Причуды Саломеи, или Роман одной картины (Валентин Серов – Ида Рубинштейн) - Елена Арсеньева

Расставшись с мечтами о посте русского министра изящных искусств и растратив на подготовку своих постановок все имеющиеся у него чужие, кстати, деньги, Дягилев перед самым открытием своего первого сезона в Париже очутился в затруднительном положении.

Случай свел его в Петербурге с Идой Рубинштейн, женщиной, располагавшей крупными денежными возможностями и жаждавшей найти применение своей бездарности. Для Дягилева встреча эта была находкой, для Рубинштейн – тоже.

Благодаря денежным средствам, предоставленным Рубинштейн в связи с включением в труппу, Дягилеву удалось начать свой первый сезон в Париже.

Это единственный плюс в артистической деятельности Рубинштейн.

Нужно отдать Дягилеву должное, он оказался благодарным человеком и предоставил Рубинштейн условия контракта такие блестящие, каких никогда ни один высокопоставленный артист при дебюте не имел.

Рубинштейн обладала совершенно выдающейся внешностью. Серов запечатлел Рубинштейн на ставшем знаменитым портрете. Модель изображена обнаженной, но так мастерски, что она не кажется обнаженной. Перед нами – паукообразное, противное любому канону красоты создание, отнюдь не представляющее собой соблазнительное женское тело. Это скорее геометрическая схема или подобие энигматической[2] фигуры на египетских горельефах.

Дягилев со свойственным ему гением извлек, однако, из этих данных необычайный эффект.

Одним из первых балетов, представленных Дягилевым в Париже, была «Шахерезада». Исключительная постановка, а главное – Нижинский вызвали величайший восторг публики. В роли Зобеиды появилась Рубинштейн. Именно появилась! Она не играла. Она просто проходила в чудесном костюме через сцену, доминируя над всеми участниками балета своим ростом, ложилась на утопавшее в золотых тканях и пестрых подушках ложе и, застыв в царственной позе, наблюдала за поистине сказочно-прекрасным сценическим действием.

Кульминацией был эпизод, когда неожиданно возвратившийся с охоты султан Шахриар чинил расправу над своим разбушевавшимся гаремом. Тут Зобеида вставала во весь рост, и, покоренный одним видом девушки, властитель заключал ее в свои объятия.

Занавес. Фурор.

И правда, окруженная великолепными исполнителями, но бездействующая, Рубинштейн, по сути, не танцовщица, а мимистка, производила необычайное впечатление.

На следующий год Дягилев показал ее в «Клеопатре» Черепнина. И опять в смысле исполнения, играя роль, она не играла, а как бы присутствовала в общем действии. Вновь она явилась только видением, напоминавшим своей бирюзовой одеждой и синим париком голубые лотосы».

На минуточку отвлекаясь от цитаты, добавим, что именно Ида Рубинштейн ввела в моду цветные волосы.

«По одной роли судить артиста трудно и несправедливо. Но уже в следующей роли все его свойства, качества и недостатки обрисовываются вполне определенно. Так и в случае с Рубинштейн. Вторая роль давала право решать, что именно представляет собой исполнительница. Рубинштейн могла появляться лишь в роли красивейшего видения, но оставаться совершенно чуждой выразительному искусству.

Ни темперамента, ни характера».

Наталья Труханова, безусловно, права по-своему: Ида была как балерина бездарна и бесталанна. Однако она никого и не пыталась убедить в своем таланте! Она наслаждалась самим процессом пребывания на сцене, игры, участия в спектакле. И на мнение той же Трухановой и всех других Иде было просто на-пле-вать.

Тем паче что существовали и совершенно другие мнения о ее выходах на сцену и вообще о спектаклях, поставленных Дягилевым.

Его знаменитые «Русские сезоны» изменили представление высокомерной европейской публики о культуре России. Сначала Дягилев представил пять исторических концертов, составленных из произведений М. Глинки, П. Чайковского, Н. Римского-Корсакова, М. Мусоргского, А. Бородина, А. Лядова, А. Глазунова. В 1909 году были показаны балетные постановки – «Павильон Артемиды», «Сильфиды», «Клеопатра», в которых приняли участие звезды русского балета – Анна Павлова, Тамара Карсавина, Вацлав Нижинский, Михаил Фокин. До этого в Париже считали, что в России балета нет. Но с первых же спектаклей стало понятно, что он не только есть, но и далеко обогнал западный. «Русские сезоны» не только утвердили в умах европейцев значение русской музыкальной культуры. Нет никакого сомнения в том, что русский модернизированный балет оказал прямое влияние на современный французский балет.

Но постепенно Париж подустал от феерии русской живописи, русской музыки, русского пения, русского балета. Тут-то Дягилев и приготовил «жирную устрицу для гурмана». Вернее, не жирную, а очень даже постную. Но Ида Рубинштейн, безусловно, добилась желаемого эффекта именно своей нетрадиционностью и неклассичностью.

Когда критики писали о ее танцах, они отмечали статическую выразительность и «сладостно-окаменелую грацию». Фокин, например, хвалил Иду за то, что «большой силы впечатления она добивалась самыми экономными, минимальными средствами – сила выражения без всякого движения».

«Царица Египта постепенно лишалась своих покровов и предавалась любовному экстазу у всех на глазах, причем лишь в самый критический момент являлись услужливые придворные дамы, окружавшие занавесками ложе любовников». Гвоздь зрелища был в том, писал Александр Бенуа, что после обнажения являлась «не хорошенькая актриса в откровенном дезабилье, а настоящая чаровница, гибель с собой несущая». Рассказывали, что в зале стояла такая тишина, словно зрители давно покинули его. Между тем это было беззвучье шока! В рецензиях писали не об овациях: зал просто выл от восторга. Рубинштейн, как писали, буквально затмила выступавших одновременно с ней и Павлову, и Карсавину, и Нижинского, и Фокина.

Кстати, Вацлав Нижинский, танцевавший вместе с ней в «Шахерезаде», назвал Иду в этой роли совершенно бесподобной, хотя она, строго говоря, не танцевала, а лишь принимала на сцене эффектные позы в эффектных туалетах.

Ну да, фигурантка, гениальная фигурантка – в этом амплуа Ида Рубинштейн осталась единственной и неповторимой на всю жизнь.

И вот именно в эти дни, когда парижане уже не могли ни о чем говорить – только об Иде, все об Иде, когда в один день она стала знаменитостью века, когда она смотрела с реклам и афиш, с коробок конфет, с газетных полос – вся обворожительная, непостижимая, – в Париж приехал знаменитый русский художник Валентин Александрович Серов.

…Да, в это время он был уже знаменит. Жанром, в котором он преуспел более всего, являлся портрет. Рассказывают, что Серов подолгу сочинял «сюжет портрета»: поведение модели сначала подсказывало, диктовало ему самую эффектную мизансцену, после чего та же модель превращалась в актера, от которого режиссер-художник добивался искусной сыгранности этой мизансцены, точного попадания в заданный рисунок роли. Совершенно театральный подход к теме и модели!