Паршивка - Рафаэль Муссафир

— Отлично, вы не могли бы спросить ее — это опрос населения, — что у нее находится между двумя коротенькими ляжками?

Господин заплакал и сказал:

— Хорошо, мадемуазель, я постараюсь не забыть.

Я успокоила его, добавив, что, даже если он забудет, ничего страшного, потому что я еще позвоню.

Шестой сеанс

Сегодня мы говорили с госпожой Требла о моей бабуле Эрмин, потому что я не могу забыть бабулю Эрмин. Я думаю о ней всегда и везде. Когда я с кем-нибудь ссорюсь и начинаю плакать, сначала я плачу из-за ссоры, а потом не могу остановиться из-за того, что бабуля Эрмин умерла и никогда не воскреснет, из-за этого вот «никогда» я и плачу. Еще я плачу из-за того, что, когда я думаю о смерти бабули Эрмин, я думаю, что бабуля Эрмин не знает о том, что она умерла, а я знаю. Это ужасно не знать, что ты умер, когда ты умер, ведь самая важная вещь, которая может с тобой случиться в жизни, это смерть. А я думаю, что, когда умираешь, ты этого даже не знаешь. Может, оно и лучше об этом не знать, тогда не очень переживаешь из-за собственной смерти. Но живые переживают, им жалко того, кто умер и кто даже не знает, что он умер.

Поэтому, когда кто-нибудь упоминает о том, что бабуля Эрмин умерла, я сразу начинаю про себя разговаривать с ней, чтобы ее отвлечь и чтобы она не слышала, как люди утверждают, что она умерла, бабуля Эрмин очень расстроится, если узнает, что она умерла… особенно вот так, в случайной беседе…

В моих снах бабуля Эрмин не совсем мертвая. Она мертвая только наполовину и смотрит на меня с большой симпатией. Но она не помнит, кто я, а я плачу и говорю ей: «Бабуля, но это же я, бабуля!» — а бабуля Эрмин ласково улыбается мне, но не отвечает, потому что не узнает меня… или, скорее, уже не узнает… С мамой в моих снах она разговаривает, а я для нее совершенно не существую. И в то же время так оно и есть… Мертвые на небе любят нас больше, после того как они умерли… Когда-нибудь и мама полюбит меня больше…

Госпожа Требла сказала, что это очень хорошо не забывать ушедших от нас людей, но для того, чтобы они оставались в нашем сердце, необязательно думать о них все время, потому что, если человек у тебя в сердце, он так и останется у тебя в сердце. Потом я ей сказала, что трудно забыть бабулю Эрмин, когда постоянно видишь бабушку, которая спит в моей комнате в Париже. Госпожа Требла спросила, кто эта бабушка, и я ей объяснила, что это — мама бабули Эрмин.

— И с каких пор твоя бабушка спит в твоей комнате, Рашель?

— С тех пор, как бабуля умерла. Раньше бабушка жила в другом месте, но, поскольку она совсем перестала есть и у нее нет других детей, которые могли бы о ней позаботиться, она переехала жить к нам, чтобы мы о ней заботились и кормили ее.

— То есть, Рашель, бабушка — это твоя прабабушка, так?

— Да, госпожа Требла.

Хорошо еще, что я не рассказала госпоже Требла, что бабушка каждый вечер протягивает мне рамочку с фотографиями мертвецов и говорит:

— Давай-ка поцелуй бабулю, которая на небе.

И я целую бабулю. Потом она мне говорит:

— Давай-ка поцелуй его тоже, ему будет приятно.

Я смотрю на серую фотографию, в центре которой изображен какой-то странный мальчик, вот он, похоже, знает, что он умер, и знает, что я на него смотрю, я спрашиваю:

— А это кто, бабушка?

— Это мой маленький братик, Поль.

— А где он живет, твой маленький братик, бабушка?

— На кладбище.

— Да?

— Да, он улетел на небо.

— Когда?

— В тысяча девятьсот седьмом году.

— А… значит, уже давно…

— Он все равно сверху все видит, особенно когда ты не слушаешься…

— А сколько лет было твоему маленькому братику, когда он умер, бабушка?

— Двадцать лет, бедняжке!

— А из-за чего?

— У него была диарея.

Не стоит мне все-таки пить немереными литрами холодное шоколадное молоко…

— А почему его мама не дала ему иммодиум?

— … Давай-ка поцелуй ее…

— Кого?

— Его маму, бабулю Луизу.

— Это которая?

— На той фотографии, что между бабулей и дедулей, который улетел на небо в Вердене и который тоже смотрит на тебя сверху, особенно когда ты не слушаешься.

Короче, когда госпожа Требла узнала, что я сплю в одной комнате с бабушкой и что все это не так-то просто, вид у нее стал такой, словно ей нужно минутку подумать. Я считаю, что подгонять Требла тоже не стоит, родители Амандины уже судились с ней, потому что госпожа Требла якобы не заметила, что их девочка чувствует себя все хуже и хуже. И пока госпожа Требла размышляла, как сделать так, чтобы мои родители не потащили ее в суд, я подумала, что в том, что все мертвые родственники бабушки нависли над моей головой, есть и свои плюсы, потому что в прошлую среду я, как всегда, не хотела есть мясо, а хотела съесть пюре и весь обед смотрела на небо и сосредоточенно просила, чтобы каждый мертвый проглотил вместо меня кусочек мяса. Ничего не получилось, но Соня заметила, что я все время смотрю в потолок и что-то шепчу, и сказала, что если я плохо себя чувствую, то в виде исключения могу оставить мясо и съесть только пюре.

В итоге, так как уже очень много народу следит за мной сверху, я попросила маму купить мне парусиновую шляпу, чтобы спрятать голову. Мама, должно быть, решила, что я сделалась вдруг благоразумной, и сказала:

— Я думаю, дорогая, что ты становишься совсем взрослой девочкой.

Я могла бы ей ответить, что нет, вовсе нет, все это для того, чтобы твоя мать не пялилась на меня сверху, но я решила соврать еще немножко:

— Не такая уж я взрослая, мама, просто солнце иногда бывает опасным, и солнечный удар может случиться даже в апреле.

Тут, я думаю, я немножко переборщила, и мама, кажется, заподозрила что-то неладное…

Под конец сеанса госпожа Требла сказала, что она, если я ничего не имею против, с удовольствием встретилась бы с моей мамой, чтобы предложить ей оставить мне мою комнату и поселить бабушку, пожилого уже человека, отдельно. Я ответила госпоже Требла, что я категорически против, потому что бабушка — не пожилой человек, а моя бабушка, и я ее обожаю. Мы с ней иногда страшно веселимся. У бабушки металлическая пластинка в бедре, потому что она попала в аварию или что-то там еще, поэтому она звенит на детекторе, и ей от этого очень смешно. Она говорит, что всякий раз, когда она летит на самолете, то из-за ее пластинки и вставных зубов весь аэропорт на ушах стоит.

Я так часто спрашивала ее, почему она всегда запирается в ванной и почему никогда не показывается передо мной голой, что однажды она вышла из ванной голая и сказала: «Ну что, лапка моя? Красивая у тебя бабушка?» Я засмеялась и больше никогда ни о чем ее не спрашивала. А главное, что хорошо с бабушкой, это то, что, когда мы вдвоем играем в карты, у нее все в очках отражается, и с ней, по крайней мере, я всегда в рами выигрываю.

Надо бы, конечно, закончить сеанс пораньше, пока еще не стемнело и пока мне не захотелось плакать.

Седьмой сеанс

Когда я увидела, что госпожа Требла загорела, как учитель физкультуры, я спросила ее, ходит ли она в солярий в салон «Красота 2000», туда, где я часто вижу госпожу Даниель, или же она уезжала в отпуск. Госпожа Требла ответила, что вопросы здесь задает она, но в виде исключения, поскольку она меня очень любит, она мне ответит:

— Я уезжала в отпуск, Рашель.

— Да? Куда?

— В Тунис, со всем своим семейством.

Этим она меня здорово ошарашила. Со всем своим семейством? В Тунис? То есть у нее есть муж? И дети? Нет, этого быть не может, представить госпожу Требла голую, в объятиях какого-нибудь парня, еще трудней, чем мою маму…

Нет, она, наверное, ездила со своими родителями, братьями и сестрами…

— Что случилось, Рашель? Ты о чем-то задумалась…

— Нет-нет… Просто подумала, что вы уже взрослая для того, чтобы ездить в отпуск с родителями…

Госпожа Требла сказала, что сделать это со своими родителями ей было бы весьма затруднительно.

— Да? Вы поссорились?

— Нет, Рашель.

— А тогда почему?

— Потому что они уже давно умерли, Рашель…

Тут повисла долгая пауза, а я про себя даже немного успокоилась насчет того, что, бывает, родители умирают, а со стороны это и незаметно… Никогда бы не подумала… Потом госпожа Требла воспользовалась случаем и спросила меня, где я провожу каникулы, если я, конечно, уезжаю на каникулы. Я ей ответила, что я в основном провожу каникулы в Нормандии, в маленькой деревушке, где постоянно идет дождь, где холодно и где часто темно даже тогда, когда должно быть светло. Утром в камине мы разжигаем большой огонь и читаем перед ним книги, а когда дождь прекращается, идем собирать улиток. А когда дождь не прекращается, тогда мы не идем собирать улиток. Иногда дрова отсыревают, и тогда огонь не горит, и иногда бывает, что я все книги уже прочла. Тогда остается только смотреть, как мухи какают на потолке, но это все равно лучше, чем слушать глупости шлюхи госпожи Даниель.