ Гальдиву, а может потому что совершенно некстати вспомнились слова Ленкиного клона о том, что девушка обязательно вернется в Таэрию и примет предложение руки и сердца принца Власилиана.

Портал перенес нас на окраину небольшого городка. Если бы вместо царства короля Радомира Семнадцатого я попал сюда, это произвело бы на меня неизгладимое впечатление. Малый Мол выглядел обычной деревней, каких полно в наших глубинках, и единственным отличием от каких-нибудь Орловских Двориков, был королевский дворец, а Таэрия походила на городок в табакерке. Аккуратные двух- и трехэтажные домики с красными черепичными крышами, были обнесены низкими заборами, способными преградить путь разве что карликовому пуделю; дороги были не просто протоптаны сотнями сапог, но вымощены булыжником. Да и сами люди здесь казались взрослее, увереннее и сильнее всех, кого я успел увидеть в параллельных мирах. Возможно, это влияние города. Цивилизация делает людей ответственнее и серьезнее.

— По уровню развития Таэрия относится к категории СП–63, что означает "средневековый продвинутый", — пояснила Ленка.

Я кивнул, рассматривая виднеющийся вдали королевский дворец. Он, как и вся Таэрия, мне не понравился. Крепкий, плотно сбитый замок по периметру окружала высокая стена с сторожевыми башнями. Окруженный широким рвом, он, словно одинокий зуб во рту старухи, торчал над городом, напоминая жителям столицы об их ничтожности и малозначимости.

Подумать только, Лаврентьева могла бы сейчас сидеть за этими серыми каменными стенами и, устало облокотившись на ручку трона, поедая виноград, топать ногой, обутой в алые сафьяновые туфельки, в такт собственным невеселым королевским мыслям. Какой-нибудь шут в это время описывал бы ее неземную красоту, а его величество Власилиан, к этому времени уже наверняка ставший королем, подавал бы супруге незаметные знаки, сигнализирующие о его желании поскорее остаться с ней наедине.

— Что-то мне совсем не хочется во дворец, — пробормотал я.

— А кто сказал, что мы пойдем во дворец? — Лаврентьева откинула с лица светлую прядку. — Мы ищем Камень преткновения или тех, кто что-то о нем знает. Его величество слаб умом, его высочество — коленями, они нам в поисках ничем не помогут.

— Вот и хорошо. И куда тогда нам следует идти?

— В Валаафьев сад, это недалеко отсюда, минут пятнадцать. Именно там я дралась с колдуном, когда числилась простой попаданкой.

Я открыл рот и последовал за Лаврентьевой. Признаться, факт драки с могучим волшебником я упустил, а ведь Ленка совершила подвиг: спасла королевство от гибели. Пусть это было продуманной постановкой с кучей страхующих лиц из Бюро и тайных охранников, но Лаврентьева действительно победила.

Мы направлялись прочь от города, в который так и не зашли. Я не жалел, ибо виднеющаяся впереди роща казалась привлекательнее дворца. Молодые деревья радовали глаз зеленью, росшие в беспорядке кусты, усыпанные мелкими красными цветами, пахли медом, природа дарила умиротворение.

— Соберись, — предупредила Лаврентьева. — Место там не очень приятное.

— Что там может быть неприятного? Или труп еще не похоронили?

— Трупа нет, но… ты сам все увидишь. Приготовься.

Мы прошли рощицу насквозь и вышли в поле.

Когда-то здесь сеяли пшеницу, перепачканные черноземом пахари прикрикивали на бредущих за плугом быков и поглядывали на солнце, ожидая обеда. Дочери, приносящие отцам—пахарям ржаные лепешки и кувшин молока, заливисто смеялись и гладили отдыхающих в тени фыркающих животных. Сейчас здесь все было выжжено.

На километр вокруг не росло ни единого стебелька, ни одной травиночки. Огненная смерть опалила землю, слизнув с ее лица все живое, подбираясь к самим истокам бытия, но не смогла уничтожить память. Она обрушилась на меня, едва я ступил на обугленную землю. Перед глазами потемнело, словно я смотрел на мир сквозь плохие солнечные очки, на грудь навалилась тяжесть, воздух не захотел входить в легкие, превратившись в тягучий кисель. Мир замер, исчез даже ветер, только Ленка вытянулась в струнку, закрыла глаза и запела.