Рассказы о необычайном - Раби Нахман

Когда появляется первый нищий-спаситель, дети тотчас же привязываются к нему и хотят остаться с ним навсегда. Однако это невозможно, и, побыв с детьми некоторое время, тот уходит (в мир иной), передав свою миссию другому лидеру, достойному возглавить это поколение. Дети по-прежнему остаются полными несмышленышами. Они не ведают, "откуда пришли", - в том смысле, какой придает этим словам трактат "Авот", имея в виду Зачинателя всего сущего. Однако, не зная Его, они, тем не менее, искренне привязываются к своему вождю и воспринимают его влияние. Несмотря на ограниченную способность постижения, дети понимают, что нищий слеп, и удивляются, что вопреки слепоте он ориентируется в лесу. Это открытие позволяет усомниться в истинности его увечья. Можно догадаться, что слепота нищего только кажущаяся, и об этом еще пойдет речь.

Превосходство тех, кто наделен абсолютным зрением или слухом, над остальными людьми представляется тем своей противоположностью - слепотой или глухотой, как сказано у пророка: "Кто слеп, как не раб Мой, и глух, как не вестник Мой, посланный Мною? Кто слеп, как совершенный, и глух, как раб Г-спода?" (Йешаяhу, 42:19) Качества, лежащие за пределами чувственного постижения, кажутся иногда вообще отсутствующими, выглядят как ущербность или увечье.

Когда соединяются все части и органы тела, пораженные мнимым увечьем, образуется почти полная человеческая целостность: глаза, уши, рот, шея, тело, руки, ноги. В Кабале различные сфирот, посредством которых Всевышний раскрывается в мире, символически сопоставлены с частями тела - ведь человек недаром создан "по образу Б-га". И потому пророки говорят об образе Творца как о человеческом образе, исполненном абсолютного совершенства. Когда человек достигает высочайшего уровня совершенства, происходит его полное исправление и он возвращается к своему исходному облику Адама, - человека до грехопадения, - к тому образу, в котором был сотворен.

Слепой нищий (как и каждый последующий) оставляет детям немного хлеба, ибо от одного спасителя до другого проходит некоторое время, когда приходится питаться тем, что осталось от предыдущего учителя и избавителя. Он благословляет детей, желая им стать подобными ему, - это напоминает предсмертные благословения праотцев и вождей Израиля: благословляя, они передают полученные ими дары следующим поколениям еврейского народа. А что такое благословение как не пожелание стать подобным благословляющему в лучших его проявлениях? Значимость преемственности, действенности благословения во времени особенно подчеркивается в хасидизме. Благословение сродни желанию остаться в этом мире, воплотившись во благо, накопленное и переданное следующим поколениям.

С приходом каждого нищего дети немного продвигаются в своем развитии и после появления седьмого достигают определенной самостоятельности, позволяющей просуществовать собственными силами: эти силы они получили вместе с пищей и благословениями, оставленными им нищими. И потому, достигнув, наконец, обитаемых мест, дети также становятся нищими. Они принимают на себя ту же великую миссию поиска скрытого света и возвышения рассеянных искр святости.

Свадьба двух юных нищих означает, что они достигли уровня совершенства. Ибо только вместе мужчина и женщина достигают той степени цельности, когда они становятся достойными имени "Адам" - человек. Как намек на это представлены два главных торжества, на которых эта полнота обретает выражение. "День рождения царя", когда нищим достаются всевозможные блага, это - Рош hа-шана, день сотворения мира. В молитве он именуется "памятью первого дня", когда было создано все мироздание (подробнее о Рош hа-шана как "дне рождения царя" см. "Ликутей-Маhаран", 17). День этот также - День Суда, когда Всевышний определяет каждому человеку его удел на предстоящий год. В то же время свадьба двух юных нищих играется в Сукот. Семь дней этого праздника символизируют, с одной стороны, совершенство и завершенность, ибо Сукот завершает годичный цикл праздников, начинающийся с Песаха, праздника исхода из Египта, "времени великого бегства". С другой же стороны, число дней Сукот совпадает с числом дней свадебных торжеств. Тут схематично набросан процесс строительства суки: большая яма, временная постройка, шалаш, крытые ветвями.

Подчеркнут также другой аспект Сукот: заповедь радости праздника, и, в частности, симхат-бейт-hа-шоэйва - веселье при возливании воды на храмовый жертвенник, которому принято предаваться в вечер Сукот. "Ликованье великое, веселье великое" царит в это время. В Храме лишь люди, известные своими добрыми делами и особой ученостью и праведностью, принимали активное участие в этом веселье.

Существует кабалистический обычай ушпизин ("приглашенные") приглашения в суку семерых гостей, семерых пастырей. В каждый из семи дней праздника особой формулой приглашают одного из них. И на свадьбу двух сирот каждый день приходил новый гость.

Порядок явления этих гостей, по всей видимости, не соответствует порядку ушпизин, как правило, хронологическому или кабалистическому. И потому непросто отождествить каждого нищего с одним из пастырей. Как поясняет сам раби Нахман в финале истории о Бааль Тфила, сфирот различным образом сопрягаются между собой и потому их определения не всегда однозначны. В одном нищем могут сочетаться элементы разных прообразов.

Рассказ слепого нищего

Рассказ слепого нищего намечает композиционную форму, которой подчиняются все последующие рассказы. Истоки ее теряются в седой древности, они восходят к жанру рассказов-состязаний. Несколько персонажей похваляются своими выдающимися силами или способностями, а в конце очередной нищий приводит доказательства своего превосходства, основываясь на каком-то событии или образе, свидетельствующем за него. Данный рассказ отличается от остальных тем, что раби Нахман сам поясняет большую часть символов и намеков, которые в нем используются. В других рассказах он ограничивается минимумом объяснений, и то лишь с целью намекнуть, в каком направлении следует искать разгадку - истолкование аллегории.

Первый нищий - это праотец Ицхак, который, как явствует из Пятикнижия, к старости ослеп. Однако Ицхак отличается своим долголетием даже среди праотцев. Он - первый гость на свадьбе. Когда он приходит, то дарит супругам, достигшим в браке личностной цельности, это свое качество, которое прежде, в истории, воспринималось лишь как благословение и обетование, щедрый, но неприметный дар. Следуя устойчивой формуле, повторяющейся во всех шести рассказах, слепой нищий говорит, что его увечье в действительности не недостаток, а свидетельство превосходства, столь громадного, что мир не способен вместить его. Слепой нищий вовсе не слеп. Напротив - его взгляд проникает так далеко и охватывает такую ширь - ведь глаза его устремлены в вечность, - что незначительные подробности постоянно меняющегося мира попросту ускользают от его взора. Мир для него, поглощенного созерцанием вечности, не стоит единого взгляда. Чтобы пояснить это, слепой нищий пересказывает спор, разгоревшийся по поводу долголетия, и раскрывает его смысл.

Море, в плавание по которому пускаются люди, есть море житейское, а корабли - человеческие тела. Буря в историях раби Нахмана - это кабалистическая аллегория сил зла. Она разбивает тела-корабли, но бессильна погубить пассажиров - души. Буря подобна смерти, поражающей только плоть.

Души достигают уединенного замка, в котором пребывают до поры до времени. Этот замок олицетворяет райский сад. Согласно кабалистическим воззрениям, души покоятся в нем лишь до тех пор, пока существует этот мир. В раю они дожидаются возвращения к жизни. В замке, как и положено раю, царит изобилие всяческих благ, всего, к чему только может стремиться человек.

Тема долголетия в разных его аспектах весьма занимала раби Нахмана, и он обращался к ней во всех своих произведениях (см. об этом "Ликутей-Маhаран", 61:179). Основополагающим моментом в его рассуждениях служит убежденность в том, что долголетие не сводится к календарной сумме прожитых лет. В зачет человеческой жизни идет лишь время, наполненное смыслом. И потому так велико значение памяти. Тот, чья память хранит больше воспоминаний, полнее использует время.

Более того, раби Нахман объясняет, что время неоднородно. На каждом уровне действительности течет свое время. По мере восхождения по лестнице миров оно как бы съеживается и на самом верху превращается в точку, граничащую с Ничто. Все старцы, упоминаемые в рассказе, - праведники разных уровней. Раби Нахман сам свидетельствует, что слова первого старца имеют прямую параллель в Иерусалимском Талмуде (там речь идет о мудреце Шмуэле). Все это нужно лишь для того, чтобы подчеркнуть высокий уровень слепого нищего.

Первый старец говорит, что корни его памяти так глубоки, что он помнит миг своего рождения, помнит, как ему перерезали пуповину. Но память других старцев еще глубже и сокровенней, хотя дни их в физическом мире не достигли продолжительности дней первого старца. Они помнят то, что предшествовало их рождению: так, например, один из них запомнил огонь светильника. Эта поэтическая аллегория заимствована из Талмуда: пока плод созревает во чреве матери, над головой его горит светильник и ангел учит его Торе. Воспоминания других старцев проникают еще глубже: до момента зарождения плода и даже до момента образования семени. Некоторые старцы помнят начальный уровень человеческой души, помнят дух, ее более высокий уровень, помнят даже наивысший уровень души. Однако нищий, обладающий совершенной полнотой памяти, помнит то, что предшествовало душе. Он помнит Ничто. Иными словами, он способен связать свою жизнь с Б-жественным Ничто, откуда излучается душа в ее начале и где начало и конец, источник, цель и смысл всего сущего. Великий Орел - ангел, называемый в Кабале также "Князем мира", в тайных текстах он именуется еще "Дитя", и это о нем сказано: "Дитя я был и также старец" (см. об этом подробней во вступлении к "Зоhару", а также в "Ликутей-Маhаран" о Великом Орле). Раби Нахман видит в нем синтез юности и старости в единое качество. Князь мира возвещает душам о том, что пришла пора воскресения из мертвых. Корабли-тела отстроены заново. Однако Великий Орел и слепой нищий в сущности не нуждаются в телесном воскресении. В каком-то смысле они находятся по ту сторону мировых событий, ибо оба достигли изначального Ничто, где понятие времени утрачивает какое бы то ни было содержание, и потому одна и та же личность соединяет древнейшего старца и младенца, еще не начавшего существовать (см. "Ликутей-Маhаран", 61, о Машиахе, чье имя предшествовало миру, но который младше всего и всех).