Потерянный разум. Интеллигенция на пепелище России - Сергей Кара-Мурза

Умиляет сам диапазон обид – от клейма «враг народа» до низкой ставки оклада15. Шестидесятники начали разжигать в интеллигенции самую примитивную ревность – ей, мол, недоплачивают. Все привилегии и оклады забрала себе номенклатура! Допустим, что так, но ведь интеллигенция, поддержав рыночную реформу, лишь ухудшила свое материальное положение. Надо же признать, что последовательно изменять ситуацию к худшему – глупо. Нельзя в случаях такой оплошности уходить от того, чтобы извлечь урок. Вот обычная история, о которой рассказали на учительской конференции: «В советское время министр республики Дагестан имел оклад 280 руб., а доцент 320 руб. В 2002 г. зарплата доцента составляла 1500 руб., а министра 8500 руб.»16.

Но здесь для нас главное – в утверждении Д. С. Лихачева, будто при советском строе «год от года в стране падал уровень культуры». Что он под этим понимает, каковы его критерии оценки этого уровня в динамике (как векторной величины)? Превращение страны, в которой 75 % населения было неграмотным, в самую читающую в мире страну – это падение или повышение уровня культуры? Для Д. С. Лихачева, судя по контексту его рассуждений, всеобщее образование несущественно, ибо оно означает изменение в жизни массы, а для него важна только жизнь элиты. Причем и в ее-то жизни упор у него делается на баланс «жалованья и унижений». Возможность для огромной массы людей приобщиться к творческой работе в качестве интеллигенции не считается у него культурной ценностью. Огромная масса людей? A-а, образованщина.

На фоне этой нелепой сословной элитарности «авангарда» удивительно неразумным, как-то по-детски наивным было само увлечение идеями перестройки со стороны людей, искренне тяготеющих к демократическим идеалам и даже впадающих в демократический фундаментализм (который выразился, например, в крайней нетерпимости к иерархии, к «номенклатуре»). Ведь перестройка очень быстро обнаружила свою суть именно как «номенклатурной революции». Именно номенклатура, имеющая все шансы сохранить и приумножить свои привилегии, обратившись в «новую буржуазию», и была мотором перемен, к которым скептически относилось большинство населения.

94 % «элиты» по сравнению с 44 % респондентов в массовых опросах 1993–1994 гг. были не согласны с мнением, что «было бы лучше, если бы в стране все оставалось, как было до 1985 г.». Но ведь эта элита в своем подавляющем большинстве и представляла собой старую номенклатуру и ее молодых приближенных17. И разве сильно расходятся векторы «старой» и «новой» элит в представлениях по главным вопросам? Авторы исследования «Ценностные ориентации советских и постсоветских элит» дали сравнение установок двух контингентов элиты и массового сознания на большой «карте». В целом она показывает очень большое сходство взглядов обеих привилегированных групп – и их резкий разрыв с взглядами населения в целом.

Это не так уж удивительно. Для нас здесь важнее другое. Если привлечь результаты других исследований ВЦИОМ, то видно удивительное сходство по главным вопросам установок интеллигенции (конца 80-х годов) и элиты. А значит, мы имеем эмпирическое подтверждение резкого отрыва мировоззренческих установок интеллигенции от «тела народа», от массы носителей нашей культуры. Вот над этим надо задуматься.

Назову два пункта, важных в программе перестройки и реформы, в которых разрыв выражен в наибольшей степени. Первый – это отношение к экономическому либерализму и роли государства. Выражено это в ответах относительно утверждения «Государство должно устанавливать твердые цены на большинство товаров» (население – «за», а элита «не согласна»). Второе утверждение более фундаментально: «Переход к рыночной экономике необходим для выхода из кризиса и процветания России». С ним согласны оба контингента элиты, но к нему очень скептически относится население в целом.

Авторы исследования делают вывод: «Как показывают опросы, в массовом сознании сегодня отмечается некоторая тенденция к изменению соотношения сторонников и противников продолжения реформ в пользу последних. Это значит, что динамика сознания элитных групп и массового сознания по рассматриваемому кругу вопросов разнонаправленна. В этом смысле ruling class постсоветской России – маргинален»18.

По большому счету, плевать нам на ruling class, этот прыщ можно сковырнуть. Беда в том, что стала маргинальной интеллигенция.

Перестройка в целом привела к тяжелому поражению рациональности. Сегодня наша культура в целом отброшена в зону темных, суеверных, антинаучных взглядов – Просвещение отступило. Поток мракобесия, который лился и льется с телеэкрана, настолько густ, что многие до сих пор удивляются, где же он копился, в каком овраге. Да и не только о телеэкране или желтой прессе речь. Проводником мракобесия становится школа.

И.Смирнов в «Русском журнале» от 4 июля 2004 г. пишет о том, что уже даже в учебной и методической литературе ставятся под сомнение общепринятые научные взгляды на происхождение человека и предлагается на уроках «уравновешивать» Дарвина религией, «выделяя сильные и слабые стороны двух мировоззренческих подходов». Он цитирует «методолога образования» М. Эдельштейна, который утверждает: «Преподавать и учить детей должны… скептики. Но скептики подлинные, то есть люди, способные усомниться в истине не только религиозной, но и научной, готовые объективно изложить все основные точки зрения, сознающие пределы разума, способные объяснить сущность эволюционизма и креационизма, не разъясняя при этом, что один о-го-го, а другой бяка-бяка. Более того, ученикам в школах и студентам в институтах не мешало бы рассказывать не только о физических законах и химических элементах, но и о Туринской плащанице, благодатном огне и мироточивых иконах»19.

Достаточно хорошо известно, что именно смешение, переплетение разных форм сознания (например, научного с религиозным) ведет к мракобесию, к подрыву обоих способов видения мира – потому и говорил Ницше, что оба типа мышления «должны лежать рядом, быть отделимыми и исключать всякое смешение». Смешение школы и университета, ставших механизмом передачи именно рационального знания и навыков мышления, с религиозным собранием как раз и создает питательную среду для химерического сознания, мракобесия. И это мракобесие стало в нынешней элите очень агрессивным. «Невежество становится действенным» – это важное явление в культуре времен смуты подметил М. Пришвин.

В конце 1994 г. в докладе на международном симпозиуме историк из ИМЭМО РАН В.Г.Хорос сделал вывод «о недостаточной готовности интеллектуальной элиты в России к реформам. Может быть, даже более резко: об явно обозначившемся интеллектуальном и во многом моральном банкротстве нынешней генерации российских реформаторов»20. Если бы это касалось только интеллектуальной элиты! Надо признать интеллектуальное банкротство интеллигенции в целом – как той социальной группы, которая стала главным проводником идей реформы в широкие слои общества.

Массовая утрата здравого смысла, способности критически оценивать утверждения, доверие к самым абсурдным обещаниям – все это стало нормой нашей общественной жизни. Люди грезили наяву, отвергали, иногда очень злобно, предупреждения, мешающие наслаждаться приятными образами близкого будущего, которые им рисовали идеологи. Не грузите меня! Полная свобода! Гласность не должна иметь пределов! Возвращение в цивилизацию! Общечеловеческие ценности! Постиндустриализм!

Политики считают, что если поток утверждений с шизофренической логикой пропитает все уровни общественного сознания, то граждане рано или поздно будут приведены в состояние, выражаемое старым принципом: «Верую, ибо абсурдно». Нас к этому уже почти привели. Вспомните, как перед выборами 2003 г. обочины шоссе покрылись плакатами со странными лозунгами. Одна партия так соблазняла избирателей: «Вместе мы – русские!» Наверное, немало ошарашенных водителей съехали в этих местах в кювет. В каком воспаленном мозгу родилась эта идея? Что она означает? Может быть, нам намекают, что если татарин, чукча и еврей вместе проголосуют за Народную партию, то на этот краткий миг станут русскими? А если русский не проголосует, то кем станет?

Другой плакат с агитацией за того же Райкова – вроде как примитивный детский рисунок большого зеленого танка – и надпись: «Нет насилию на телевидении!» Что хочет сказать Райков? Что его партия, пройдя в Госдуму, введет цензуру на телевидении? А что означает танк? Может, эта партия запретит фильм «Они сражались за Родину» или «Тихий Дон»? Эти фильмы – рекордсмены по показу насилия.

Чего же хочет этот Райков, зачем он так вульгаризирует проблему? Смысл известен – упрощение входит в привычку и ведет к отказу от скептического внутреннего вопроса, внутреннего диалога. Так и разрушаются инструменты логического мышления в сознании людей. Верую в Райкова, ибо абсурдно.