Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ - Михаил Толкач
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бархатов прибыл по вызову после обеда. Мачихин подал ему исписанный листок карманного блокнота.
– Закодируйте и передайте за моей подписью.
Алексей Бархатов пробежал глазами текст, потер рыжеватую бороду. На опаленном морозом лице его отразилось явное смущение.
– Помимо комбрига?.. Минуя Валдай?..
– Приказывать вам, Алексей Михайлович, не имею права. – Мачихин покусывал губы, дышал с надрывом. – Прошу как коммунист комсомольца. Все, что могу еще сделать для ребят…
– Будет исполнено! – Бархатов спрятал листок и направился лыжней к штабному биваку.
Из ладомирских лесов в эфир ушла шифрограмма:
«Москва, Сталину.
Кровно молю спасите остатки 1-й МВДБ.
Военком Мачихин».
Бархатов, проследив, как радист отстукал депешу Мачихина, доложил ее содержание комбригу Тарасову. Тот после проверки ближней линии охранения группы полулежал под старой сосной у штабного шалаша. Выслушав шифровальщика, молча кивнул ординарцу Анатолию Шаклеину: «Пойдешь со мной!», пристегнул лыжи и направился к Мачихину. Внутренне он был взбешен: за его спиной сносятся с самой Ставкой! Сперва он подумал жестко наказать Бархатова, но в штабе не осталось командиров, способных заменить его. Телеграмма Мачихина могла быть истолкована как очевидный признак паники в руководстве десантников, как игнорирование штаба Северо-Западного фронта…
Устало опустился на толстый корень сосны рядом с санитарной лодочкой комиссара.
– Здравствуй, Ильич!
Мачихин слабо пошевелил рукой.
– Привет… Николай Ефимович… Что нового в бригаде?..
Тарасов долго и сумрачно молчал, потом неожиданно выматерился вполголоса.
– Ты что, комбриг?!
– Не воюем, а пасемся – вся новость! Где дохлую конину, где плесневелый сухарь, а то крошку хлеба… – Тарасов сердито теребил свою бородку. – Эх, комиссар, если бы у людей были силы! Устроили бы шурум-бурум! Немец пуган тут мало… Воевать посланы, а мы – в лежку!
– Как плохо продумано все. Как мало сделано, комбриг!
– Не ищешь ли виновных, комиссар? – насторожился Тарасов.
– Чего их искать? Вот они – ты да я, я да ты…
«Ты да я…» Это великодушие комиссара резануло ухо Тарасова. В душе он признавал лично свою вину, хотя ясно и не представлял до конца всей полноты ее. Он выполнял приказы Валдая. Беды начались с неурядиц снабженческих, с вынужденной медлительности под Доброслями…
– Выходит, комбриг, довоевались до ручки? – Мачихин попытался подняться, но только согнул шею, и упала голова его вновь на вещевой мешок. – Ребята наши боевые, себя не щадят…
– Люди, как тени, Ильич! В глазах, в словах, в намерениях – отвага. А рука винтовку не держит. Ноги едва двигаются…
– Николай Ефимович, сдается мне, ты сам приуныл.
– А ты, Александр Ильич? – жестковато спросил Тарасов. Он видел состояние комиссара, но злость брала верх, и он не щадил боевого товарища. – Что ты можешь предложить?..
– Моя песенка спета, комбриг. А тебе воевать да воевать. Или я ошибаюсь?.. Вид у тебя унылый.
– Приуноешь!.. Выходить к своим в полосе Тридцать четвертой армии, а связи с ней не имею. Самолеты в этих дебрях не посадишь. Почти всех командиров потеряли…
– Слушай, Николай Ефимович, опирайся больше на Дранищева. На мой взгляд, мужик толковый, с опытом. Призовите к стойкости комсомольцев. Коммунисты пойдут первыми…
– Банальности, комиссар, говоришь! Я – не первоклашка, а ты – не пионервожатый. И Дранищев знает свое место…
Мачихин пожалел, что завел разговор, почувствовав сам никчемность своих напоминаний.
– Ну, ладно. Стоять-то долго здесь думаешь? Немцы разнюхают!
– Ночью тронемся. – Тарасов обошел лодочку, критически осмотрел упаковку Мачихина, потрогал стропы, проверяя надежность крепления. – Ребята хорошо возят? Не заменить ли?
– Спасибо, комбриг! У тебя и без меня забот хватает. – Мачихин вновь приподнял голову. – Пока не исчерпали запас сил, веди людей к своим, Николай Ефимович.
– Подразделения поднялись и идут к исходным рубежам. – Тарасов склонился к комиссару бригады и вполголоса пожурил: – Зря ты не посоветовался, комиссар! Латыпов Латыповым, а за рейд мы с тобой в ответе.
Мачихин понял: комбриг знает содержание его телеграммы.
– Моя боль – вывести ребят без лишней крови.
– Без крови не обойтись. – Тарасов нагнулся еще ниже. – Думаешь, Сталину доложат?
– Доложат или не доложат, а Валдай встрепенется!
– А как истолкуют телеграмму?
– Мне терять нечего!.. Дойдут ли парашютисты до линии фронта, как считаешь?
– Должны! – Тарасов приложил ладонь к мятой серой шапке и мягче добавил: – Терпи, Ильич. Отправим тебя в госпиталь…
– У меня все ладно. – Мачихин спрятал руку под мешковину и насильно растянул обкусанные губы в улыбке. – Одна несподручность: курить трубку.
– Твои бы заботы мне!
– Партизаны Полкмана помогают? Есть вести от Овчинникова?
– Как говорится, на партизан надейся, а сам не плошай! – Тарасов с силой оттолкнулся палками и укатил по блестевшей на солнце лыжне. За ним – порученец Николай Полыгалов.
Тем временем от привала штаба 1-й МВДБ к своим подразделениям возвращались комиссары Д.П. Никитин и М.С. Куклин. Лыжи скользили плохо – оттаяло, развезло. Михаила Сергеевича тащили два лыжника. Он помогал палками, упираясь в рыхлый снег. Дмитрий Пантелеевич и его ординарец – обочь. Под купой сосен, на бугре с темными проталинами, решили передохнуть. Комиссар 204-й сбросил белый капюшон.
– Слышал, вы из Куйбышева, коллега? – на Куклина смотрели внимательные глаза.
– Коренной самарец. – Михаил Сергеевич ослабил завязки маскхалата на груди.
– У нас в бригаде много из Куйбышевского края. Часть пробилась сюда, в тыл к немцам. – Комиссар Никитин вытирал платком свое одутловатое лицо. – Не встречались?..
– Не довелось. А городские есть?
Дмитрий Пантелеевич снял шапку, пятерней пригладил словно перемешанные с инеем волосы.
– Само собой. Всех не припомню, правда. С Трубочного завода Костя Леднев, Толя Рудаков, Борис Карташов… Норовят сойтись по-землячески. Есть Федор Попов, деревенский парень…
– Ивана Булкина не помните?.. Друг у меня, заводской поэт, призван на фронт.
– Такого не встречал. Карташов получил ранение на Поломети, остался в лагере раненых. Да и других давно не видел. Сами знаете, потери… Под Игожево славно дрался комсомолец Петя Горшков.
Куклин нахмурил брови и после долгого молчания протянул:
– Поте-ери-и…
В 4-м отдельном батальоне уже осталось меньше половины личного состава бойцов и командиров.
– Не вешай голову, комиссар! – Никитин положил руку на плечо Михаила Сергеевича. – Мой давнишний друг Мартын Полкман… Да, партизанский командир. Мы с ним гражданку прошли вместе. Были у Фрунзе и в Самаре. Рассказал он мне, что перед нашим десантированием сюда каратели казнили патриотов. Для устрашения согнали население. Расстреливали по одному разрывными пулями. Мать мальчугана упала на колени и просила застрелить ее первой, чтобы не видеть смерти сына. Пионер крикнул: «Не проси их, мама, это не люди! За нас отомстят!» Мальчика казнили первым.
– Вот паразиты!
– А кто отомстит, комиссар? – Никитин сжал плечо Куклина.
– Ну, гады! – Куклин стиснул зубы так, что обрисовались скулы и набрякли желваки.
– Расскажи ребятам, самарец. Нам ведь вести их на прорыв…
* * *Советские военные историки, как нам кажется, еще не в полной мере осмыслили, оценили значение действий войск Северо-Западного фронта в 1941–1942 гг. Фронт один из немногих устоял против таранной лавины фашистских орд. Устоял и сковал в лесах и болотах крупные силы противника. Как пишет член-корреспондент Академии наук СССР генерал-лейтенант П.А. Жилин в сборнике «На Северо-Западном фронте», «по свидетельству немецкого генерала Зейдлица, в период борьбы за демянский плацдарм 16-я фашистская армия только убитыми потеряла свыше 90 тысяч солдат и офицеров. Если раньше гитлеровские вояки считали демянский плацдарм «пистолетом, приставленным к сердцу России», то в последующем они его стали называть «маленьким Верденом», местом, где перемалывались их силы».
Фронт устоял. Фронт наступал. Фронт перемалывал резервы фашистской Германии. Фронт первым в годы Отечественной войны окружил крупную группировку захватчиков. За ценой не стояли. Убить врага сегодня. Не завтра. Его щадить нельзя. Он не миловал ни старого, ни малого. Убить фашиста!..
За ценой не стояли. Воспоминания участников бывшей десантной группы Н.Е. Тарасова подтверждают это.
В ладомирских лесах, откуда парашютисты намеревались ринуться на юг, к своим, сосредоточились не все лыжники 1-й МВДБ и 204-й ВДБ, что пробовали вернуться на болота Невий Мох. Нанося фашистам удары, часть десантников оторвалась от основной группировки. Яркими мазками остались картины тех дней в памяти А.И. Тарасова из города Добрянки Пермской области.
