Вот и свела нас судьба (детство в серых тонах)… (СИ) - Патман Анатолий

Потом, строгие требования к гимназистской форме вгоняли в сильную тоску не только меня, но и тётю Арину. Ведь она и так постоянно, хоть по чуть-чуть, но изменялась, потом, я постепенно рос, и с каждым годом мне требовалась новая форма. Ладно хоть мальчик! Девочке одежды точно потребовалось бы намного больше! Плохо, конечно, не иметь приличной одежды на все случаи жизни. Но, вообще-то, ученикам гимназий запрещалось появляться на улице и в разных общественных местах без ученической формы. Таков был устав, и за его соблюдением учителя следили строго. Вот и пришлось мне на приём и детский бал к Юсуповым явиться в ученической форме. Вдруг потом кто-нибудь доложит в гимназию? У нашей шестой гимназии фуражки были с малиновым кантом и, конечно, нас легко было вычислить среди других учеников и прочей ребятни. Да и «серебряные гербы» с лавровыми листами отличались. Хотя, у меня другой приличной одежды просто не имелось. Не было и обычной мещанской, а никак не дворянской и уж тем более не княжеской. Вон, у Юсуповых даже слуги были одеты лучше меня. Хотя, жаль, конечно, но получше и тёти Арины.

Правда, чтобы зря не портить дорогую ученическую форму, я её вне гимназии просто не надевал. А чтобы меня не узнавали случайно встреченные учителя, особенно классные наставники и прочие лица, пришлось научиться, особенно в этом году, специально красить лицо подходящими средствами, да и немного поработать над походкой. А одежда была самой простой, и оттого от детей простолюдинов я обычно не отличался. Вроде, прокатывало.

В нашей шестой гимназии учеников, имеющих такие высокие титулы, как у меня, не имелось. Только я. Ну и что князь? Всё равно ведь денег на как бы и достойную жизнь, соответствующую титулу, не было. А дети всяких богатых аристократов так вообще получали домашнее образование. Но мне это было недоступно. Что ни говори, для нас с тётей даже шестьдесят рублей в год за обучение в гимназии, это было немало. Ведь и на ученическую форму и прочие школьные принадлежности, и даже парадный мундир немалые траты приходилось делать! Хотя, много денег требовалось и на еду. Было ещё множество самых разных трат. Рублей двадцать-тридцать в месяц уходило только так.

Вот из-за своей бедности мы и снимали лишь небольшую квартиру из трёх комнат. Конечно, удобств никаких, но было терпимо. Главное, жить можно. Там, как и в гимназии, тоже аристократов с титулами не наблюдалось. Но, всё-таки, двадцать рублей в месяц за съём для нас с тётей было многовато. Но, вроде, пока обходились, да уже и привыкли, и просто некуда было податься. Или дорого, или условия ещё хуже. А здесь, вроде, даже как бы и в центре Петербурга. Вон, и дворец Юсуповых на берегу Мойки находился не так далеко к северо-востоку. Ещё дальше там запросто можно было дойти и до Адмиралтейства, так и до самого Зимнего Дворца! И набережной Невы. Чуть южнее и восточнее от нас находились Екатерининиский канал, за ним Сенная площадь, да ещё Сенный рынок. И как раз немного дальше и простиралась площадь Чернышева со зданием Министерства народного просвещения и нашей шестой гимназией.

В общем, пока выкручивались. Тётя Арина шила прямо на дому разную одежду и, бывало, в месяц зарабатывала и до полусотни рублей. Но это не всегда. Если только платья какие шить. Сильно облегчала ей труд ручная швейная машина «Зингер». Но и сидела она постоянно дома, и всё время кроила и шила. И нас самих полностью и качественно обшивала, и что-то и умудрялась зарабатывать. Но и на себя у неё времени не оставалось.

Ещё мне, как сироте, выплачивалась небольшая, полсотни рублей в год, часть от пенсии отца. Скромно, но что поделаешь? Хотя, и эти деньги для нас не являлись лишними. Всё-таки князь Павел Александрович Куракин дослужился до майора и штаб-офицера Владимирского пехотного полка. Ещё он достойно воевал в Восточной или Турецкой войне и был награждён разными орденами. Лишь двадцать лет прошло.

Но основные доходы, примерно под тысячу рублей в год, нам всё-таки давало небольшое имение Берёзовая горка, находящееся в верстах ста к юго-востоку от Петербурга, в Ново-Ладожском уезде. Кстати, выделенное бабушке Агнессе и моему отцу, почти нищим, самим императором Николаем Павловичем. Так-то, и жили мы с тётей Ариной в основном в столице, а летом ненадолго выезжали в имение. И, конечно, большинство личных вещей, оставшихся от моих родных, и нас самих, хотя, немногочисленные, хранились там. Сюда, в Петербург, мы почти ничего не привезли.

Мой дед, князь Александр Борисович Куракин, был знатным и влиятельным вельможей, близко знался с самими императорами Павлом Петровичем и Александром Павловичем, владел немалыми землями и богатствами, но он умер, когда мой отец ещё и не родился. И свою бабушку, княгиню Агнессу, ещё и немецкую баронессу фон Либендорф, правда, совсем небогатую, я тоже не застал. Она, к сожалению, ещё не достигнув и сорока, умерла лет за тридцать до моего рождения. Жаль, но после рождения мой бедный отец не был признан другими Куракиными и, главное, императором Александром Павловичем, оттого полностью остался без отцовского наследства. Да и потом не смог заработать ничего. Может, и не особо старался? Он, боевой офицер, так всю жизнь и прожил бедным. Хотя, ясно же, что честной службой заработать и выдвинуться не всегда можно.

К счастью, мой отец всё-таки женился, пусть только в тридцать восемь и лишь через пару десятков лет после смерти своей матери. Но, весь израненный во время боёв в Крыму, он имел не совсем крепкое здоровье и восемь лет назад, в начале зимы, подхватил какую-то заразу и умер. Вместе с моими старшими сёстрами Агнессой и Екатериной. Они тоже не выкарабкались. Отцу было пятьдесят лет, а сёстрам — лишь одиннадцать и восемь. Их я потерял в четыре года и оттого просто не помнил. А через пару лет вдруг заболела и, сильно ослабленная горем, угасла и моя мать Софья Васильевна. Ей было всего лишь тридцать четыре года. Больше всего мне было жаль именно её и своих сестёр. Хорошо, что мать я успел хоть немного запомнить. Она часто появлялась передо мной, конечно, в памяти, красивой и немного усталой, но ласковой и заботливой. Если бы все мои родные выжили, какие красавицы и милые сёстры у меня могли бы вырасти! Может, ещё и другие сестрички с братьями могли бы появиться! Вот такая печальная судьба у моих родных. У меня прямо слёзы на глаза наворачивались, но уже было поздно! Хотя, хорошо, что самому сильно повезло! Лишь чудом до сих пор живой!

В шесть лет я остался полным сиротой. Меня тут же забрала к себе младшая сестра моей матери Арина Васильевна. И, тем самым, тётя Арина спасла меня от верной смерти! Я вообще был сильно благодарен ей, да и всегда буду почитать наравне с матерью. Очень красивая женщина, точнее, ещё даже девица, просто в возрасте. Хотя, двадцать восемь лет всего! Многие мужчины только так на неё засматриваются! Получается, она так и не вышла замуж, и ведь именно из-за меня. Вроде, были всё же какие-то предложения руки и сердца. Но долг перед семьёй для неё оказался выше! И ещё тётя Арина была гордой и имела самое строгое поведение, и меня старалась воспитывать надлежащим образом.

Жаль, но и родители мамы и тёти Арины, заодно мои дедушка и бабушка Василий и Агриппина Переверзевы, тоже отошли в иной мир. А у дяди Афанасия и тёти Агриппы, их старших детей, живших где-то в Курской губернии, свои семьи, и у них и без нас забот было полно. Да, имелись у нас и другие родственники со стороны дедушки и бабушки, и немало, и довольно знатных и богатых, но толку от них никакого, и они нас так до сих пор за своих и не признали. Разве что вот Надежда Фёдоровна с дочкой Марией взяли нас с собой на приём и детский бал к князьям Юсуповым. И то ведь явно для создания себе благоприятного впечатления у других, тем более, такое изредка и приветствовалось. Ранее я тётю Надежду и Марию вообще никогда не видел. Только и слышал от тёти Арины, что где-то в Петербурге у нас знатная и богатая родня имеется. Но никто нас к себе не приглашал, а навязываться уж мы сами, особенно Арина Васильевна, не желали! Значит, я тоже могу оплатить разным нехорошим родственникам, не признающим нас за своих, точно таким же равнодушием. И, если смогу подняться, наверное, буду? Не знаю, вроде, особых подлостей нам пока не делали, но и такое пренебрежение забыть было нельзя.