Далёкий Друг - Александр Потапов

Василий Николаевич у нас теперь пенсионер. «Вот выйду на пенсию, тогда и будем на рыбалку ездить»– его слова теперь как лозунг на выходной день. А генералу Киселёву надолго хватит работы: кто ж отпустит его? Жуликов ещё полно. Иногда мы встречаемся с ним на разных светских мероприятиях. Он до сих пор пытает меня про те презервативы, но, думаю, что правду узнать ему так и не придётся.

Пётр Михайлович, мой заокеанский друг, давно вернулся на родину. «Не могу я смотреть этот канадский хоккей! Нет ничего лучше, чем дома болеть за родную команду». Вот такая странная ностальгия. Она отбросила прочь всё нехорошее, что случалось здесь, и, наплевав на весь лубочный раскрас зализанного западного мира, позвала его назад, туда, где он может чувствовать себя частью общества, пусть даже и спортивного. Хоккей – это его страсть, и если мне надо повидаться с ним, то я иду на любую игру, проходящую на нашей ледовой арене. Он всегда там. Несмотря на возраст, такого болельщика можно отнести в разряд «ультрас»: он свистит, орёт, как будто ему не шестьдесят с хвостиком, а чуть за двадцать.

Жизнь идёт со своими проблемами, находками, решениями и провалами. Прибором мы почти не пользуемся: подключать силы, которые в один прекрасный момент не сможешь контролировать, опасно. Кстати, и вопросов жизни и смерти давно не возникало. Поэтому аппарат мирно пылится в сейфе серьёзного банка. Но иногда мы с Михаилом всё же совершаем поход в хранилище и ненадолго окунаемся в далёкий мир. Уход его из их рядов не прошёл бесследно. Появились последователи, пусть пока в виде группы философов, пропагандирующих «смертную жизнь». Но недалёк тот день, когда они, как и мой Друг, прибудут к нам, а может, и не только на Землю. Вселенная огромна, и в ней есть большие острова органической жизни. Тот мир обретёт плоть, а с ним и душу.

Время отсчитывает часы, дни, годы. Приближается ещё одна знаменательная дата. И чем она ближе, тем чаще мы с Мишей обсуждаем тему спасения Геннадия. Место встречи изменить нельзя. Хотя сначала думали сработать на опережение, предупредить его, но потом решили не рисковать.

– Ключевая точка его жизни – там, в лесу. Сегодня он уйдёт от той опасности, но она не исчезнет, а просто сместится во времени, да и место, наверняка, будет другое. И вот тогда мы не сможем помочь. Просто потому, что не будем знать: где и когда будет нанесён удар, – слова Друга точны, и я соглашаюсь без возражений.

Как поступить? Решение приходит само собой. Встреча и вмешательство состоятся. Это, конечно, предусматривает принятие целого комплекса мер, основные из которых: наша и его собственная безопасность. У нас есть время, деньги и друзья, которым никогда не повредит немного драйва.

После уточнения позиций начинаем активную фазу подготовки. Проведено несколько рекогносцировок. Заранее в нужных местах на всякий случай прикапываем стволы. Всё уже продумано до мелочей, распределены обязанности. Остаётся дождаться решающего дня. Дело, конечно, опасное, но кроме земных средств поражения мы собираемся активно задействовать инопланетные технологии. Очень надеемся, что они увеличат наши шансы на успех. А группа поддержки нужна лишь для собственного успокоения. Вот только войной сиё мероприятие назвать уже не повернётся язык – это точно просчитанная воспитательная акция (со стрельбой и мордобоем). Даже скажу проще – это игра, где все козыри у нас на руках и джокер в виде прибора.

Глава 49

Лучи мощных фар как лезвия ножей прорезают тьму. Вот они!

Мы с Мишей уже несколько часов дожидаемся того момента, когда эти отморозки привезут Генку на расправу. Нам везёт изначально: водитель джипа совсем не бережёт машину и гонит как ошалелый. Выкопанная поперёк дороги канава (глубокая и широкая – не перескочить) срабатывает как лучший в мире тормоз. Ну, в самом деле, не зря же почти полночи создавалось это, с позволения сказать, препятствие. Труды не пропадают даром, и мы с удовольствием наблюдаем картину прибытия. Корчатся на капоте в крошеве стекла страстные любители ездить непристёгнутыми, двигатель, кашлянув пару раз, глохнет, и наступает тишина.

– Джентльмены! – Миша умеет быть убедительным. – Вы нарушаете правила дорожного движения, раскатывая по лесу, не пристегнув ремни безопасности! – Несколько глухих ударов битой по любителям приключений придают словам вес.

Водителю достаётся больше всех: я вспомнил, что именно он издевался над Бочаровым тогда, в той жизни. Сотоварищи его по несчастью в тусклом отсвете фар тупо любуются на это действие под стволом автомата.

– Виталя, там в кабине, у ручника, тумблерок открытия багажника, щёлкни. Друга твоего доставать пора, как бы не задохнулся.

Картина Рембранта: связанный по рукам и ногам избитый мой дальневосточный друг аккуратно извлекается наружу. Он в шоке. Крутит головой во все стороны, пытаясь найти хоть что-нибудь, на чём можно остановить взгляд.

– Гена, дружище!.. Э, развяжите парня! – командую, видя, что пара бугаёв начинает шевелиться.

– Вы кто? – Бочаров задаёт вполне естественный для его положения вопрос.

Не знаю почему, но меня эта фраза рассмешила до коликов:

– Ген, если я тебе расскажу – ты всё равно не поверишь, поэтому считай, что партизаны. С Великой войны по лесам прячемся, без дела маемся, – говорю я. – Так, а вы чего остолбенели, уроды? По одному к дереву! – Я стволом автомата указываю, к какому. – Вперёд! И без глупостей. Стреляю я очень неважно, поэтому все пули будут в живот.

В крови, хромающие на обе ноги, с руками, висящими как плети, эти флибустьеры подмосковных лесов подходят к большой берёзе. Мой старший сынуля кидает им наручники:

– Так, шпана, на счёт три – вы все скованы. Время пошло! – Вот она нынешняя молодёжь, выросшая на боевиках!

Один из разбойников кажется странно знакомым. Зрение не подводит, и я наблюдаю нашего старого недруга. Вот это сюрприз! Толик! Гарань! Как он здесь?

– Миш, ты не поверишь, кто нам попался, – я подхожу к пленным. – Толя, Толя, как же это ты? Смотрю, всё шустришь. Может, пора на покой, не пацан, чай. Нехорошо.

Он меня узнал. Вижу, как перекосило его физиономию:

– Надо было тебя, гада, хлопнуть сразу, – Гарань морщится, словно от боли, – ещё тогда, в квартире.

– Я знаю, это ты со стройки метил. В курсе, что специально попасть не хотел. – Мне почему-то становится жаль этого человека. – Скажи, откуда такое презрение к чужой жизни? Ты случайно не господь Бог? Я ведь тебе ничего плохого не сделал.

Тут его прорывает:

– Ненавижу вас всех! – Он бьётся в истерике. – Всё вам удаётся. А я…

Его трясёт. Становится понятной банальная истина: это патологическая ненависть ко всем, кто достиг чего-то большего, чем он. И неважно, что для этого пришлось перетерпеть. Есть такая категория людей. У них все кругом виноваты: от соседей до руководства страны. А они жертвы несправедливости. Злобные и замкнутые в своём убожестве, способные на любую мерзость и подлость.