Хотел ли Гитлер войны: к истокам спора о Сионе - Дуглас Рид

А может, это война за выживание богатых? Война джентльменов или язычников, направленная на то, чтобы возвести на трон великодушного борца с язычеством? Так ради чего все это происходит? Наверное, об этом знают только инопланетяне. Мы — нет.

На протяжении столетий Европа двигалась, пусть медленно, но вполне ощутимо, в направлении идеалов человечности и правосудия. За первые четыре десятилетия двадцатого века Европа уже совершенно четко и определенно начала двигаться назад. Фактическое рабство, массовые ограничения свободы, эксплуатация населения, несправедливость вернулись в нашу жизнь. Конечно, они всегда маскировались под всякими благообразными масками, в первую очередь, под такими словами, как «патриотизм» и «национализм», но и паразиты, эксплуататоры, антипатриоты, надсмотрщики, губители человеческих душ точно так же использовали расцвет «либерализма», «гуманизма» и «справедливости» для своих собственных целей, внося свой вклад в общий процесс разложения. «Как? Вы хотите преследовать меня только за то, что у меня на предприятии потогонная система производства, или потому, что я содержу публичный дом? А как же насчет равенства, свободы, справедливости?»

Наконец, война покажет, можно ли будет возродить в Европе пусть медленное, но продвижение к благородным идеалам, которые многие, сознательно или нет, желают обрести всей душой и за которые борются. Или же мы увидим, что это всего лишь часть процесса упадка в условиях жизни, мысли и человеческого поведения, которое продолжается беспрерывно вот уже сорок лет.

От самого понятия свобода осталось уже столько мало, что все лозунги с этим словом уже больше напоминают неуместные остроты возле свежей могилы. До 1914 года каждый человек мог спокойно встать, собраться и отправиться на пароходе в любой уголок земли, не обременяя себя особыми формальностями. А перед этой войной ему уже был нужен паспорт, визы, разрешение на ввоз валюты и еще куча всяких разрешений, рекомендаций, справок и т. д., и т. п. Теперь же уехать из страны, находящейся в состоянии войны, практически невозможно — разве что приложив неимоверные, поистине нечеловеческие усилия. Невозможно отправить за рубеж и деньги, буквально ни копейки — вам опять придется преодолевать точно такую же кучу препятствий. В одной стране вы не сможете купить чай или кофе, в другой — достать масла; в третьей — мяса. И это происходит в начале войны за свободу. А что же будет тогда в конце этой войны?

Эта война должна была начаться — потому что ее вовремя не остановили. Когда же она началась, мы купили ее по самой высокой цене, и это был не самый лучший вариант, ибо покупать такой товар, как война, на пике торгов — глупо. Победу при случае можно было бы прикупить и по более низкой цене. Учитывая три следующих обстоятельства, победу можно было бы купить пусть и не по самой низкой, но все же приемлемой цене. Победу в формате Ватерлоо сегодня купить, думаю, не получится никак, и, тем не менее, мы должны платить именно такую цену.

С самого начала я глядел на приближение этой войны с каким-то нехорошим и постоянно усиливающимся предчувствием. По ряду причин я острее ощущал ее, чем многие другие, и в итоге оказался в положении человека, который стоит у дороги и кричит другому «уходи!», потому что тот не видит, что к нему приближается грузовик, который вот-вот просто собьет его. Но в ответ получает лишь холодный и изумленный взгляд человека, который не обращает внимания на обращенные к нему слова только потому, что произносящего их ему не представили.

Когда война началась, я впервые за много лет испытал удивительное чувство — возрождение надежды. Эта гнусная, никому не нужная война уже шла, но через пару месяцев я почувствовал, что мои страхи пропали. Я перестал бояться главного — что мы проиграем. Конечно, я еще пока не видел и того, как мы выиграем, но уже понимал, что мы не проиграем — и это было главным.

Причина заключалась в том, что союз Гитлера с Москвой, который вполне можно было предугадать и который в должный момент состоялся, не был доведен до логического конца, а именно: полноценный военный союз двух армий, которые бы действовали в унисон, заключен не был.

Взять замуж женщину, лоб которой заклеймен позорной буквой, и не насладиться удовольствиями, которые сулит брак? Самым непостижимым в этой ситуации оказалось как раз не то, что партнер бежал от брака, а что он отказался от утех на брачном ложе. Казалось, что Гитлер будет блюсти свою клятву насчет воздержания до невозможного. И только посмертное вскрытие или его личные признания могут на деле объяснить столь непонятный исход всего мероприятия.

И все-таки, это было хорошо, и, торжествуя, но, тем не менее, не веря своим глазам, я видел в первые недели войны, как медленно, но верно уходила в небытие вероятность нашего поражения.

Этому замечательному ощущению сопутствовало множество дополнительных подтверждающих факторов. Во-первых, качество снабжение и подготовки наших ВВС и ВМФ. Я боялся, что их тоже охватит зараза политической дряхлости, которая довела всех до войны, но я ошибался. При любых обстоятельствах люди, которые находятся на военной службе, никогда не забывают ни своих обязанностей, ни поставленных перед ними задач, которые заключались в том, чтобы поддерживать обороноспособность Британии на должном уровне.

Еще со времен моей жизни в Германии я помнил, что немцы всегда возлагали большие надежды на политику изоляции, следствием которой могла бы стать банальная нехватка продовольствия. И это была главная, хоть и вторая по счету, опасность для нас. Немцы всегда считали, что в 1917 году они фактически поставили нашу страну на грань голодной смерти, развязав на море боевые действия с помощью подводных лодок, и что нас спасло только вмешательство Америки, вступившей в войну. И в этот раз они надеялись добиться той же цели, еще более расширив масштабы войны на море. В их распоряжении было четыре рычага: подводные лодки, мины, самолеты и океанские рейдеры.

Когда же я увидел молодых офицеров-летчиков и моряков, то в душе сильно обрадовался. Мне было с кем сравнивать — с солдатами образца 1914–1918 годов, но вскоре я увидел, что они подготовлены гораздо лучше, чем их предшественники. Это и правда были отличные по всем статьям ребята, и когда наш флот начал неторопливо, но упорно одолевать немецкие подлодки, затем научился бороться с минами, а наши ВВС научились сражаться с немцами в воздухе, когда те пытались бомбить стоящие в портах корабли, я почувствовал, что еще не все потеряно.

Но одно дело — возродиться, другое — вернуть право первородства. Я почувствовал, что в день, когда Graf Spee находился в гавани Монтевидео, во мне возродились те чувства, которые я, как и многие англичане, утерял после Мюнхена{77}.

Будучи в Германии, я видел этот корабль и разговаривал с офицером, который, думаю, участвовал и в тех событиях. Я видел, как спустили на воду аналогичный по классу корабль, Deutschland{78}. Я знал, что все немцы возлагали большие надежды на эти корабли, с помощью которых они намеревались укротить Великобританию. Я знал, что их сконструировали с целью участия в долговременной блокаде. Эти корабли могли наносить стремительный удар и очень быстро отступать. Их вооружение значительно превосходило огневую мощь тех кораблей, которые должны были с ними бороться; а скоростные характеристики были гораздо выше, чем у тех кораблей, которые могли нанести им непоправимый ущерб.

Теоретически, они должны были причинить нам громадный ущерб. Во французском и английском флоте, вместе взятых, было только четыре корабля подобного класса, которые могли бы и нагнать их, и сразиться на равных. Во время Первой мировой немецкий рейдер Wolf на протяжении пятнадцати месяцев ходил по семи морям, потопив кораблей союзников в общей сложности на 135 000 тонн, поставив сотни мин — а ведь это был всего-навсего пассажирский пароход водоизмещением 6000 тонн, делавший 11 узлов{79} и вооруженный 150-миллиметровыми пушками. Карманные крейсеры{80}, специально предназначенные для таких задач, развивали скорость до 26 узлов{81} и были вооружены 280-миллиметровыми пушками. Как их можно было обнаружить? И даже если их находили, то как с ними справиться? Но даже если их захватить, то как их разрушить? В частных беседах немцы говорили, что каждый из этих кораблей должен будет в итоге потопить судов в сумме не меньше, чем на миллион тонн.

И тем не менее, британские корабли нашли Graf Spee, сражались с ним и победили. Последние надежды на то, что Англию удастся взять измором, улетучились как дым. Возможно, что в тот день задумалась и Италия, которая, быть может, и намеревалась выступить на стороне Германии. Об этом замечательном событии можно с полным основанием, большим, чем в каких-либо других случаях, сказать, что «Нельсон возвращается».