Опыт моей жизни. Книга 2. Любовь в Нью-Йорке - И. Д.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это ты откуда приехал? Я приехала из Союза и говорю по-русски.
– Все ясно с тобой.
– Что тебе ясно? Что ясно? – я презирала его со своей стороны не меньше, чем он меня со своей.
Мы взаимно презирали друг друга.
– Ну хорошо, ты подумай, я тебе еще позвоню.
* * *
Не прошло и часа, как Игорь перезвонил снова. – Ну что, ты подумала?
– О чем? – не сразу вспомнила я.
– Ну о браке. Фиктивном.
– А-а-а, а что для этого нужно?
– Ну, нужно, чтобы у тебя был американский паспорт или хгрин-карта.[8]
– Паспорта американского у меня нет, грин-карта есть.
– Ну и нужно состоять со мной в браке около двух лет, возможно, понадобится еще третий хгод. Отложи на всякий случай три хгода.
– Три года?! А если я завтра встречу свою Любовь, я не смогу с ним расписаться?
– Чех-го-о? Кого встретишь? – голос Игоря стал пронзительно писклявым и насмешливым. Лю-ю-бо-о-овь! – передразнил он. – Какая любовь! В современном мире есть секс, есть бардаки и есть травка. Все остальное люди себе сами придумали. Знаешь, есть анекдот: любовь придумали евреи, чтобы не платить деньхги.
– Мне тебя жаль – сказала я.
– А ты себя пожалей: сидишь там, в четырех стенах, капусту не рубишь, да еще у тебя ребенок маленький. (Про ребенка я специально рассказала Игорю, надеясь, что это отпугнет его и он перестанет звонить.) Кому ты нужна со своей любовью?
– Только при чем здесь капуста? – не поняла я.
Игорь опять разгоготался своим пронзительным писклявым смехом.
– Не хговори мне, что ты не знаешь, что такое рубить капусту! – почти пропищал он.
– Не знаю, – спокойно, с полным сознанием своего достоинства ответила я.
Ишь, решил меня чем стыдить: я, видите ли, не знаю, что такое «рубить капусту». Надо же!
– Рубить капусту, это деньхги делать. Поняла?
– Ну поняла.
– Да-а-а… тяжелая ждет тебя жизнь.
– Ты считаешь, что, потому что я не делаю денег и у меня маленький ребенок, меня никто не полюбит никогда?
Ну, может, какой-нибудь инвалид отъехавший и полюбит тебя кохгда-нибудь. Все в жизни бывает. Только тяжело тебе будет такого найти. Вот о чем я.
– Отъехавший? Куда отъехавший? – меня страшно бесили как сам Игорь, так и эта его циничность. И эта вечная манера говорить какие-то непонятные мне слова с таким умным видом, как будто это не он был шпана из подворотни, а я была – неуч и бездарь, не знавшая элементарных азов русского языка.
– Отъехавший? Это значит чокнутый немного, тю-тю. Вот, как ты, например.
– То есть меня может полюбить только чокнутый? – Все же он смог сделать мне больно, этот кретин.
– Не пойми меня неправильно: выступить с тобой каждый захочет, но я не об этом. Ты же хговоришь о лю-юб-ви-и! Кто повесит тебя на свою шею, да еще вместе с маленьким ребенком?! Какая любовь, бля!
– Выступить? Где выступить? Здесь есть русские театры? – заинтересовалась я.
И опять насмешила Игоря.
– Ты не знаешь, что такое «выступить»?! Хгде ты росла? Я хотел бы побывать в том ухголке Советского Союза, где выращивают таких отъехавших девчонок! Трахнуть тебя, бля, каждый захочет!
– Знаешь что?! Ты, кажется… забываешься. Иди-ка ты… Я повесила трубку. Не могла сдержать раздражения, которое Игорь вызывал во мне. В то же время мне было жаль Игоря. У каждого своя правда. Для Игоря своя правда, для меня – моя.
* * *
…Заколдован невидимкой,
дремлет лес под сказку сна,
словно белою косынкой,
подвязалася сосна…
Просто налетают фрагменты, словно видения, – коснутся души, душа подымет голову, а видение уже исчезло, будто оно призрак.
* * *
Не прошло и двух дней, Игорь позвонил опять, как ни в чем не бывало, как будто это не его я послала накануне и, кажется, он даже ничуть не обиделся.
– Ну что, отъехавшая! – говорит он в трубку. – Все сидишь взаперти, любви ждешь? Сиди, сиди. А я только что из борделя!
Вмиг я почувствовала раздражение, с трудом удерживала себя, чтобы не нагрубить ему и не бросить трубку.
– Зачем мне знать про твои бордели? – не очень приветливо сказала я.
– Ох, какой расто-о-рч! Такие корейки, бля! Такие отсосы делают! Это можно умереть от удовольствия!
Моя первая реакция: возмущение – как он смеет говорить со мной так! Затем – смущение: зачем я все это слушаю, надо бы повесить трубку. Следом за этим: любопытство – это уникальный шанс узнать подробности «шикарного секса», и с Игорем, которого я презираю, я могу узнать все, что меня интересует о сексе, а именно – что есть в понятии мужчины шикарный секс. Поэтому я не повесила трубку, а продолжала слушать, не смея, однако, задавать вопросы. Игорь сам все рассказывал.
– У кореек есть какое-то звериное чутье, они так чувствуют мужское тело. Ох, корейка-а-а, бля!
– А что именно насчет мужского тела? – не выдержала я.
– Ну это невозможно объяснить. Пришел, принял душ, пыхнул. Ох, хорошо, бля-я!
– А матом обязательно?
– А ты что, маменькина дочка?
– Нет.
– Ну, так расслабься, я ж тебя не съем по телефону! Я вообще только по корейкам специализируюсь: мне нужен только секс, тебе Любовь! Нам с тобой не по пути. Разве что, если ты со мной пыхать будешь. Будешь?
– Что?
– Пыхать, бля! Будешь, спрашиваю?
Сказать ему опять, что я не понимаю его дурацкого жаргона, значит, снова вызвать его насмешку. Молчу, соображаю, а он уже сам так спокойно мне говорит.
– «Пыхнуть» – значит курить травку. Знаешь, травку?
– Конечно, знаю. Марихуана? – спокойно, как о чем-то давно известном сказала я.
– Марихуа-а-а-на… растение всех растений! Это то, чему нет конкуренции. Спроси меня: десять телок или трава? Я выберу травку. Спроси меня: десять кореек или трава?
– Ты выберешь травку, – с презрением и вместе с тем с жалостью к нему сказала я.
– Трава – это царь всего!
– И давно ты так – пристрастился к траве?
– С пятнадцати лет курю, – с гордостью заявил Игорь.
– Ох, несчастный! Ты же инвалидом станешь!
Инвалиды те, кто не знают, что это такое! Вот ты осуждаешь всех, кто балуется этим, да? А ты же не знаешь даже, в чем ты обделена! Люди, которые ни разу в жизни не курили траву, не знают даже, что они пропустили. Ты попробуй один раз! А потом хговори!
– Не буду я пробовать! Мало ли, даже если это мне понравится, это деградация!
– Ох, отъехавшая, отъехавшая… Ладно, поехал я, у меня очередная смена. Восемнадцать часиков отпаши, бля, по
