Дальняя дорога - Николас Спаркс

– Можешь, – говорит Рут.

Ветер снаружи утих, темнота кажется не такой непроницаемой. Видимо, взошла луна. Кажется, погода наконец улучшилась. Завтра вечером, если я продержусь, станет ясно, и ко вторнику снег растает. На мгновение во мне вспыхивает надежда, но быстро гаснет, радость отступает. Я не выживу.

Я слаб, так слаб, что даже смотреть на Рут трудно. Перед глазами все плывет, и я хочу взять жену за руку, чтобы не потерять сознание, но знаю, что это невозможно. Я пытаюсь хотя бы припомнить ее прикосновение, но память отказывает.

– Ты слушаешь? – спрашивает она.

Я опускаю веки, борясь с головокружением, но становится еще хуже – перед глазами носятся разноцветные зигзаги.

– Да, – шепчу я.

В горле как будто взрывается фонтан вулканического пепла. Жажда мстительно впивается в меня когтями. Хуже прежнего. Намного хуже. Я ничего не пил больше суток, и мука становится сильней с каждым вздохом.

– Здесь бутылка воды, – вдруг говорит Рут. – Кажется, на полу у меня под ногами.

Голос у нее нежный и певучий, как музыка, и я цепляюсь за него, чтобы не думать об очевидном.

– Откуда ты знаешь?

– Не знаю точно, но где еще ей быть? На сиденье ее нет.

«Рут права, – думаю я. – Скорее всего бутылка на полу, но я никоим образом ее не достану».

– Не важно, – говорю я в отчаянии.

– Конечно, важно. Попробуй дотянуться до бутылки.

– Не могу, – отвечаю я. – Я слишком слаб.

Рут задумывается и некоторое время молчит. Мне кажется, что я слышу дыхание жены, а потом понимаю, что это кряхчу я сам. В горле снова запекся ком.

– Помнишь торнадо? – вдруг спрашивает Рут. Что-то в ее голосе заставляет меня сосредоточиться, и я пытаюсь понять, о чем она говорит. Торнадо. В голове пустота, а затем постепенно воспоминание начинает обретать форму…

Я уже час как вернулся домой с работы, когда внезапно небо приобрело зловещий серо-зеленый оттенок. Рут хотела выйти и посмотреть, в чем дело, но я схватил жену за руку и потащил в ванную, подальше от окон и дверей. Это был первый в жизни Рут торнадо, и, хотя наш дом не пострадал, ниже по улице ветер вырвал с корнем дерево и обрушил на соседскую машину.

– Апрель 1957 года, – говорю я.

– Да, – подтверждает Рут. – Именно. Неудивительно, что ты помнишь. Ты помнишь, какая была погода, даже много лет назад.

– Я помню, потому что испугался тогда.

– Ты эту черту характера не утратил.

– Я смотрю прогноз по телевизору.

– И хорошо. На «Погодном канале» много интересных передач. Есть чему поучиться.

– Куда ты клонишь?

– Ты кое-что должен вспомнить, – говорит Рут очень серьезно.

Я не понимаю, что она имеет в виду, и от усталости мне внезапно становится все равно. Дыхание слабеет, я закрываю глаза и плыву в черноту по волнам. К далекому горизонту, прочь отсюда. Прочь от Рут.

– Там ты увидел кое-что интересное! – кричит она вдогонку.

Но я продолжаю плыть. Лететь. Я уже за пределами машины. Под луной и звездами. Небеса яснеют, ветер стих, и я так устал, что понимаю: я буду спать вечно. Руки и ноги расслабляются и теряют вес…

– Айра! – кричит Рут с нескрываемой паникой. – Ты должен кое-что вспомнить! Это показывали по телевизору!

Ее голос доносится издалека, словно эхо.

– Того шведа! У него не было ни пищи, ни воды!

Хотя я едва слышу Рут, слова жены каким-то образом оседают в сознании. «Да, – думаю я, и образы вновь начинают обретать форму. – Умео. Полярный круг. Шестьдесят четыре дня».

– Он же выжил! – кричит Рут, тянется ко мне и кладет руку на колено.

И тут я перестаю плыть и, открыв глаза, вновь оказываюсь в машине.

Погребенный под снегом. Без пищи и воды.

Без воды.

Без воды…

Рут так близко, что я чувствую нежный запах розовых духов.

– Да, Айра, – говорит она, с серьезным лицом. – У него не было воды. Так как же он выжил? Вспоминай!

Я моргаю. Такое ощущение, что веки поросли чешуей, как у рептилии.

– Снег, – отвечаю я. – Он ел снег.

Рут следит за моим взглядом, и я знаю, что она подзадоривает меня.

– Здесь тоже есть снег, – говорит она. – Прямо за окном.

При этих словах я чувствую прилив сил, несмотря на дурноту. Хоть мне и страшно двигаться, я медленно поднимаю левую руку, дюйм за дюймом продвигая ее по бедру и наконец переношу на подлокотник. Усилие кажется невероятным, и приходится сделать паузу, чтобы отдышаться. Но Рут права. Вода рядом. Я тянусь пальцем к кнопке. Боюсь, что окно не откроется, но все-таки тянусь. Мной двигает какой-то первичный инстинкт. «Надеюсь, аккумулятор не разрядился. Он работал, – твержу я себе. – После аварии он работал». И вот палец касается кнопки, и я нажимаю.

Происходит чудо. В салон врывается холодный воздух. Мороз просто страшный, и на руку мне падает комок снега. Так близко. Но я повернут лицом в другую сторону. Нужно поднять голову. Эта задача кажется невыполнимой, но вода зовет, и невозможно не откликнуться.

Я поднимаю голову и чувствую взрыв боли в руке, плече и ключице. Сначала все белеет, потом чернеет, но я продолжаю поворачиваться. Лицо опухло, и я вдруг начинаю сомневаться, что справлюсь. Хочется вновь опустить голову на руль, сделать так, чтобы боль прекратилась, но левая рука уже движется ко рту. Снег тает, я чувствую, как вода капает, и рука продолжает двигаться…

Когда я уже готов сдаться, ладонь наконец приближается к губам. Снег прекрасен на вкус, и горло оживает. Я чувствую влагу на языке. Вода холодная, божественно вкусная, отдельные капли катятся по гортани. Совершившееся чудо вселяет в меня смелость, и я тянусь за второй порцией снега, глотаю еще, и жажда отступает. Я сразу становлюсь молодым, как Рут, и даже не ощущаю холода в машине. Еще одна пригоршня и еще – и изнеможение, которое я чувствовал всего минуту назад, проходит. Я устал и ослаб, но это терпимо по сравнению с жаждой. Я смотрю на Рут и отчетливо вижу ее. Ей за тридцать – возраст, когда она была особенно красива. Жена сияет.

– Спасибо, – говорю я.

– Не за что. – Она жмет плечами. – А теперь лучше закрой окно, пока ты не простыл.

Я подчиняюсь, не сводя с нее глаз, и хрипло говорю:

– Я люблю тебя, Рут.

– Знаю, – отвечает она и улыбается. – Потому я и пришла.

Вода вернула мне силы – несколько часов назад я на это даже не надеялся. Во всяком случае, сознание ожило. Тело по-прежнему болит, и я боюсь двигаться, но Рут, кажется, довольна, что мне полегчало. Она сидит тихо, прислушиваясь к моим мыслям. В основном я гадаю, когда кто-нибудь заметит мою машину.