Творения - Иероним Стридонтский

Старец, зная это, бежал тайно ночью, на утлом челноке и через два дня, найдя купеческий корабль, отправился на Кипр. И когда, между Малеей [67] и Киферой [68] встретились с ним на двух не маленьких судах [69] пираты, оставившие свои корабли, управлявшиеся не реями, а шестами, близ берега, и когда началось с той и другой стороны волнение, все, бывшие на корабле гребцы перепугались, плакали, бегали в разные стороны, приготовляли шесты и, как будто недостаточно было одного известия, наперерыв говорили старцу, что явились пираты. Он, смотря на них издалека, улыбнулся, и, обратясь к ученикам, сказал: «Маловернии почто усумнелись? (Мтф. XIV, 31). Разве этих больше, чем воинов Фараона? Однако все, но воле Божией, утонули». Он им говорил, и тем не менее вражеские корабли приближались, поднимая пену носами, и (отстояли) лишь на пол вержения камня. Он стал на носу корабля и протянув руку к приближавшимся, сказал: «Довольно дойти до этого места». Дивное исполнение! корабли тотчас отскочили, и, несмотря на то, что (на них) гребли в противоположную сторону, движение перешло к корме. Пираты удивлялись, не желая ехать назад, и всеми силами стараясь добраться [39] до корабля, были уносимы к берегу скорее, чем прибыли. 42. Я опускаю прочее для того, чтобы не показалось, будто я растягиваю книгу повествованием о чудесах. Скажу только, что плывя благополучно между Кикладами, он слышал голоса нечистых духов, вопивших отовсюду из городов и селений и сбегавшихся к берегам. И так, вступив в Пафос [70], город Кипра, прославленный стихами поэтов, часто разрушаемый землетрясениями, и теперь указывающий на прошлое лишь следами развалин, поселился на втором милиарие от города [71], ни кем не знаемый и радуясь, что может жить спокойно в течении немногих дней. Не прошло однако полных двадцати дней, как по всему острову объятые нечистыми духами стали кричать, что прибыл раб Христов Иларион, и что они должны спешить к нему. Этим оглашались Саламин [72], Курий [73], Лапефа [74] и остальные города, при чем многие утверждали, что они знают Илариона, и что он воистину раб Божий, но где он, не знают. И так, через тридцать или немного больше дней собралось к нему около двух сот мужчин и женщин. Когда он их увидал, то скорбя о том, что ему не дают покоя, и как бы сердясь (и желая) наказать, он бичевал их толикою настойчивости своих [40] молитв, что некоторые исцелились тотчас, другие через два или три дня, и все — в течении одной недели. 43. И так, оставаясь там два года и постоянно мечтая о бегстве, он послал Исихия в Палестину, с тем, чтобы он приветствовал братию и посмотрел пепел его монастыря, и вернулся к весеннему времени. Когда тот возвратился, то (старец) пожелал опять отплыть в Египет, в местность, называемую Вуколия [75], потому что там не было ни одного Христианина, но только варварский и дикий народ; (однако Исихий) убедил его подняться выше, на том же острове, в более уединенное место.

Когда он, долго обходя всюду, нашел таковое, то привел (старца) на двенадцать миль [76] далее от моря, среди уединенных и крутых гор, куда едва была возможность подняться, ползя на руках и коленах. Взойдя туда он созерцал весьма ужасное и отдаленное место, с обеих сторон окруженное деревьями, с проточной водою на вершине холма, с весьма приятным садиком и многими огородами, плодов с которых он ни разу не употребил в пищу; возле находились развалины весьма древнего храма, из которого — как говорил сам и как свидетельствуют его ученики — днем и ночью раздавались голоса столь бесчисленных бесов, что можно было подумать, будто это войско. Этому он особенно радовался, потому что имел поблизости [41] супостатов, и жил там в продолжении пяти лет; Исихий часто его посещал, и в это последнее уже время своей жизни он отдохнул, потому что, по причине суровости и трудности места и множества теней — как думали в народе — или никто или редко кто либо мог или дерзал подняться к нему. В один день, выйдя из садика, он увидал лежащего перед дверьми человека, параличного всем телом, и спросил Исихия, кто он, и каким образом был приведен. Тот отвечал, говоря, что это управляющий селения, к ведению которого принадлежит и садик, в котором они были. Тогда он, прослезившись и протянув руку лежащему, сказал: «Говорю тебе о имени Господа нашего Иисуса Христа, встань и ходи». Удивительная быстрота: еще слова исходили из уст говорящего, а уже укрепившиеся на стояние члены поддерживали человека.

Когда услышали об этом, то необходимость победила у весьма многих и трудность места и непроходимость пути. Все окружные селения не обращали внимания ни на что другое, как на то, чтобы он каким либо образом не ушел, потому что разошлась о нем молва, что он не может оставаться долго на одном и том же месте. Это делал он не побуждаемый каким либо легкомыслием или детским чувством, но избегая почести и беспокойства, так как он всегда искал молчания и жизни в неизвестности. 44. И так, на восьмидесятом году жизни, в отсутствие Исихия, он написал собственноручно, как [42] бы вместо завещания, краткое письмо, в котором оставлял ему все свои богатства — т. е. евангелие, шерстяную тунику, кукуль и хитон — так как прислуживавший ему умер за несколько дней. К больному пришли из Пафоса многие верующие люди, в особенности когда услыхали, что он сказал, что ему уже следует преселиться к Господу и освободиться от оков телесных; (пришла) и некая Константия, святая жена, зятя и дочь которой он избавил от смерти помазанием елея. Он всех их заклинал, чтобы его не оставляли после смерти (непогребенным) даже и часа, но чтобы тотчас покрыли землей в том же садике, одетым, как был, в власяной тунике, кукуле и деревенском плаще. 45. Уже в груди оставалась лишь небольшая теплота и кроме чувства не было ничего, свойственного живому человеку, и однако он, открыв глаза, говорил: «Выходи, чего боишься? выходи, дух мой, чего колеблешься? Почти семьдесят лет ты работал Христу и боишься смерти?». При этих словах он испустил дух. И в городе сделалось известным ранее, что он засыпан землею и погребен, нежели умер [77]. 46. Святый муж Исихий, услышав это, отправился на Кипр и выдумав, будто он желает жить в том же садике, чтобы уничтожить подозрение у жителей и (прекратить) тщательную охрану, почти через [43] десять месяцев похитил его тело с большою опасностью для своей жизни. Перенеся в Майому в сопровождении огромной толпы монахов и горожан, похоронил его в древнем монастыре: туника, кукуль и плащ были не повреждены, а все тело цело, как будто оно было еще живо, и издавало такое благоухание, что можно было подумать, что оно умащено благовониями. 47. Не следует, по моему мнению, умолчать в конце книги о благочестии этой Константии, добродетельнейшей женщины. Она, когда дошло до ней известие о том, что тело Илариона находится в Палестине, тотчас умерла, подтвердив даже смертью истинную любовь к рабу Божию. Она имела обыкновение проводить бессонные ночи в его гробнице и беседовать как бы с живым для вспомоществования своим молитвам. И доныне можно заметить большое соревнование между Палестинцами и Киприотами, из коих первые хвалятся, обладая телом Илариона, вторые — его духом. И однако в той и другой местности ежедневно совершается много чудес, но более в садике на Кипре, может быть потому, что он более любил это место.

Письма

Письмо к Павлину. Об изучении Священного Писания

Брат Амвросий, доставив мне твои подарки, принес вместе с тем и приятнейшее письмо, которое заключало в себе удостоверение твоей искони испытанной верности и подтверждение старой дружбы. Это истинная приязнь, скрепленная союзом Христовым, основывающаяся не на хозяйственной пользе, не на телесном только соприсутствии, не на хитром и вкрадчивом ласкательстве, но на страхе Божием и на ревности к изучению Божественного Писания. В древних историях читаем, что некоторые обходили области, путешествовали к незнаемым народам, переплывали реки для того, чтобы лично повидаться с теми, о ком узнали из книг. Так, Пифагор посетил Мемфисских жрецов; Платон с величайшими затруднениями странствовал в Египет, и к тарентинцу Архиту, и в ту часть Италии, которая некогда называлась Великой Грецией. Великий афинский наставник, учением которого оглашались афинские гимнасии, становится странником и учеником, желая лучше скромно выслушивать чужое учение, чем с наглой самоуверенностью проповедовать свое. Наконец, гоняясь за знаниями, как бы рассыпанными по всему земному шару, Платон был захвачен в плен пиратами и продан в подданство жесточайшему тирану [Дионисию Сицилийскому], был пленником, был узником и рабом; но как философ не знал себе соперника. Мы читаем, что к Титу Ливию, испускавшему млечный источник красноречия, приходили некоторые вельможи из краев Испании (из Гадеса; ныне — Кадикс) и из пределов Галлии; людей, не любопытствовавших видеть Рим, привлекла слава одного человека. Было тогда неслыханное во все века и достославное чудо: люди, пришедшие в такой город, искали чего–то иного, кроме города. Аполлоний (был ли он маг, как говорит народная молва, или философ, как сообщают пифагорейцы), был у персов, прошел через Кавказ и владения албанцев, скифов, массагетов, пробрался сквозь богатейшее царство Индийское и в заключение, переправившись через широчайшую реку Физон [Инд], достиг владений браминов, чтобы послушать Гиарка, сидящего на золотом троне, пьющего от источника тантальского и среди немногих учеников излагающего учение о силах природы и движении планет. А отсюда, через страны эламитов, вавилонян, халдеев, мидян, ассириян, персов, сириян, финикиян, арабов и палестинцев возвратившись в Александрию, Аполлоний пошел далее в Эфиопию, чтобы видеть гимнософистов и пресловутый престол солнца на песке. Упоминаемый нами путешественник всюду находил предметы для изучения, и, постоянно путешествуя, постоянно совершенствовал себя. Филострат написал о нем целых восемь книг.