В погоне за ним (ЛП) - Мэйсен Кэт T.

А потом был Энди.

Жизнь несправедлива, он не заслуживал того, чтобы расти без отца.

И все же где-то за последние шесть месяцев я поняла, что с Адрианой что-то изменилось. Это медленно начало разъедать меня — ее сопротивление делиться своей личной жизнью.

Мы с Лексом говорили об этом, и он тоже заметил изменения. Мы оба предположили, что она борется с чувством вины, поэтому мы не давили на нее слишком сильно.

Чего мы не ожидали, так это Джулиана.

Откровения прошлой ночи вызвали вихрь эмоций, с которым не смог справиться даже мой обычно контролирующий себя человек. Все это имело смысл — секретность и отказ поделиться со мной. Хотя я знала, что Эрик был в курсе того, что или кто происходит, это все равно не имело никакого смысла.

Моей первой реакцией был шок, я предположила, что она сделала это, чтобы причинить боль Лексу и мне. К этому можно добавить, что Джулиан каким-то образом хотел вернуться в мою жизнь.

Это было эгоистичное предположение.

Когда Адриана наконец открылась и объяснила, как все это произошло, все стало обретать смысл. И чем больше она изливала свое сердце, тем больше я понимала, насколько реальным это было для них обоих.

Ничто не могло изменить ни блеск ее глаз, когда она говорила о нем, ни выражение ее раскаяния, когда она сказала мне, что резала себя, чтобы справиться с болью.

Я чувствовала себя больной на всю голову и невероятно извинялась за то, что не осознала степень и ущерб от потери Элайджи, жалея, что не приложила больше усилий.

Но, опять же, у Вселенной были другие планы, и в них оказался вовлечен мой бывший жених.

И все же, пожалуй, самым большим препятствием, преградой, помехой и сложным делом в этой любовной интриге является мой муж.

Лекс Эдвардс.

К сожалению, мне не раз приходилось сталкиваться с гневом Лекса. Ревность — уродливая черта, от которой он не может избавиться, как бы ни старался.

После того, как Джулиан спас нас с Эвой, мне удалось успокоить его настолько, что он смог увидеть так называемую большую картину.

Без Джулиана мы бы не выжили.

Но прошлой ночью эго Лекса получило удар эпических масштабов, а его ревность — это сила, с которой нужно считаться. Он сказал что-то неуместное и неуважительное о моей преданности. Мой характер вспыхнул, гнев пронзил меня, как горячая лава. Только когда мы были в доме Адрианы, все начало проясняться. Суровая реальность такова, что я не винила его за то, что он так себя вел, несмотря на мое предупреждение, чтобы он отстал и оставался дома. Это ни к чему хорошему не привело бы, и, честно говоря, мы имеем дело с человеком, который навсегда останется слабым местом Лекса. Я знаю, что Лекс знал об этом, но Адриана не знала о степени неуверенности Лекса, когда дело касалось Джулиана.

За этой дверью скрываются последствия прошлой ночи.

Я делаю глубокий вдох и медленно поворачиваю ключ, опасаясь того, что находится внутри. Когда дверь открывается, открывается вид на парадный вход.

Все в целости и сохранности, ничего необычного.

По дому ползет тишина, не слышно ни единого звука. Я мелкими шагами направляюсь на кухню, сразу же замечая открытую аптечку и разбросанное по столешнице содержимое. Выпустив затаенный дыхание, я кладу сумочку на пол и решаю

прибраться здесь позже, но сразу же думаю о том, что Лекс вырубился в нашей кровати.

Наша спальня остается той же самой кроватью, идеально заправленной и не застеленной.

Дети у Эмили, так что их комнаты остаются пустыми.

Спустившись обратно по лестнице, я иду по длинному коридору к его кабинету.

Дверь закрыта.

Я прикладываю к ней ухо — снова тишина.

Медленно открываю ее, и меня поглощает темнота. Шторы закрыты, маленькая лампа на его большом столе освещает пустую бутылку виски и телефон. Медленно, мои глаза перемещаются вверх, пока я не вижу его лицо. Лекс смотрит на пустой стакан, который держит в руке. Его другая рука перевязана, что объясняет беспорядок на кухне.

Я делаю шаг, закрывая за собой дверь, и наблюдаю, как он даже не шелохнулся от звука моего присутствия. Его глаза с болью смотрят на меня, он выглядит замкнутым и уставшим от недосыпания и слишком большого количества спиртного. Я разрываюсь между гневом и необходимостью заверить его, что все наладится.

Но я слишком хорошо знаю своего мужа — он страдает и ему нужно время, чтобы разобраться в ситуации.

Мои слова вертятся на языке, пытаясь вырваться наружу без жаркой перепалки.

— Я хочу поговорить, — говорю я ему, прочищая горло и сохраняя дистанцию, — Я собираюсь сказать то, что мне нужно сказать, а потом выйти из этой комнаты, если ты не хочешь говорить.

Он продолжает сидеть неподвижно, даже не вздрогнув.

— Я понятия не имела, что это происходит. Но теперь я понимаю, почему она не сказала мне. Я бы не смогла скрыть от тебя их отношения. Адриана может быть мне как родная, но ты — мой муж. Я дала тебе клятву, и я всегда была честна с тобой на протяжении всего нашего брака.

Глаза Лекса блуждают по мне, но не могут встретиться с моим взглядом. Вместо этого они задерживаются там, где я стою, пустые и без слов.

— Мне больно от того, что ты назвал меня шлюхой, намекая на то, что я могу быть связана с Джулианом романтическими или сексуальными отношениями в любой форме. Я уважаю твою позицию здесь и понимаю твою обиду и гнев. Но это жизнь Адрианы, а не моя, — говорю я, сложив руки на груди, словно пытаясь защититься от того, что он собирается выплеснуть, — Это не мой выбор, и да, если бы я могла контролировать вселенную, он, вероятно, не был бы тем человеком, которого я бы выбрала для нее. Но он ей очень дорог, и, учитывая то, через что она прошла, я буду уважать ее решение и не хочу оказаться под перекрестным огнем, потому что я даже не должна быть частью их уравнения.

Его взгляд возвращается к стакану, вероятно, он жалеет, что у него нет больше алкоголя.

Измотанная прошлой ночью, я вздохнула, понимая, что все это бесплодно: — Я устала, Лекс. Все, о чем я прошу тебя, это протрезветь до того, как девочки вернутся домой сегодня вечером.

С тяжелым сердцем я отворачиваюсь, когда он зовет меня по имени. Повернувшись, я смотрю на него, и, наконец, он встречает мой взгляд.

— Мне жаль.

Я киваю, не зная, что сказать, кроме того, что у меня на сердце: — Я знаю. Мне все еще больно, просто чтобы ты знал, — я закрываю за собой дверь и оставляю его, зная, что ему нужно побыть одному, и ничто из того, что я скажу или сделаю, не изменит этого. Мои ноги волочатся по лестнице, я едва успеваю дойти до самого верха. Должно быть, я спала всего три часа в лучшем случае. Сняв одежду, которую я одолжила у Адрианы, я надеваю майку и шорты и забираюсь в кровать.

Подушка прогибается под моим лицом, удобная дона и простыни окутывают мое тело теплом. Мои глаза закрываются, и я начинаю дремать. Они тяжелые и усталые, не в силах оставаться открытыми ни на минуту дольше.

Я издаю стон, кровать рядом со мной шаркает. Глаза слишком тяжелые, я не могу открыть их, пока нежные руки не обхватывают мое тело, и свежий запах геля для душа не вторгается в мои чувства. Губы зарываются в мою шею, но они медленные и чувственные, а не как обычно, с неистовой паникой, к которой я привыкла каждый раз, когда Лекс берет меня на руки.

— Шарлотта, — шепчет он мне на ухо, — Пожалуйста, повернись.

Мое сердце трепещет, готовое встретить свою судьбу с чарующими изумрудными глазами. Я поворачиваюсь, шаркая, пока не оказываюсь на боку. Я вижу страдание в его выражении лица, и, несмотря на все это, я знаю, что больше всего на свете он нуждается во мне, чтобы заверить его, что все будет хорошо.

Мои пальцы тянутся к его щеке, поглаживая ее: — Это всегда был ты… и всегда будешь ты. Пожалуйста, перестань мучить себя.

— Я не могу тебя потерять.

— Это невозможно, — пробормотала я, проводя по его губам, когда он издал тихий стон, — Но ты должен контролировать себя, Лекс. Ради девочек и меня, особенно если он собирается остаться здесь.