Ладья-UT - Алексей Анатьльевич Трофимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Достигнуто.
– Вот и славно. – Аверин посмотрел на часы, словно сверяясь с расписанием беседы. – Ты подумай пока, время терпит, мгновенный ответ не требуется. Я потом позвоню. Сам понимаешь, афишировать наш разговор не надо. Со Ступаковым поговорю сам. А ты пока отдыхай, вы же вроде сегодня с братцем-Борей и Мишей Алексеевым в баню собирались?
– Ну надо же… – ответил развеселившийся Саша. – Как всё-таки полезно что у нас частные лица так хорошо информированы. Сам-то я про сегодняшнюю баню и забыл! Спасибо что напомнил. Валь, а о чём подумать-то, пока время терпит?
– Я же говорю, ты можешь и отказаться.
– Ага, ага… Тебе не к кому больше обратиться. Я как бы – последний вариант. И тем не менее я могу и отказаться. Интересная ситуация получается… – не спеша сказал Александр, размышляя вслух. – Ведь вы могли мне любые вопросы задавать, и получать правдивые ответы. Вроде как мне в голову заглянули. Экстренное потрошение мозгов устроили.
– Ну так, глянули одним глазком. – отшутился Аверин, уверенный, что по поводу такого вопиющего нарушения «прайвиси» Тимофеев возмущаться уже не будет. – Ещё раз извини, старина.
– Да хватит извиняться, я же говорю – всё, проехали. Я не о том… Получается что ты же, Валя, наверняка знаешь, что я соглашусь помогать, так ведь? – Саша подмигнул собеседнику. – Трудно быть богом.
– Поясни. – сказал озадаченный Валентин Борисович. Книги Стругацких он любил и знал неплохо, а уж классику «Трудно быть богом» и подавно, но вот аналогия никак не просматривалась.
– Ну как же, почти в любой религии: и всесильный бог, и свобода воли у человека. Творец как-бы дал человеку свободу выбора: что – делать, а что – нет. Но благодаря тому, что бог всесильный, он великолепно знает что будет дальше. Вот и получается, что свобода воли совершенно надувная. Фиктивная. Вот и ты сейчас говоришь, что я могу согласиться, а могу и отказаться, а сам-то небось уже прекрасно знаешь что я соглашусь.
– Но я ведь не ищу лёгких путей, вот и рассказал тебе всё, чтоб интереснее было. Теперь интрига усложняется, потому что я знаю что у тебя в голове, а ты знаешь что я знаю… – рассмеялся Валентин. А потом добавил более-менее серьёзно: – Не преувеличивай возможностей технологии, Саша. Никто не может знать согласишься ты помочь или нет. Ты и сам наверное ещё не знаешь. Вобщем – думай, отдыхай, догуливай отпуск. Потом свяжемся.
Уже в дверях, глядя в спину спускающегося по ступенькам гостя, Александр крикнул :
– Валь, а имя-отчество хоть настоящие?
11. Не шпионка, а разведчица
День начинался так себе. Вернее, это наверное не день начинался, отпуск заканчивался, по-этому и настроение было не очень-то развесёлое, даже скорей откровенно хандрёжное.
Вчера поздним вечером Саша (как говорилось в старом добром мультике, «изрядно ощипанный но непобеждённый») сменил самолёт на такси в Международном аэропорту Солт-Лейк-Сити. После пятнадцати минут дороги, обнимашек-целовашек с домашними, непременной раздачи подарков от бабушек и дедушек, а также стакана водки, предусмотрительно привезённой через пол-света из Первопрестольной, время суток и состояние организма соответствовали необходимости пересыпать часовые пояса.
Проснувшись рано утром, Саша курил, смотрел на совсем уже весенний сад, и прислушивался к ощущениям. Начало приходить осознание того, что текущая смена обстановки – не очередной виток цепочки отпускных приключений, а их окончание. Завтра – рабочий понедельник. Начало очередной (что характерно – рабочей) недели. За которой последует ещё одна. И ещё одна. Всё – праздник кончился.
А ещё, сегодня предстояла встреча с Ларисой, встреча, которой Саша очень хотел и немного побаивался. С одной стороны – он по Лариске соскучился, а с другой – за три недели они, как обычно, успели друг от друга слегка поотвыкнуть, так что будет как всегда. А всегда получалось так что после Сашиного отпуска в Москве, или Ларискиного в её родной Ухте, Сыктывкаре, и той же Москве (Лариска была та ещё лягушка-путешественница), отношения начинало изрядно потряхивать. А потом такие потряхивания перерастали в короткую, но интенсивную войну. До сих пор этакие войны заканчивались замирениями через ослепительные всплески взаимной приязни, а вот чем закончится в этот раз? Впрочем, может они и держатся столько лет вместе именно благодаря этим болезненным падениям и захватывающими дух взлётам? Или, может быть потому, что никто никому ничего не должен, и их отношения держатся именно на отношениях?
В очередной раз поразмыслив над закономерностями, вернее, над отсутствием закономерностей любви, Саша решил, что уж лучше будем считать что «на отношениях», чем на «на взлётах и падениях», а то какая-то морально-психологическая садо-мазо получается. А ещё подумал, что если бы писатели строчили романы о том, как оно в жизни происходит на самом деле, не преуменьшая и не преувеличивая, то-есть буквально и документально – то никто бы не стал такие книжки читать. А писателей, драматургов и прозаиков всяких живо перепрятали бы в психушки с диагнозом «паранойя, вылившаяся в гипертрофированные фантазии», почему-то в жизни всё получается гораздо сложнее и нелинейнее, чем в книгах.
Покручинясь ещё какое-то время по поводу отъезда из Москвы, окончания отпуска, грядущих трудовых будней и вероятной войны с Лариской, Саша решил что трудное дело жаления себя-любимого надо передоверить если не профессионалам, то хотя бы любителям-добровольцам. Вот и собрался наведаться к другу Арсену. Выгреб из ещё неразобранной сумки несколько московских сувенирчиков, заботливо упакованных матушкой. Позвонил, предупредил о том что выезжает. Да и, собственно, выехал, дивясь тому что теперь опять приходится ездить за рулём, а не пассажиром.
По приезду впрочем выяснилось, что жалеть свежеприбывшего никто не собирается. Арсен открыл дверь, как-то торопливо обнялся с Сашей, и начал, возмущённо жестикулируя :
– Ага, прибыл, геноссе! Слушай, мон колонэль, что это ваши опять устроили, а?!
«Ну вот, сегодня, похоже, жалеть будем вовсе не меня…» – обречённо подумал Саша. Открыл бутылку пива из батареи, заранее выставленной на столе, подвинул к себе кружку, и приготовился слушать.
Саша знал Арсена достаточно хорошо, и был уверен, что ничего трагического не произошло. В ситуациях, что называется «угрожаемого периода» Арсен как раз вел себя спокойней чем обычно. А вот такое типично южное возмущение, да ещё и демонстративный армянский акцент (которого у всю жизнь говорившего по-русски и армянского вовсе не знающего Арсена отродясь не бывало) означали исключительно то, что Сашин приятель собирался
