Память сердца - Рустам Мамин

У моей матери было восемь детей, ей порой некогда было зашить мне разорванный рукав или штанину, – где уж вникать в мои способности и размышлять о моем предназначении! Один Бог ведает, на какую кривую дорожку я мог бы свернуть, если бы не занимались тогда «сверху» так всерьез досугом детей, не работали бы в каждом клубе, школе, Доме пионеров кружки художественного творчества. И если бы мне не везло так на случайные встречи с хорошими людьми!..

В пятидесятых годах я работал руководителем художественной самодеятельности в ДК ЗИЛ. Ранней весной, стоя на балконе дворца рядом с художником Ильиным, руководителем кружка живописи, я, потрясенный, увидев яркую зелень деревьев после серой весны, высказал вслух: «Как красиво!» Ильин, не задумываясь, выпалил: «Вы что, какая это красота?! Вот месяца через два, ближе к осени, все деревья приобретут свою, только им присущую окраску. Будет такая гамма красок – у художников голова пойдет кругом. А сейчас это ядовитая зеленая краска, можно сказать, пустая и невыразительная…» Вот вам школа! Случайный человек! Это – между прочим!..

В тридцать седьмом году, юбилейном пушкинском, я учился в четвертом классе. В коридоре нашего этажа висели листы с моими рисунками: стилизованные иллюстрации к сказкам, исполненные черной тушью под манеру самого Пушкина. Висели до конца года. Ребята спорили, где пушкинские и где мои. Сейчас рисовать так я уже не могу. Да и перьев теперь таких нет…

Моя двоюродная сестра, она жила на Малой Тульской, приехала за стенгазетой, которую я готовил для их класса. Там я нарисовал по их просьбе с одной стороны портрет Ленина, с другой – Сталина.

– Я пришла не одна, – сообщила запыхавшаяся сестра. – Меня ждет сын Сталина, Василий Сталин. Мы учимся вместе.

Я вышел посмотреть. Он был в темно-синем школьном костюме с пришитым белым воротничком и белыми манжетами. Я вспомнил свою учительницу, которая уговаривала нас, мальчиков: «Обязательно приходите с белым воротничком и манжетами. Даже сын Сталина ходит так!..»

Сестра охотно рассказала: Василий живет отдельно. Учится, получая из зарплаты отца 800 рублей, включая не только прожиточные траты, но и оплату квартиры и домработницы.

Я спросил сестру, как он учится. Ответила: «Как все. Он стеснительный. Стесняется, когда ему отметки ставят выше, чем другим». Он учился, наверно, в шестом или седьмом классе. Я к нему не подошел – неловко было. Глядел на него из-за угла дома и думал: «Надо же, сын великого вождя Иосифа Виссарионовича Сталина и такой простой; стоит у нас во дворе в ожидании одноклассницы, со старушкой теть Фросей разговаривает и крошки какие-то голубям кидает. Знала бы старушечка, с кем болтает! И так просто!» Я был поражен! Вечером рассказал отцу:

– Пап, сегодня у нас во дворе был Василий, сын Сталина! Он с Катей приезжал, я им стенгазету оформлял…

– К нам заходил?

– Ты что?! К нам в подвал? – я даже испугался, ведь мы тогда еще в подвале жили. – Не-е, он с теть Фросей разговаривал…

– Конечно!.. Ну да, правильно! – отец прошелся по комнате, присел и, упокоившись, сказал: – Я бы тоже постеснялся. Это тебе не что-нибудь или там… Это… Да-а!.. Нет, я бы ему все-таки сказал бы: «Дружок, друзьями верными окружи себя! Дружи только с теми, кто лучше тебя. Бери с них пример! А худшие…» – отец махнул рукой.

Я попробовал возразить:

– А если лучший друг тоже захочет дружить только с лучшим, чем он сам? И не захочет дружить со мной? Тогда как?

– А надо стараться быть таким, чтоб он признал в тебе хорошего человека… Эх, судьба-матушка, не обойди парней!.. – и, что-то вспомнив, отец вышел…

…Мне восемьдесят два. Смотрюсь в зеркало, вижу свое отражение и понимаю – Я!.. А вроде и не я! Сознанием я начинаю ощущать себя каким-то другим – без возраста, что ли?! Чувства, привычки, пристрастия – все прежнее. Но в снах, раздумьях, спорах я все чаще возвращаюсь в прошлое. По-моему, это неизбежный процесс для любого, у кого прошлого, сокрытого временем, больше, чем будущего. Вероятно, это так. Да?..

Для меня уже становится привычкой нырять в воспоминания. В «туда», где тебе три-пять лет, семь или пятнадцать. Где были живы молодые родители, братья, сестры, друзья, знакомые, – и вообще, добрые люди, унесенные годами, ушедшие с войной, со временем. С ними и молодеешь, и испытываешь какой-то удивительный подъем. У-ди-ви-тельный! Почему? Видимо, потому, что это непостижимая игра подсознания, это какое-то чудо – вроде машины времени. Меня постоянно туда тянет и манит! С прошлым я и живу, и спорю, болею, и переживаю. И плáчу… Я весь там. А память непрестанно подкидывает разные факты, разрозненные фрагменты, целые эпизоды. Мне уже хочется их записать. Для кого? Бог знает!..

Постепенно этот процесс воспоминаний превращается в какую-то беседу. С кем?.. Может, с внуком! Или с правнуком? Или с кем-то из другого поколения… Ведь то, что я пережил, неведомо и тебе, читатель! Я хочу и с тобой поделиться. Ты – не против?.. А – против, отложи, я не навязываю. Просто обидно не поделиться хорошим из прошлого. Например, как мне, пятилетнему, было обидно за поляну с маргаритками.

Война

О войне?..

Война! Война, война…

Что ж! Помню войну. Но эти воспоминания другие, не такие, что мы читаем в книгах или привыкли видеть на экране. Это какие-то разрозненные вспышки прошлого, скорее неосознанное восприятие первых дней войны. Ужасы явились потом. А тогда…

Мы играли в прятки, в ножичек, в «войну», – много было разных игр. Играли, как обычно, на заднем дворе дома, на пустыре. Раньше там был большой дикий сквер, заросший высоким кустарником, заросли орешника. Мы пропадали там днями, и никакой лес нам не был нужен. Потом приехали рабочие-дорожники, всё раскопали, построили железную дорогу вплотную к нашему дому. Утром у нас во дворе оказался паровоз с вагоном. Потом дорожники переложили рельсы заново, только взяли далеко влево. Задвинули туда паровоз с вагоном и забыли… Мы там играли в прятки, лазали на паровоз. Прятались от взрослых ребят, устраивали свои собрания. Мы не знали, что в этом вагоне, этим паровозом из Горок в Москву привезли тело Ленина. Это уж потом, после войны, там построили павильон и открыли филиал музея Ленина.

Мы жили в доме Бахрушина, по адресу Кожевники, 6. В нашем большом дворе обычно проходили всевозможные районные занятия БГТО (Будь готов к труду и обороне), ГТО (Готов к труду и обороне), БГСО, ГСО (к санитарной обороне) и другие. Все это мы воспринимали как или почти как игры, игры взрослых, потому что они нас привлекали к этим «играм». Нас перевязывали, таскали на носилках как раненых, накладывали нам жгуты. Учили нас надевать противогазы и еще многое что. В этих занятиях мы были взрослым нужны…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});