Рафаэль Санти. Его жизнь и художественная деятельность - Семен Брилиант

В другой раз случалось ему, попав в замок, приобрести благоволение знатной дамы и получить хороший заказ. Так, в одном письме к другу он с удовольствием рассказывает о подобном случае, прибавляя, что этот заказ может повести за собой и другие, так как особа весьма влиятельна. Он еще не подозревал, какая обильная деятельность ожидала его в ближайшем будущем.

Особый интерес приобретают те произведения Рафаэля, на которых им самим означен год создания. Иногда он помещает внизу в складках чьей-нибудь одежды одно лишь «R» – начальную букву своего имени. 1504-м годом помечена картина «Обручение Марии», известная как «Sposalizio» (что и значит «обручение»). Вместе с тем это год вторичного посещения Рафаэлем Урбино и затем переселения его во Флоренцию. Картина приобретает, таким образом, особое значение как переходное явление в жизни Рафаэля, точнее говоря, как завершение пройденного до сих пор пути.

Рафаэль Санти. Обручение Марии. 1504 г. Милан, галерея Брера.

Оригинал этой картины украшает теперь галерею Брера в Милане, но первоначально написана была она для францисканской церкви в Чита ди Кастелла, и многочисленные старые копии ее находятся до сих пор в окрестных церквах, что указывает на то, как высоко ее тогда уже ценили. Но интерес возрастет еще более, если мы скажем, что в то время, когда Рафаэль писал эту картину, очень славилось подобное же произведение Перуджино в соборе его родного города. Поставили ли монахи условием заказа взять последнее за образец, подобно тому как в античном мире удачная статуя считалась как бы священным типом божества, или Рафаэль сам считал создание учителя совершенным, только юный гений, не страшась упрека в подражании, последовал в замысле за учителем. Однако в изображение храма и в расположение отдельных частей он внес столько своеобразия и гармонии, что превзошел учителя. Уже это его полотно отличается красотою форм и глубиною характеров.

Любовь к родине, привязанность к дяде, заменившему ему отца, и к родному городу, где находился также его собственный дом, с которым связаны были дорогие воспоминания, наконец, преданность герцогу и его супруге – все влекло Рафаэля домой. Политические события побудили его привести свое намерение в исполнение. Отдаленность Урбино от центра Италии – Рима – не спасла герцога от политических волнений, а крепкие стены и неприступное положение города и замка не защитили их от коварства знаменитого Чезаре Борджиа, сына папы Александра VI. Пряча под личиной дружбы коварные планы, герцог изменнически выгнал Гвидобальдо из его владений, и последнему едва удалось спасти жизнь бегством.

В 1503 году папа умер от яда, и при первом известии об этом жители Урбино с громкими криками «Фельтро! Фельтро!» (имя, служившее лозунгом восстания) взялись за оружие, выгнали солдат и приверженцев Борджиа и с торжеством вернули своего герцога.

В те времена каждый гражданин был солдатом и каждый солдат – гражданином. Интересы личности, партий, знатных лиц и герцогов были связаны тесно, переплетались невидимыми нитями, и не было человека, который бы совершенно равнодушно мог относиться к общественным и политическим делам. Вместе с герцогом Гвидобальдо явились в Урбино и все его друзья, для которых наступило счастливое время. Их радость и торжество были тем сильнее, что 26 дней спустя после смерти папы его место занял родственник герцога Урбино, Джулиано делла Ровере, которому под именем папы Юлия II суждено было играть значительную роль в истории Италии, в развитии Возрождения и, в частности, в личной жизни Рафаэля. Гвидобальдо посетил Рим и облечен был высоким званием гонфалоньера. Известие об этом по возвращении герцога домой вызвало большие празднества и церемонию передачи герцогу маршальского жезла. Рафаэль поторопился домой и ко двору.

Высокие почести и выражения любви со стороны граждан, конечно, были приятны герцогу, но ему предстояло еще поправить свои финансовые дела, которые после всех смут последнего времени были далеко не блестящи. Естественно поэтому, что покровительство талантам не могло еще проявиться в больших заказах.

Рафаэль, однако, во время пребывания в Урбино написал для герцога несколько небольших вещей. Из них одна, а именно «Христос на горе Елеонской», написана так тщательно, что, по словам известного биографа Рафаэля – Вазари, даже в миниатюрах не слыхана более тонкая работа кисти.

И здесь в замысле видно влияние Перуджино, хотя гораздо больше чувства красоты и понимания характеров. Так, голова и вся фигура коленопреклоненного Иисуса поражают зрителя выражением страдания и самоотречения, в то время как он с молитвой принимает смертную чашу из рук ангела. Прекрасно показаны живой, страстный характер Петра и кроткий, любовный тип Иоанна. В высшей степени характерно для самого Рафаэля, что наименее удавались ему типы обыденные, а также демонические. В фигурах Иуды-предателя и его вооруженных спутников слишком много достоинства, так что в лице Иуды трудно найти следы измены. Для чистой души художника была как бы закрыта область злых страстей, и весь мир видел он в светлом зеркале своих истинно христианских воззрений.

При дворе Урбино любимым предметом разговора было искусство, и у впечатлительного Рафаэля, конечно, голова должна была кружиться от одних рассказов знатных любителей о чудесах Флоренции, об античных статуях и произведениях Донателло, о Леонардо и Микеланджело. Он решил в душе при первой возможности посетить Флоренцию. Но и здесь, при дворе, немало было пищи для мысли и воображения. Присутствие поэтов – сонеты, импровизации и особенно воспроизведение отрывков из Данте устами искусных чтецов – оказало влияние на его мысль и чувство. Это влияние проявилось в написанном им для герцога изображении св. Михаила.

Главная идея – победа воина Христова над злыми чудовищами. Архангел изображен в полном блеске юношеской красоты и силы. Но меньшие изображения, окружающие главный сюжет – город гнева, погибающий в пламени, и другие, – относятся к различным местам Дантова «Ада». Темные, таинственно замаскированные фигуры – это те же лицемеры из 23-й песни, закованные в свинец; голые, обвитые змеями человеческие фигуры на другой стороне, у скалистой пещеры, – это воры, которых, по словам Данте, змеи будут жалить и мучить до тех пор, пока они во мгновение ока не превратятся в раскаленный пепел и не воскреснут опять для новых мучений.

От кисти Перуджино эта картина отличается, кроме характера и жизненности фигур, еще своеобразными светлыми красками, какие находят только у Рафаэля.

Флоренция в XV веке в лице Донателло, да Винчи и других упрочивает за собой первое место в искусстве под влиянием поэтов и гуманистов Возрождения. Влияние флорентийской школы распространяется на всю Италию, внося в искусство новое требование – изучения природы, в особенности тела и души человека. Требование это отвечает соответствовавшим эпохе настроениям умов и понятиям, установившемуся характеру личности и сильно возросшему вниманию к произведениям античного мира.